Меня разум помрачился, я не знаю, как быть. Уйду я - ты все мужу расскажешь,
Ты погибнешь, да и он с тобой. Никогда уж после такого срама ему не быть
Депутатом. Останусь - ты будешь думать, что из-за меня погиб твой сын, и
сама умрешь от горя. Ну, хочешь, попытаемся, - я уйду? Хочешь, я наложу на
себя наказание за наш грех и уйду от тебя на неделю? Уйду и скроюсь совсем,
туда, куда ты велишь. Ну хоть в аббатство Бре-ле-о? Но поклянись мне, что ты
ничего без меня не будешь говорить мужу. Ты только подумай: если ты скажешь,
Мне уж нельзя будет вернуться.
Она обещала; он ушел, но не прошло и двух дней, как она вызвала его
Обратно.
- Без тебя мне не сдержать клятвы, которую я тебе дала. Если тебя не
Будет здесь, если ты не будешь постоянно приказывать мне взглядом, чтобы я
Молчала, я все расскажу мужу. И каждый час этой невыносимой жизни мне
Кажется за день.
Наконец небо сжалилось над несчастной матерью. Постепенно Станислав
Начал поправляться. Но покой уже был нарушен, она теперь сознавала всю
Чудовищность содеянного ею греха и уж не могла обрести прежнего равновесия.
Угрызения совести не покидали ее, и только теперь они стали для нее тем, чем
Неминуемо должны были стать для чистого сердца. Жизнь ее была то раем, то
адом: адом, когда она не видела Жюльена; раем, когда она была у его ног. И
Теперь уже не обманываю себя ни в чем, - говорила она ему даже в те минуты,
Когда, забываясь, всей душой отдавалась любви. - Я знаю, что я погибла,
Погибла, и нет мне пощады. Ты мальчик, ты просто поддался соблазну, а
Соблазнила тебя я. Тебя бог может простить, а я теперь проклята навеки. И я
Это наверное знаю, потому что мне страшно, - да и кому бы не было страшно,
когда видишь перед собой ад? Но я, в сущности, даже не раскаиваюсь. Я бы
Опять совершила этот грех, если бы все снова вернулось. Только бог не
Покарал бы меня на этом свете, через моих детей, - и это уже будет много
Больше, чем я заслуживаю. Но ты-то, по крайней мере, ты, мой Жюльен, -
восклицала она в иные минуты, - ты счастлив, скажи мне?! Чувствуешь ты, как
я тебя люблю?"
Недоверчивость и болезненная гордость Жюльена, которому именно и нужна
Была такая самоотверженная любовь, не могли устоять перед этим великим
Самопожертвованием, проявлявшимся столь очевидно чуть ли не каждую минуту.
Он боготворил теперь г-жу де Реналь. "Пусть она знатная дама, а я сын
Простого мастерового - она любит меня... Нет, я для нее не какойнибудь
лакей, которого взяли в любовники". Избавившись от этого страха, Жюльен
Обрел способность испытывать все безумства любви, все ее мучительные
Сомнения.
- Друг мой! - говорила она ему, видя, что он вдруг начинает сомневаться
В ее любви. - Пусть я, по крайней мере, хоть дам тебе счастье в те немногие
Часы, которые нам осталось провести вместе. Будем спешить, милый, быть
Может, завтра мне уже больше не суждено быть твоей. Если небо покарает меня
В моих детях, тогда уж все равно, - как бы я ни старалась жить только для
Того, чтобы любить тебя, не думая о том, что мой грех убивает их, - я все
Равно не смогу, сойду с ума. Ах, если бы я только могла взять на себя еще и
Твою вину, так же вот самоотверженно, как ты тогда хотел взять на себя эту
Ужасную горячку бедного Станислава.
Этот резкий душевный перелом совершенно изменил и самое чувство Жюльена
К его возлюбленной. Теперь уже любовь его не была только восхищением ее
Красотой, гордостью обладания. Отныне счастье их стало гораздо более
Возвышенным, а пламя, снедавшее их, запылало еще сильнее. Их словно
Охватывало какое-то безумие. Со стороны, пожалуй, могло бы показаться, что
Счастье их стало полнее, но они теперь утратили ту сладостную безмятежность,
То безоблачное блаженство и легкую радость первых дней своей любви, когда
все опасения г-жи де Реналь сводились к одному: достаточно ли сильно любит
ее Жюльен? Теперь же счастье их нередко напоминало преступление.