Часть 1. Гайки, шестеренки 3 страница
[Архивы. 13:34]
Карл устало потёр глаза: от букв и цифр в них уже рябило. И, как обычно, за несколько часов, проведённых в архиве Управления, он не нашёл абсолютно ничего.
Маленькое, похожее больше на военный бункер здание архива располагалось отдельно от управления, в таком же бедном окраинном районе, как тот, где Ларкрайт снимал квартиру, но на противоположном конце города. Со времён Крысиного Рождества материалов накопилось столько, что держать их в порядке было просто невозможно. Нераскрытые дела, фотографии из картотеки преступников, старые видеоплёнки с записями следственных экспериментов — всё это загромождало ящики и стеллажи, покрываясь пылью.
Сотрудница архива, толстая и добродушная фрау Вебер, первое время пыталась помогать Карлу с поиском, но вскоре махнула на это рукой: даже она не могла навести порядок в собственном мирке, куда уже лет десять никто не заявлялся со служебными проверками. Поэтому когда молодой человек приходил, она обычно здоровалась и вальяжно удалялась в маленькую дальнюю комнату к чайнику и любовным романам, предоставляя Ларкрайту возможность самому разбираться в груде коробок и бумаг.
Сегодня он читал протоколы осмотров родителей «крысят» — их проводил НИИ Леонгарда. Данные были записаны в стандартизированной форме: «Признаков насильственной смерти нет, остановка сердца вызвана неизвестным нервным импульсом. Ядовитых или наркотических веществ в организме не обнаружено». И «Труп лежал…»
Дальше начиналось некоторое разнообразие: кого-то находили на улице, кого-то — прямо в доме, кого-то — на расстоянии от него: обычно это были люди, только что вышедшие в магазин или к соседям. И вот тут…
Карл неожиданно вздрогнул, раскрыв два протокола на последних страницах. Его взгляд скользнул по почти в точности повторяющемуся описанию и остановился на графе «предполагаемое время смерти». В листе, описывающем тело Карины Варденга, стояло «между 5:30 и 6:00 утра». А в протоколе с информацией о смерти некоего Тома Вайеса отчётливо значилось «8:25» — это время подтверждал бездомный, мимо которого мужчина проходил точно в тот момент, когда его затрясло, скрутило и какой-то «дьяволовой» (по словам свидетеля) силой швырнуло на снег.
Карл снова перечитал материалы. Карина Варденга в предполагаемое время смерти находилась со своим мужем и дочерью — она готовила индейку. А Том Вайес находился где-то в квартале от своего коттеджа, где спали его дочери-близняшки…
Ларкрайт начал смотреть другие дела. Уже через десять минут он обнаружил достаточно простую закономерность: чем дальше находились от детей родители, тем позже они умирали. То же заключение он сделал, просмотрев дела по «второй волне» смертей.
Некоторое время Карл задумчиво смотрел на бумаги. Обнаруженные совпадения ни о чём ему не говорили. По крайней мере, пока. Наверно, стоило рассказать об этом Рихарду… а может, поговорить с Чарльзом Леонгардом как с медиком, занимавшимся выяснением обстоятельств массовой гибели родителей? Но если Ланн узнает об этом, то Карлу не поздоровится. Комиссар не доверял доктору, а комиссар редко ошибался.
Ларкрайт снял копии с нескольких протоколов, спрятал их в сумку и вышел в коридор. Спайк тут же вскочил и завилял хвостом: за это время он успел изгрызть картонную папку, забытую фрау Вебер. Инспектор поспешным пинком отправил испорченные документы под шкаф и вместе с псом покинул здание.
Улица встретила его серостью и моросящим дождём — от утреннего чахлого солнца не осталось и следа. Спайк с лаем понёсся по дороге: настроение у него было намного лучше, чем у хозяина. Карл слегка ускорил шаг, ему хотелось поскорее вернуться в свою квартиру. И он был благодарен Рихарду за то, что тот позволил ему не возвращаться на работу вечером, а прийти только следующим утром.
Чтобы добраться до своего дома, Карлу нужно было почти час ехать по линии наземного метро. Таких веток было всего две, и только они прорезали город почти насквозь, начинаясь в одних нищих окраинных районах и заканчиваясь в других — столь же нищих. Хотя, в общем-то, теперь уже почти все районы города можно было назвать нищими.
Спайк перепрыгнул через низкий турникет и остановился у ведущей на платформу лестницы. Ларкрайт мельком глянул на дремлющую в своей будке пожилую смотрительницу и бросил в специальную щель медный жетон, звякнувший где-то в железных недрах допотопного механизма.
Высокая платформа продувалась всеми ветрами. Дождь усилился, Карл спрятал нос в воротник и ссутулился. Голова у него немного кружилась от почти бессонной ночи и плохого алкоголя. Он на пару секунд опустил веки, а, вновь открыв глаза, неожиданно увидел, как далеко впереди, за станцией, по дороге несётся чёрный автомобиль на огромных красных колёсах. Такая машина — неуклюжая, но мощная, собранная из деталей множества других, как Франкенштейн из частей тела разных людей, — была на его памяти всего одна. И она принадлежала Котам. Ларкрайт нахмурился: возвращение этих двоих в город не сулило ничего хорошего. Никому, а особенно «крысятам». Вот об этом точно нужно было предупредить Рихарда: Джина и Леон Кац стояли в его личном списке врагов на втором месте — после Чарльза Леонгарда.
Но слишком долго думать о Котах он не смог: глухое гудение сообщило о прибытии поезда — как всегда почти пустого в это время. Карл на всякий случай придержал Спайка за ошейник, вошёл в вагон и, опустившись на сиденье, повернулся к мокрому окну. Некоторое время смотрел сквозь пелену дождя на дома, потом отвёл взгляд. Откинулся на спинку, вытянув ноги, и прикрыл глаза. Краем уха услышал недовольное ворчание Спайка, а потом звук, будто что-то тяжёлое упало на сидение. Он приоткрыл глаза… это запрыгнул пес и улегся рядом, немного поцарапав обивку лапами. К счастью, в вагоне не было людей, и никто не стал возмущаться по этому поводу. Хотя желание возмущаться обычно исчезало, стоило взглянуть на форменное пальто Карла.
Глаза у Ларкрайта слипались, и, как он ни старался держать их открытыми, ему этого не удавалось. Он ощутил, что голова сама клонится вниз, и в последний момент подхватил свалившиеся очки. Мелькнула неожиданная мысль: Рихард был бы рад, если бы они разбились, эти очки его раздражали. Тем более, комиссару было известно, что Карл неплохо видит и без них. Но всё же для того, чтобы выстрел по дальней цели был максимально точным, зрение было недостаточно острым. А стрельба могла понадобиться в любой момент. И к чёрту Рихарда с его привычкой придираться ко всему, особенно если это «всё» имело отношение к Карлу. Инспектор нахмурился и начал тереть пальцами виски — уже не столько борясь со сном, сколько пытаясь выкинуть из головы комиссара.
Задумавшись, Карл чуть не проехал свою станцию, но объявление безэмоционального и бесполого голоса вернуло его в реальность. Он быстро вскочил, шлёпнул по загривку Спайка, вышел из вагона, спустился с платформы и пошёл по улице. Пёс трусил рядом, постоянно забегая вперёд и бесцеремонно обнюхивая редких встречных прохожих. Возле подъезда он остановился и, задрав морду, стал наблюдать, как инспектор набирает код — тому даже показалось, что пёс пытается запомнить цифры.
В подъезде кто-то вновь вывернул почти все лампочки. Карл поднялся на второй этаж, ощупью открыл дверь и вошёл в квартиру — тихую, не многим более светлую, чем лестничная площадка, и почти лишённую мебели. Комнат тут было две, хотя вторая размерами едва превышала чулан, и обычно Ларкрайт туда даже не заходил.
Захлопнув дверь, инспектор наконец позволил себе тяжело привалиться к стене коридора и сползти по ней на пол. Это уже вошло в привычку — некоторое время сидеть в темноте, поджав колени к груди и запустив в волосы пальцы. Так он «сбрасывал» накопившиеся мысли и эмоции. Вернее, пытался сбросить.
Но сейчас это не помогло, Карл встал, щёлкнул выключателем — загорелась лампочка в комнате — и отправился в душ, на ходу включая радио, но даже не прислушиваясь к его бормотанию.
Стоя под струями относительно тёплой воды, он пытался не думать. Но мысли метались — от комиссара к Вэрди. Снова к комиссару. И куда-то очень далеко. Домой.
Карл взглянул в прямоугольное зеркало и снова увидел следы старых ожогов на плечах. Ему тогда очень сильно повезло, что Рихард оказался рядом и вовремя вытащил его из огня. Ведь это была случайность, самая настоящая. И если бы не она…
Он резко выпрямился, в последний раз посмотрел на своё отражение и, завернувшись в полотенце, вышел в коридор.
Радио продолжало бормотать, кажется, что-то о погоде. Спайк хрустел остатками корма на кухне. Настенные часы, оставшиеся от прежней хозяйки квартиры, гулко пробили три часа. Казалось, всё было обычным, вот только…
Сквозняк. Очень странный, похожий на чьё-то дыхание, но продирающий до костей. Карл поёжился. Ему показалось, что пол под его ногами дрогнул. Отступив на шаг, инспектор, сам не зная, зачем, вынул из кармана пальто пистолет: сегодня он решил нарушить устав и не стал сдавать его. Ларкрайт внимательно огляделся и тихо спросил:
— Кто здесь?
Невесомая ладонь коснулась плеча. Карл резко обернулся и… шарахнулся назад.
Высокая седая дама в голубом дождевике маячила в нескольких сантиметрах над полом. Сквозь даму виднелись окно и тумба с маленьким черно-белым телевизором. Инспектор замер, потом потёр глаза. Видение никуда не исчезло, продолжая покачиваться. Губы разомкнулись, и Карл услышал голос:
— Идите за мной. Я не причиню вам вреда.
— Куда? — прошептал он, медленно и осторожно подходя и придерживая полотенце на поясе. — Прямо сейчас?
Дама заметила его жест и неожиданно улыбнулась, заливаясь лёгким чахоточным румянцем. От этого Ларкрайту вдруг стало спокойнее: раньше он никогда не встречал живых мертвецов, но что-то подсказывало ему, что злобные призраки-убийцы не краснеют. Он подошел к шкафу и начал одеваться, в глубине души надеясь, что к тому моменту, как он закончит, привидение куда-нибудь пропадёт.
Но когда он обернулся, дама всё ещё витала на прежнем месте:
— Нам надо спешить. Идёмте.
— Куда?
— Нет времени, — она уже выплывала в коридор. — Ей нужна помощь.
— Кому?
Ларкрайт последовал за ней и тут же услышал лай Спайка: тот выскочил из кухни, подпрыгнул, попытавшись схватить даму за край дождевика, и неуклюже впечатался боком в стену. Карл придержал его за холку, с невольным удивлением отметив, что пёс совершенно не боялся: ему просто хотелось поиграть с незнакомкой.
— Куда мы идём?
Дама уже не стала тратить времени на ответ и просочилась сквозь входную дверь. Секунду или две Ларкрайт колебался, потом решительно отодвинул засов, выпустил пса и сам вышел на лестничную площадку.
На улице по-прежнему шёл дождь, и стало ещё темнее. Но прохладное голубоватое мерцание инспектор увидел почти сразу. Дама вела его через улицу в сторону окраин. Вздохнув, Карл последовал за ней. Оставалось только надеяться, что она не ведёт его к другим, куда менее дружелюбным, духам.
Маленькая Разбойница
[Городскиe улицы. 17:47]
В логове Ала не оказалось. Я ждала его около часа, постепенно начиная волноваться. Потом переоделась в привычную одежду и, жалея, что не попросила Сильву задержаться, отправилась обратно в город.
Несколько мальчишек рвались отправиться на поиски Алана вместе со мной, но меньше всего на свете мне хотелось, чтобы потерялся кто-то ещё, а такая вероятность была всегда. Особенно сегодня, когда о нашем визите в магазин наверняка знала уже вся округа. И я пошла одна.
Поравнявшись со щитом, я накинула на голову свой ушастый капюшон. Мне предстояло перемещаться, не привлекая к себе внимания, и красная толстовка плохо подходила для этого… но другой сухой одежды у меня не было. И я решила, что яркость сыграет на руку: давно поняла, что чем старательнее скрываешься, тем с большим любопытством за тобой наблюдают и наоборот.
Возле магазина я Алана не обнаружила, как не обнаружила его и на соседних улицах. Людей тут вообще было не много — все либо прятались в домах, либо работали ближе к центру.
— Ал! — на всякий случай позвала я и, разумеется, ничего не услышала.
Я дошла до ближайшего полицейского участка — если Ала поймали, он должен был тут засветиться. И наверняка бросил бы где-то шестерёнку — именно их он всегда оставлял, когда хотел предупредить о чём-то. Шестеренки я не увидела, зато заметила — двое «быков» курили на крыльце, обсуждая какую-то футбольную команду. Я некоторое время прислушивалась, прячась за углом, но вскоре решила продолжить поиски.
Куда Ал мог пойти? Зная его — куда угодно. От продуктового магазина до склада с динамитом, если таковые в городе ещё были. А может, его снова потянуло в НИИ искать неприятности? Или…
Низкий рёв прервал мои размышления. Из-за большого дома вылетел огромный чёрный автомобиль на красных колёсах и резко затормозил, раскрошив асфальт. Я шарахнулась в сторону и сразу поняла, на кого нарвалась. Коты.
Леон и Джина Кац тоже относились к нашему, «крысиному» поколению. Вот только на момент Рождества им обоим уже было по восемнадцать лет. Они жили в одном из окраинных деревянных домов, с какой-то глухонемой бабкой, которая даже не приходилась им родственницей и умерла за пару дней до того, как всё случилось — вина близнецов в этой смерти доказана не была.
Может, благодаря этому за Джиной и Леоном никто никогда не гонялся. Зато сами они гонялись за нами и во времена охоты на детей получали за это приличные деньги. Потом, усилиями того полицейского, Карла Ларкрайта, и его приятелей-журналистов, Госпожа Президент остановила охоту и выдворила близнецов из столицы. С тех пор мы не видели их и надеялись, что они благополучно сдохли в какой-нибудь канаве. Но теперь парочка вернулась и, кажется, с вполне определёнными целями.
Точно каким-то чутьём, они всегда находили места, где мы прятались, и обожали долгие преследования. И если широкий, мощный Леон обычно ограничивался одним ударом, то малышка Джина была садисткой — использовала в качестве оружия длинный хлыст.
Однажды, когда она пыталась поймать нас с Алом, он каким-то чудом увернулся от неё, и конец хлыста слишком резко вернулся к хозяйке. Джина лишилась глаза — с тех пор она носила на лице повязку. И за это она пообещала выпустить Алу кишки.
Дверца машины распахнулась, Джина выпрыгнула на мокрый асфальт. Она двигалась легко и действительно напоминала кошку. Я вжалась спиной в стену, стараясь не дышать. Только бы они не заметили! Девушка остановилась, поправила собранные в пучок тёмные волосы и обернулась к брату:
— Жди.
Ответа я не услышала. Леон вообще говорил очень мало. Они с Джиной называли себя «близнецами». Но чёрта с два, чтобы я в это поверила. Она была тоньше его раза в два и казалась младше. А он сложением напоминал медведя. И что-то подсказывало мне, что их отношения не были братско-сестринскими.
Джина прошлась вдоль дома, остановилась и набрала какой-то номер на мобильном телефоне:
— Мы в городе.
Ей что-то ответили:
— Уже сегодня? К чему такая спешка? Никуда они не денутся. Поймаем сколько нужно. Только смотрите, мы не меняем расценок. Пять тысяч марок за одного.
Я напряжённо прислушивалась: о чём это она говорила, интересно… не Ланна ли мы вывели из терпения, что он решил нанять Котов для охоты?
Задумавшись, я не заметила, как Джина оказалась в опасной близости от меня. Ещё некоторое время она говорила, потом убрала телефон и… резко появилась из-за угла:
— Привет, сестрёнка, — сказала она.
К привычному обращению она добавила удар в челюсть, от которого у меня подкосились ноги. Здороваться в ответ я не стала: резко рванула вперёд, стараясь на бегу прийти в себя. Несясь по улице, я услышала: «Леон, гони!»
Второй раз за день я убегала. Нога по-прежнему ныла, а улица, как назло, была широкой. Поэтому вскоре я без особого удивления различила за спиной рёв мотора. Огромная машина пёрла, как настоящий танк. Я надеялась, что Коты хотя бы не будут стрелять, и лихорадочно искала глазами какой-нибудь проулок. Сердце уже билось где-то в горле, а грудь сильно болела. И почему-то впервые пришла мысль: ну почему всё это происходит именно со мной? Есть хоть кто-нибудь… кто защитил бы меня? Кто захотел бы защитить?
Я встряхнула головой. Таким как я не стоит тратить время на то, чтобы жалеть себя. На глаза попалась узкая улочка — и я свернула туда, надеясь, что она не приведёт меня в тупик. Я не сомневалась, что Джина обязательно рванёт вдогонку, но я могу выиграть хотя бы минуту, чтобы убежать подальше.
— Постой, детка! Мы просто отвезём тебя к доктору!
«Сама сходи к доктору, тварь», — подумала я, но промолчала: голос доносился издалека, и пусть она думает, что я ещё дальше. Я свернула в ещё один закоулок, потом проскочила в какую-то подворотню и, промчавшись через безлюдный двор, вынырнула с другой стороны. Полминуты постояла, собираясь с силами, и метнулась в следующий проулок — неожиданно короткий. Точнее, я поняла, что он был короткий, уже оказавшись на грязной мостовой и услышав за спиной ворчание мотора.
Это не была машина Котов, что не помешало ей мчаться на меня, не сбавляя скорости. Я почувствовала удар в бок: автомобиль задел меня и унёсся ещё до того, как я рухнула в грязь.
«А ведь я обещала вернуться...», — подумала я, закрывая глаза.
Комиссар
[Квартира Рихарда Ланна. 15:35]
— Папа, обещаешь? Ты приедешь?
Голосок Аннет, казалось, не только звучал в трубке, но и заполнял всю комнату. Рихард устало улыбнулся:
— Хорошо, воронёнок. Я постараюсь.
— Мы с мамой очень ждём.
— Не думаю, что мама меня ждёт, — мягко возразил Рихард.
Аннет на том конце провода вздохнула и заговорила так, будто объясняла что-то очень глупому человеку:
— Ну ладно… я жду. Я соскучилась, я тебя вижу раз в год.
— Я постараюсь, воронёнок, — Ланн почувствовал привычную усталость. — Если доберусь до вас через такой снег и если мне не придётся задержаться на работе. Знаешь же, в Рождество всем хочется домой.
— А тебе не хочется?
— Хочется, милая.
На этот раз Рихард не соврал. Домой ему хотелось. Вот только старый дом в пригороде, где жила его бывшая жена с дочерью, он давно уже перестал считать своим. И ничего удивительного, что в ту ночь он так и не приехал, понимая, что очередной порции осуждающих взглядов Виктории Ланн просто не выдержит: сорвётся, наорёт, напугает дочь — единственное существо, которое хотя бы пыталось его любить, и которое он также пытался любить.
Его доконала тяжёлая работа, связанная с резким всплеском преступности: страну, готовившуюся выбирать нового президента, лихорадило. И лучше было немного расстроить Аннет, чем совсем испортить ей Рождество.
— Воронёнок, не сердись … завтра ты найдёшь под ёлкой подарок.
Книги. Много-много дорогих книг из лучшего магазина — весь длинный список, который Аннет составила за год. Она обожала книги. И прежде, чем читать, нюхала их страницы, становясь в такие минуты похожей на маленького зверька.
Аннет его простила. Она всегда его прощала. И Рихард прямиком отправился домой. Рождество он провёл в обществе бутылки хорошего виски. И просто отключился, выпив лишь половину. А под утро был этот звонок.
Он с трудом нашарил трубку и теперь всё никак не мог понять, что случилось.
— Рихард она убивает меня…
— Кто? — тряся головой, спросил он.
— Эта девчонка… помоги…
— Виктория, что за…
— Помоги, Рихард! — голос у неё прыгал, точно воздух то попадал в лёгкие, то почему-то не находил туда дороги. — Они рвутся. Он был прав! Я чувствую. Я…
И тишина. Напрасно Ланн звал жену по имени. А потом…
— Папа… — голосок в трубке звучал очень глухо. — Прощай.
Гудки. На секунду Рихарду показалось, что у него сейчас остановится сердце. Но ждать, случится это или нет, он не стал. Быстро набрал сначала номер скорой, потом номер полиции. Мельком глянул на часы: было ровно 5:23 утра.
Больше он никогда не видел свою дочь.
Рихард вздрогнул и потёр лоб: сон-воспоминание был не самым приятным. Настолько, что раз за разом он просыпался в холодном поту.
С некоторым усилием он встал с дивана и уже собирался поставить на плиту чайник, когда раздался звонок в дверь. Рихард, мысленно проклиная всех, вышел в коридор и, как обычно не глядя в глазок, отодвинул засов.
— Привет, Ричи.
На пороге, улыбаясь, стояла Госпожа Президент. В руке она держала большой пакет, из которого торчала палка колбасы. Рихард усмехнулся:
— Зравствуй, Гертруда. Ты по-прежнему уверена, что я голодаю?
Она окинула его взглядом: от голого торса — по дому он всегда ходил только в старых джинсах — до пальцев босых ног:
— Судя по тому, что ты по-прежнему не разжирел и в прекрасной форме, я не далека от истины. Впустишь?
— А родина? — хмыкнул он, оглядывая дорогой костюм и безукоризненную причёску, никак не желавшие сочетаться с дешёвым магазинным пакетом.
Она молча сделала шаг, оттеснила его бедром и вскинула брови:
— Родина подождёт. Президент устал.
Это она говорила всегда.
Карл знал Гертруду Шённ уже почти сорок лет — с младшей школы. Она была его лучшим другом — в классе, в университете, в полицейском управлении, куда они вместе пришли работать. Потом был недолгий период абсолютного, казалось бы, счастья, — они одновременно влюбились, завели детей и стали дружить семьями. Казалось, всё должно было так и остаться… а вместо этого пошло под откос, но об этом Ланн вспоминать не любил.
Потом в один прекрасный день Гертруда ушла в политику. Рихард толком не знал, какими дорогами она поднималась наверх так быстро, но примерно догадывался, с чего именно Гертруда начинала: она всегда была красивой. И такой же дьявольски умной. Поэтому Ланн уважал её — ведь совсем не легко проделать путь от домохозяйки до президента. А она проделала. Хоть и осталась в итоге на развалинах. Впрочем, на развалинах они теперь были вместе. Трое из четверых. Четвёртая умерла.
И со студенческих времён они, встречаясь, всегда пили пиво и ели бутерброды с колбасой. Менялось время, менялись любовники Гертруды, прибавлялось седины в волосах Рихарда… но это оставалось всегда.
Вот и сейчас он сидел за столом, наблюдая за ножом в её руках. И думал о том, что, наверно, он единственный человек в стране, кому Госпожа Президент специально нарезает колбасу такими толстыми ломтями. Гертруда Шённ улыбнулась:
— Как работа? Выматывает?
— Ничего, — он неопределённо пожал плечами и открыл две стоящие на столе бутылки пива. — Бывало хуже. А… твоя?
— Сам видишь, — голос звучал тускло и безнадёжно. — Я на ней сдохну.
Она разложила горку бутербродов прямо на широкой деревянной доске и села напротив Рихарда. Он протянул руку и накрыл её маленькое запястье ладонью:
— Нет, старушка. Не допущу.
Она рассмеялась, качая головой, и отпила пива. Со вздохом заглянула в горлышко бутылки, точно ожидая увидеть там возможное решение своих проблем, и медленно начала, подаваясь вперёд:
— Рихард… Служба разведки мне кое-что сообщила…
— У тебя всё ещё есть служба разведки? — с невольным удивлением спросил Ланн.
Она откусила сразу половину бутерброда, некоторое время жевала, осуждающе глядя на комиссара, и наконец гордо произнесла:
— У каждого президента есть служба разведки. Так вот… Наши западные друзья засылают к нам шпиона. Точнее, собираются. В ближайшее время. Псевдоним — Красная Гроза.
— Красная, говоришь? — заинтересованный Рихард даже отставил бутылку. — В таком случае ты уверена, что друзья западные?
— Более чем. Но ты верно угадал, наш гость из бывших.
— И ты желаешь, чтобы я отследил его появление и застрелил раньше, чем он что-то разнюхает? Для этого у тебя есть служба…
— Нет, Рихард… — она усмехнулась. — Я хочу, чтобы этот человек попробовал сделать именно то, для чего его и отправляют. Попался мне. Я хочу приручить его.
— Дальновидно, — Рихард, немного успокоившись, одобрительно улыбнулся: — Свой чужой шпион никогда не помешает. А когда ожидается гость?
— Пока не знаю. Скоро. Но пока забудь о нём, — она отодвинула доску и, положив руки на стол, опустила на них голову: — Как же у тебя одиноко, Рихард… Как ты тут живёшь? Заведи себе кого-нибудь. Девушку… — на лице появилась хитрая улыбка, — или хоть собаку.
— Не надо, — коротко сказал Ланн.
На секунду изящные брови удивлённо приподнялись. Потом Госпожа президент снова улыбнулась и вздохнула:
— А ты не меняешься. Мой большой злой волк.
Она отошла к окну. И только тогда, обернувшись через плечо, спросила:
— Как там Карл? Ты не жалеешь, что он теперь твой помощник? Не обижаешь?
Рихард потянулся за сигаретами. Ответить ему было нечего. Гертруда Шённ по-прежнему наблюдала за ним. Потом вернулась к столу, наклонилась, почти вплотную приблизив губы к его лицу, и прошептала:
— Я люблю тебя, Рихард. Очень. Но если я узнаю, что…
— О чём ты?
Она выпрямилась, не сводя с комиссара взгляда:
— О том, что людей не спасают из огня, чтобы потом издеваться над ними. А я очень хорошо знаю, как ты умеешь последнее. Ричи, не забывай, к этому человеку у меня особое отношение. Ты ведь помнишь, кем был его отец. Так вот, если с герром Ларкрайтом что-то случится по твоей вине… или по чьей-либо ещё, а ты не помешаешь… я убью тебя. Припомню все мелкие нарушения устава, которые ты допускал, и их будет достаточно для расстрела. После этого я продолжу тебя любить, но тебе уже будет всё равно.
Он невольно улыбнулся:
— Не горячись. Я стараюсь. Просто с ним тяжело.
Гертруда смотрела сверху вниз:
— Какой ты всё-таки дурак, Рихард.
Он пожал плечами:
— Может быть. Но за это не расстреливают.
Она медленно направилась в коридор и уже у двери ответила:
— К сожалению. И не нужно меня провожать.
Маленькая Разбойница
[Квартира Карла Ларкрайта. 22:02]
Можно сказать, что моё пробуждение было приятным. Потому что впервые за последние четырнадцать лет я проснулась в кровати, на подушке и накрытая одеялом. Правда, у меня немного ныла челюсть — напоминание о встрече с Котами. Но всё остальное, казалось, было в порядке. Кто-то обработал мои ссадины, и теперь они почти не болели.
На улице по-прежнему было темно, и времени могло быть как десять вечера, так и шесть утра. Почему-то мне хотелось верить, что сейчас всё же десять. Может быть, Карл Ларкрайт тогда не выгонит меня из своего дома сразу?
Я слабо помнила, что произошло, когда почти потеряла сознание от удара. Кажется, Джина с Леоном меня всё же догнали, и брат уже собирался взвалить меня на плечо, в то время как сестра стала кому-то звонить. И в этот момент на неё прыгнула здоровенная рыжая собака. Точнее, собака лишь показалась мне огромной, а потом я узнала Спайка, сеттера инспектора Ларкрайта. Но даже тогда я и подумать не могла, что он сам появится из-за угла. Потом я помнила какими-то обрывками — он нёс меня на руках по какой-то лестнице, а в тёмной душной комнате его пёс лизал мою руку. На этом поток смутных образов обрывался окончательно.
Я села, свесив ноги с кровати. Помещение, где я спала, было совсем маленьким, почти чулан. Из-под двери пробивался свет: в другой комнате работал телевизор, и я невольно прислушалась. Стрельба, мужские голоса…. Инспектор Ларкрайт наверняка любит гангстерские фильмы. Надо сказать ему спасибо.
Я осторожно открыла дверь и оглядела помещение — чуть более просторное, но так же скудно обставленное: телек, стол, шкаф, стеллаж с книжками, огрызок ковра, на котором спал пёс, и большой очень старый диван. На экране телевизора действительно стреляли, бегали, ругались и целовались. Я приблизилась к дивану, где сидел, поджав ноги, хозяин квартиры, и осторожно опустилась на самый край:
— Ну… здравствуйте.
Я говорила тихо и прикрывала рот рукой. Мне не хотелось, чтобы он брезгливо отодвинулся. Но он улыбнулся мне и ответил:
— Привет, Вэрди. Полегче?
— Да, спасибо, — я устроилась удобнее и стала рассматривать инспектора — растрёпанного, какого-то невыспавшегося и с синяком на скуле. Заметив последний, я спросила: — Леон?
— Ерунда, — Ларкрайт пожал плечами. — Эти двое боятся пистолетов, поэтому драться врукопашную мне пришлось не так уж долго.
— Да, они не пользуются оружием, — медленно ответила я. — Теперь. Потому что кто-то хочет ловить нас живыми.
— Кто? — насторожился он.
— Не знаю, эта тварь так сказала, — произнесла я, имея в виду Джину.
Инспектор, видимо, хотел сделать мне замечание, но передумал: снова стал смотреть на экран.
— Как вы меня нашли? — полюбопытствовала я.
— Привидение привело, — просто сказал он. — Такое синее и старое.
«Карвен волновалась… наверное она его и прислала…» — от этой мысли стало теплее, и я улыбнулась. Потом поспешно пообещала:
— Я сейчас уйду скоро, вы не думайте, и… я не заразная, не бойтесь.
Он снова повернул ко мне голову и посмотрел как будто с недоумением:
— О чём ты? Если хочешь уйти, то только утром, когда будет безопаснее. И поверь, мне ли не знать, что все вы здоровы. Чувствуй себя как дома.
— Правда можно? — удивлённо спросила я.