Зарождение криминалистической методики

 

Развитие общественно-экономических отношений привело к тому, что в 1648 г. был принято новое Соборное уложение, затрагивающее различные стороны государственной жизни. "Если непосредственной причиной создания Уложения 1649 г., - отмечает А.Г. Маньков, - послужило восстание 1648 г. в Москве и обострение классовых и сословных противоречий, то глубинные причины лежали в эволюции социального и политического строя России, в процессах консолидации основных классов-сословий того времени - крестьян, посадских людей и дворянства - и начавшемся переходе от сословно-представительской монархии к абсолютизму. Указанные процессы сопровождались заметным ростом законодательной деятельности, стремлением законодателя подвергнуть правовой регламентации возможно больше сторон и явлений общественной и государственной жизни" *(52).

Источниками Соборного уложения явились Судебники, указные книги приказов, царские указы, думские приговоры, решения Земских соборов, Стоглав, литовское и византийское законодательство, а позже (в 1649 г.) в корпус правовых норм Соборного уложения вошли новоуказные статьи о "разбоях и душегубстве" (1669 г.), о поместьях и вотчинах (1677 г.), о торговле (1653 г., 1677 г.) *(53).

Рассматривая Соборное уложение как источник прообразов криминалистических рекомендаций, следует отметить, что все большую регламентацию в нем получают не только общий порядок уголовного судопроизводства, но и отдельные вопросы проведения розыска и следствия, хотя все еще господствует инквизиционное содержание с формальным порядком оценки доказательств. Вопросам судопроизводства и судоустройства полностью посвящена глава Х (287 статей) "О суде". Правовые нормы в ней представлены не по отраслям права, а по объектам правонарушений, поэтому в одной и той же статье, а иногда и группе соседних статей, посвященных одному и тому же вопросу, нормы материального и процессуального права, как уголовного, так и гражданского, сопряжены *(54).

Розыскной процесс (инквизиционный), как и ранее, применялся по наиболее серьезным делам, которые могли начаться: 1) с заявления потерпевшего; 2) с обнаружения факта преступления (поличного) или 3) с обычного наговора, не подтвержденного фактами обвинения ("язычная молва").

Розыск осуществлялся, как правило, приставом с понятыми, которые при наличии одного из указанных поводов отправлялись на место происшествия, где производились процессуальные действия, а именно повальный обыск, регулируемый ст. 161-166 Соборного уложения. Хотя повальный обыск уходил корнями вглубь веков, в общинные порядки, а впервые законодательно закреплен только в приговоре о губных делах 1556 г., тем не менее этот вид доказательств вызывал недоверие у законодателя, а точнее властей. "Обыскные люди лгут семьями, организуют предварительные сговоры, говорят "двои речи", мнения распадаются - одни говорят в пользу истца, другие - ответчика" *(55). В связи с этим доказательная сила повального обыска ко времени принятия Соборного уложения упала, сохраняя известное преимущество перед свидетельскими показаниями, но уступая общей ссылке (или общей правде).

Порядок производства повального обыска в принципе оставался прежним: допрос населения специально назначенными на то лицами производился лично, а показания отбирались в письменной форме. При этом Соборное уложение предусматривало требование не включать в одну запись обыскные речи дворян и крестьян, а писать их раздельно (ст. 161). Возможно, это было продиктовано стремлением избежать воздействия дворян на зависимых от них крестьян. Показания скреплялись клятвой - каждое сословие и национальная группа опрашиваемых приносили клятву по установленному для них правилу. Дело разрешалось в пользу той стороны, за которую высказывалось больше опрошенных. При равенстве голосов обыск повторялся.

Сторона, проигравшая дело, имела право путем жалобы уличить большинство опрашиваемых в лживых показаниях. Тогда, согласно Соборному уложению, в процессе повального обыска проводились очная ставка, сыск ("всякими сыски накрепко") (ст. 162) и даже пытка - "розыскать пыткою" (ст. 163).

Другим видом доказательств была "общая правда", или "общая ссылка", т.е. когда обе тяжущиеся стороны ссылались на одних и тех же свидетелей. В законодательстве общая ссылка встречается в Статейном списке от 17 ноября 1628 г. о порядке судопроизводства. Показаниям на общей ссылке отдавалось предпочтение перед всеми другими видами свидетельских показаний.

Объектом общей ссылки мог быть один или три человека. При расхождении показаний предпочтение отдавалось большинству голосов (ст. 169). Такие лица должны быть очевидцами события, а не теми, кто мог давать показания понаслышке (ст. 172). Общая ссылка, решающая дело, подобно "ссылке из виноватых" (ст. 160) *(56), как бы отдавала исход процесса на "волю" самих сторон. Судьи становились лишь стороной, фиксирующей результат.

Соборное уложение содержало отдельные нормы, посвященные особенностям расследования наиболее значимых преступлений, а именно: разбоя, татьбы, убийства, поджога, подделки документов и иных "лихих дел" *(57), помещенных в XXI главу ("О разбойных и о татьиных делах"). Таким образом, заголовок указанной главы не отражал всего ее содержания. Помимо названной главы некоторые особенности расследования преступлений содержались в иных главах Соборного уложения. Так, например, в главах I и II имеются указания на специфику расследования политических преступлений и преступлений против церкви, в главах III-VI - против порядка управления, в главе XXII - бытовых преступлений, выходящих за пределы татьбы и разбоя.

В последующих нормативных актах, которые стали принимать в развитие положений Соборного уложения 1649 г. или носящих самостоятельный характер, тенденция к изложению прообразов криминалистических методик (рекомендаций) пропадает. В процессуальных статьях нормативных актов уделяют больше внимания административным функциям органов расследования (суда) и более подробной регламентации отдельных следственных действий *(58). В то же время следы методических рекомендаций по расследованию преступлений можно обнаружить в других источниках, носящих так называемый индивидуальный характер, например челобитных. В качестве иллюстрации можно привести пример, описанный И.Ф. Колесниковым в статье "Экспертиза подменного письма" *(59).

26 апреля 1686 г. верхотурскому воеводе, стольнику Григорию Филимоновичу Нарышкину, была подана челобитная. Подьячий приказной избы Иван Пермяков писал в ней, что "объявилось воровское подметное письмо на меня, холопа вашего, неведомо от какого вора и бунтовщика, будто я, холоп ваш, в таможенной избе всякое нерадение вам великим государем и торговым людем тяготу и немочи в обиду чиню". Челобитная заканчивалась просьбой начать "розыск" (расследование).

Расследование не подтвердило обвинений, возводимых на Пермякова. Допрошенные "порознь по статьям" 30 представителей торговых людей показали, что от подьячего Пермякова "в таможне обиды к себе никакой не видели".

Не прошло и года, как к верхотурскому воеводе поступила новая челобитная. На этот раз челобитчиком был не только Иван Пермяков, но и таможенный заставный голова Григорий Скорняков. Содержание новой челобитной было следующее: "В нынешнем во 195 г. декабря в 1 день, из дворян тоболянин Андрей Володимеров сын Кляпиков дал нам, холопем вашим, грамотку, а та грамотка с Верхотурья была послана к Москве с тобольским служащим человеком с Афонасьем Папиным. А в той, государи, грамотке писано на нас, холопей ваших, будто я, холоп ваш Гришка, в ваших великих государей казне в таможенном зборе чиню недобор, а в проезде всяких чинов людем чиню ж разоренье и обиды и налоги для своих прихотей и пожитков, а я, холоп ваш Ивашко, написан в той же грамотке ушником и клеветником и накупщиком, будто я из приказной избы в таможню накупаюсь и тако же чиню в проезде всяким чином людем разореньем и налоги".

"Просительный пункт" челобитной состоял на этот раз не просто в просьбе произвести розыск, в нем указывались и его методы. Челобитчики просили: "Милосердые государи, пожалуйте нас, холопей своих, вели ево Афонасья допросить, у кого он тое грамотку взял, и тое грамотку досмотреть и по письмам свесть". Другими словами, отмечает И.Ф. Крылов, они просили произвести допрос, осмотр документов и почерковедческую экспертизу.

К челобитной была приложена и сама "подменна грамотка", попавшая в руки челобитчиков.

Взяв на вооружение предложенный челобитчиками метод расследования, воевода Нарышкин призвал к допросу конного казака Афонасья Папина, который пояснил, что грамотку ему "в прошлом во 194_ г." дал Микитка Маслов для передачи в Сибирский приказ. Вызванный воеводой на допрос Микитка Маслов заявил, что никакого письма для вручения в Москву он Папину не передавал. Предъявление "воровской грамотки" на допросе Маслова результатов не дало. После этого была произведена очная ставка между Папиным и Масловым, но и она ясности не внесла, т.к. и тот, и другой "сказали прежние свои речи".

Оставалось одно средство - попытаться установить исполнителя грамотки с помощью сведущих лиц, т.е., выражаясь современным языком, путем производства судебной экспертизы. Поскольку у воеводы не было образцов почерка Маслова, от него отобрали "для примеру ...письмо против тое же грамотки своею рукою".

В качестве экспертов были привлечены грамотные верхотурские дети боярские Михаил Бибиков, Василий Протопопов, Федор Каменский, Иван Томилов и Беломестных казаков атаман Степан Стадухин. После внимательного исследования внешних особенностей почерка, проявившихся в "воровской" грамотке и в "письме для примеру", эксперты не решились дать категорическое заключение. Их выводы были сформулированы следующим образом: "Письмо-де Микитки Маслова, которое он подал к воровской грамотке для примеру с воровскою грамоткою, многие слова его Микиткины руки сходны; а он ли Микитка тое воровскую грамотку писал, или хто иной, они не ведают".

Такое заключение челобитчиков не удовлетворило, и они обратились к воеводе с просьбой произвести повторную экспертизу, поручив ее более сведущим в письме людям.

Для повторной экспертизы пригласили восемь подьячих приказной избы и площадного подьячьего, которые, несомненно, были более квалифицированны, но и они не опровергли заключение первой экспертизы. В своих выводах они единодушно, слово в слово, повторили его, а также подтвердили своим "рукоприкладством".

В конце XVII - начале XVIII вв. организация расследования преступлений совершенствуется. Все более подробную законодательную регламентацию получают не только общий порядок уголовного процесса, но и отдельные вопросы проведения розыска и следствия *(60). Как отмечает И.Ф. Крылов, в России в этот период происходит становление практики врачебного освидетельствования (привлечение к осмотру врачей), проведения судебно-медицинских и судебно-психиатрических экспертиз, а также экспертизы документов *(61).

Начавшееся еще с Судебника 1497 г. направление на усиление роли розыскного, или следственного, процесса в ущерб состязательному достигло в указанный период своего апогея *(62). Указом от 21 февраля 1697 г. "Об отмене в судных делах очных ставок, о бытии вместо иных расспросу и розыску, о свидетелях, об отводе оных, о присяге, о наказаниях лжесвидетелей и о пошлинных деньгах" *(63) был нанесен сокрушительный удар по состязательной форме процесса и укреплена розыскная форма, что соответствовало тенденции укрепления самодержавия в России. Настоящий Указ предписывал: "А вместо судов о очных ставок по челобитью всяких чинов людей в обидах и в разореньях чинить розыск в брани или в бесчестьи или в бою и в увечье и во всяких обидах и в разоренье" (ст. 1). При этом розыскной (следственный) процесс в соответствии со ст. 11, 12 и 14 Указа 1687 г. применялся при разбирательстве как гражданских, так и уголовных дел.

Дальнейшее развитие розыскной процесс получил в "Кратком изображении процессов или судебных тяжб" (1716 г.) *(64), являющемся частью Воинского устава, который прежде всего был разработан для армии, но имел и общегосударственное значение. Следует отметить, что образцом для воинских уставов служили шведские военные артикулы Густава Адольфа 1621-1632 гг. в редакции 1683 г. Карла XI. При этом, как отмечал П. Бобровский, "в отношении духа "изображения процессов" следовал учению современных ему (Петру I. - Прим. авт.) немецких, по-видимому саксонских, юристов" *(65). Отмечая элементы заимствования из иностранных нормативных актов, П. Бобровский приходит к выводу, что "изображения процессов или судебных тяжб, приложенных в уставе 1716 г. к "военным артикулам 1715 г., не были копией какого-либо иностранного закона; он, очевидно, составлен человеком, основательно изучившим форму военного процесса, господствующую в современной Петру I Западной Европе, и знавшим наш "розыск" *(66).

Краткое изображение процессов до преобразования военно-судебного ведомства в 1867 г. служило руководством для военных судов, и, кроме того, было время, когда их велено было принять и в гражданских судах. Данный нормативный акт еще не был полным кодексом уголовного судопроизводства. Здесь сохранились термины старого московского обвинительного процесса - "челобитчик" (истец) и "ответчик" (обвиняемый). Отдельные положения этого закона как будто приравнивают челобитчика к стороне старого процесса, поскольку, например, его показание не принимается в качестве полноценного свидетельского показания. Закон говорит также о рассмотрении судом сначала доказательств, представленных челобитчиком, а затем - доказательств, выдвинутых ответчиком.

"Однако, - как подчеркивает М.А. Чельцов-Бебутов, - эти указания не должны вводить в заблуждение. "Кратким изображением" введен подлинно розыскной процесс со всеми его типичными чертами. К ним относятся активность суда, преимущественное значение письменности, резкое ограничение прав обвиняемого, превращаемого в объект пытки, и формальная система доказательств, сила которых определена законом" *(67).

Согласно положениям "Краткого изображения процессов или судебных тяжб" суду отводилась ведущая роль в процессе. Причем в этот период судебные органы и органы предварительного расследования не были отделены. Поэтому процесс не делился на предварительное расследование и разбирательство дела в суде. Характерной чертой уголовного судопроизводства явилось то, что не допускалось судебное представительство.

Процесс начинался с оповещения о явке заинтересованных лиц в суд, где выяснялись претензии челобитчика и объяснения ответчика, причем это делалось уже в письменной форме. Затем суд переходил к анализу доказательств, которые были четырех видов: 1) признание обвиняемого; 2) свидетели; 3) письменные доказательства; 4) присяга (ст. 6 главы I "О доказательствах").

Специальная глава посвящена "расспросу с пристрастием" и пытке, условием применения которой законодатель называет обоснованное подозрение судьи о совершении обвиняемым преступления (глава VI). Достаточность оснований определялась формально: одного свидетеля-очевидца преступления было достаточно не только для обвинения подозреваемого, но и для применения к нему пытки. Одного свидетеля, дающего косвенные показания против подозреваемого, недостаточно для применения пытки. Требовалось не менее двух таких свидетелей, чтобы подозрение стало основанием для применения пытки (ст. 2 главы VI). Эта норма была заимствована из общегерманского свода уголовных законов "Каролина" (1532 г.), который действовал в германских землях до конца XVIII в. и, следовательно, был для Петра I собранием вполне актуальных юридических документов *(68).

Признание под пыткой и данное перед судом рассматривалось как добровольное признание, которое, в свою очередь, являлось необходимым условием его достоверности. В то же время, если подсудимый, вместо того чтобы подтвердить признание, данное им во время пытки, отвергал его на суде, заявляя, что он был вынужден сделать это по причине мук на пытке, он мог быть подвергнут второй и третьей пытке. Если подсудимый выдерживал все три пытки и все же не признавался, он не подвергался допросу и освобождался после того, как представлял своего поручителя в том, что за истязание над ним не будет мстить. Считалось, что если обвиняемый упорствует в отрицании, то с него должны быть сняты все улики преступления, которые против него выдвигались. В отсутствие новых улик, отличных по своему характеру от предыдущих, пытка не могла быть проведена (ст. 7 главы VI). Соборное уложение 1649 г. таких деталей еще не знало.

Порядок производства самой пытки был регламентирован еще Указом от 23 октября 1673 г., согласно которому запиравшихся преступников пытать велено три раза и жечь огнем. При первой пытке велено были им давать 80 ударов "без спуску", при второй - 120, а при третьей - 150. Прочих же людей, если они доходили до пытки, подвергали при первой пытке 50 ударам без спуску, при второй - 80, а при третьей - 100 ударам.

После исследования доказательств суд переходил к вынесению приговора.

Как нетрудно убедиться, законодатель постепенно, начиная с Судебника 1497 г., стал уходить от описания рекомендаций при расследовании той или иной категории уголовных дел. В "Кратком изображении процессов или судебных тяжб" уже невозможно найти подобного рода рекомендаций, которые, как указывалось ранее, были свойственны Соборному уложению 1649 г. В то же время законодатель стал более детально регламентировать процедуру получения конкретных доказательств.

Определенным диссонансом к "Краткому изображению процессов или судебных тяжб" звучит именной Указ от 5 ноября 1723 г. "О форме суда". Как прямо следует из текста настоящего Указа, розыскной (следственный) процесс "удерживался", а "между тем как вообще сим указом для всех родов дел предписывалось обвинительное судопроизводство" *(69). Противоречие между указанными нормативными актами не могло не привести к различному толкованию в судах, что и видно из Указа Сената от 3 мая 1725 г. "О пояснении 5 пункта Указа 1723 ноября 12 "О форме суда" *(70). В нем, в частности, указано, что "Правительствующему Сенату известно учинилось, что в некоторых судебных местах о злодействе изображенное слово в 5-м пункте толкуют разным образом, и от того происходит в судах непорядок". В связи с чем Правительствующий Сенат разъяснил: "злодейство, т.е.: первое, Богохудбники и церковные мятежники, о которых ясно изображено в Уложенье в главе I в первом и во втором пунктах, так же раскольники; второе, противные слова про Императорское Величество и Их Величества высокую фамилию, измена и бунт; третье, смертоубийцы, разбойники и тати, которые пойманы будут, или с поличным приведены, хотя с казенным, или партикулярных людей, тем с пунктов, или с челобитен на них поданных, списков не давать и расспрашивать их как злодеев. А на кого поданы будут доношении в краже чего казенного, или с народу собираемого, или и партикулярных людей, а с тем они пойманы или приведены не будут, с таким поступать по вышеозначенному указу о форме суда, для того хотя такие кражи за злодейство причитаться могут токмо прежде, пока они в том допрашиваны, а подлинно еще обличены не будут, до тех мест злодея признавать их не можно". Таким образом, для собственно уголовных преступлений предписывалось учинять расспросы или, иначе говоря, розыск (следствие). В рассматриваемом Указе сохранено различие между татьбой с поличным и без поличного, из которых последняя не причислена прямо к уголовным преступлениям и потому подлежала обвинительному судопроизводству.

До настоящего времени единого мнения историков и правоведов по поводу столь резкого колебания законодателя петровского периода не имеется. Одни их них полагают, что практика розыскного процесса была неудобной; другие - что отказ от розыскного процесса явился следствием волокиты в судах, чему способствовала данная форма процесса; третьи - что изменения, вносимые Указом "О форме суда", представляются не столь уж принципиальными, как это кажется на первый взгляд. В определенной мере этот Указ, как полагают сторонники данной точки зрения, издан не во изменение, а в развитие предшествующего законодательства *(71).

Представляется, что такое "колебание" законодателя могло явиться следствием, либо отсутствием четкого различия в содержании понятий "суд" и "розыск", которые использовались законодателем порою как синонимы ("и не надлежит различать (как прежде бывало) один суд, другой розыск"), либо, как в настоящее время принято говорить, технической ошибкой законодателя.

Как известно, в период правления Петра I была создана Тайная канцелярия (февраль 1718 г.), имевшая первоначальной целью произвести следствие по делу царевича Алексея Петровича *(72). Она располагалась в Петропавловской крепости в Петербурге. В Москве имелись ее отделения. Впоследствии к Тайной канцелярии перешли следствие и суд по делам чрезвычайной важности (покушение на царя, попытки политических переворотов, государственная измена и т.п.). Следствие в Тайной канцелярии обычно проходило с применением пыток. В мае 1726 г. Тайная канцелярия была ликвидирована с передачей всех ее дел Преображенскому приказу, созданному в 1686 г. в подмосковном селе Преображенском для управления Преображенским и Семеновским полками. С 1697 г. Преображенский приказ получил исключительное право следствия и суда по политическим преступлениям, но с известными ограничениями в период существования Тайной канцелярии. В марте 1731 г. Тайная канцелярия была восстановлена как канцелярия тайных розыскных дел, которая была ликвидирована в 1762 г., а ее функции перешли к Тайной экспедиции при Сенате.

Характеризуя деятельность Тайной Канцелярии, невозможно не отметить, что каких-либо специальных документов, регламентирующих способы расследования, принято не было. В.И. Веретенников по этому поводу писал: "Никакой инструкции, никакого устава, никакого регламента, никакого даже более или менее общего указа, регламентирующего деятельность Канцелярии, не существует" *(73). И далее: "Если в способах деятельности (методики расследования. - Прим. авт.) своей Канцелярия обычно руководилась традицией или, когда традиция оказывалась недостаточной, Канцелярия сама выказывала некоторое творчество, - с надлежащего одобрения конечно, - то, однако, когда приходилось выносить судебные по разным делам приговоры, тут уже все-таки надо было опираться на тот или иной законодательный акт, который бы оправдывал вынесение того или иного приговора... В таких случаях особенно часто привлекались три законодательных акта, нормировавших таким образом судебные функции Канцелярии; это были: вторая глава Уложения ц. Ал. Мих., воинский устав (точнее - артикулы) и указ 10 апреля 1730 г.; кроме того, изредка можно в делах встретить еще ссылки на указы: от 15 февраля 1733 г. и от 25 июня 1742 г.". При этом следует отметить, что Указ от 15 февраля 1733 г. не давал ничего нового в сравнении с Указом от 10 апреля 1730 г., дававшим указания, каким образом наказывать "за ложные оговоры, за ложное сказывание "слова и дела" (о государственных преступлениях. - Прим. авт.) и за донос о произнесении ненаказуемых выражений: "бунтовщик" и "изменник". Указ от 25 июня 1742 г., скорее всего, был издан по частному поводу и является исправлением одного пункта Указа от 10 апреля 1730 г., а именно: "в этом последнем повелевалось крепостных за ложное сказание ими "слова и дела" бить кнутом и затем, если помещик того пожелает, записывать в рекруты" *(74).

К одним из немногих документов Тайной канцелярии относились "Вопросные статьи", состоящие из "вопросных пунктов" ("пунктов к допросу", "генеральных пунктов" и т.п.). Именно они определяли "методический" ход расследования. Иначе говоря, был разработан реестр вопросов, которые необходимо выяснить при допросе о государственном преступлении: 1) был ли умысел; 2) было ли намерение умысел учинить; 3) были ли соучастники; 4) были ли организаторы ("советчики"); 5) мотив преступления; 6) причины преступления: "из озорства", "спьяну", "недомысла", "сглупа", "спроста" *(75).

Увеличение нормативных актов, регулирующих уголовное судопроизводство, которые в известной части были противоречивы, явилось объективной предпосылкой необходимости теоретического исследования организации расследования преступлений. В криминалистической литературе отмечается, что одной из первых известных отечественных работ, содержащей описание рекомендаций по проведению допросов, обысков и других следственных действий, является сочинение Ивана Посошкова "О скудности и богатстве", датированное 24 февраля 1724 г. *(76) Но в нем отсутствовали рекомендации, относящиеся к порядку производства расследования преступлений.

Символичной стала расправа над И. Посошковым (поднеся свое сочинение Петру I, он в возрасте 72 лет попал в застенок Тайной канцелярии и умер в заключении в Петропавловской крепости *(77)), после которой теоретические изыскания в области уголовного судопроизводства в целом и организации расследования преступлений в частности, не успев начаться, окончились. Возрождение таковых началось только в конце XVIII - начале XIX вв.

Как известно, на протяжении XVIII в. неоднократно предпринимались попытки систематизировать действующее законодательство, в том числе и в сфере судопроизводства. Все эти попытки могут быть сведены к трем основным группам. Первая группа - это попытки соединить все отдельные законы в одно целое, согласовать их между собой, составить "свод". Вторая - попытки перенести в Россию иностранные законы или в виде простого перевода, или в виде переработки, согласования с отечественными узаконениями. Третья - создать Уложение общее или только специально уголовного судопроизводства.

Одна из таких попыток была связана с изданием Устава Благочинного или Полицейского *(78) (далее Устав Благочиния), обозначившего основные сферы деятельности полиции и режим работы Управы Благочиния, а методы ее работы, как известно, остались нерегламентированными.

Основными направлениями деятельности полиции, закрепленными в Уставе Благочиния, являлись предупреждение и раскрытие общеуголовных преступлений и охрана общественного порядка.

Наиболее важной сферой работы полиции являлось проведение мероприятий, направленных на пресечение и раскрытие общеуголовных преступлений. При этом, как уже отмечено, деятельность полиции в данной области не нашла должного отражения в Уставе Благочиния. В данном акте полиции предписывалось "иметь бдения за сохранностью, благочинием и порядком", также осуществлять надзор за исполнением законов, а в случае нарушения оных всякого приводить к их исполнению. Эта сфера деятельности полиции получила юридическое закрепление еще в "Пунктах Генерал полицмейстеру" 1718 г., в которых полиции предписывалось пресекать воровство, задерживать слоняющихся людей и смотреть, чтобы не совершались деяния "противные запрещению" *(79), а на протяжении всего XVIII в. наблюдалось дальнейшее развитие регламентации данной обязанности.

Хотя предупреждение и раскрытие преступлений являются взаимосвязанными элементами, но мероприятия, проводимые полицией в этих сферах, были различными.

Раскрытие преступлений производилось с использованием как правовых (т.е. закрепленных в нормативных актах), так и неправовых форм *(80).

Устав Благочиния закрепил порядок производства некоторых действий полиции по раскрытию преступлений. Так, процессуальный порядок исследования обстоятельств совершенного преступления был закреплен в главе "Ж" ("О частном приставе и его должности") рассматриваемого акта. Таким образом, законодатель уже в самом Уставе акцентировал внимание на том, кто будет руководить работой по раскрытию преступления, следовательно, ставил все нижестоящие полицейские чины в подчинение частному приставу и возлагал на них обязанность выполнять все его поручения для быстрого, всестороннего и объективного расследования преступления. Действия иных полицейских по раскрытию преступлений Уставом вообще регламентированы не были.

При всей новизне положений Устава Благочинного, регламентировавшего деятельность полиции по раскрытию преступлений, он являлся логическим продолжением развития права второй половины XVII-XVIII вв., т.к. продолжали действовать Соборное уложение 1649 г. (в частности, глава X "О суде"), "Краткое изображение процессов или судебных тяжб" 1715 г., Указ "О форме суда" 1723 г. и другие акты. До середины XVIII в. полиция осуществляла только дознание в отношении задержанных "разбойников и воров", передавая их затем для следствия и суда Юстиц-коллегии (в Санкт-Петербурге) и Сыскному приказу (в Москве) либо губернским или воеводским канцеляриям. В 1746 г. право производить расследование в Санкт-Петербурге и его губернии переходит к Розыскной экспедиции, созданной при Полицмейстерской канцелярии. Таким образом, полиция стала осуществлять следствие по всем уголовным делам за исключением государственных.

Расследование преступлений начиналось с подачи челобитной о совершенном преступлении. Однако наряду с этим правилом Устав Благочиния закрепил и другие поводы для начала расследования, к которым относились "устные жалобы, прошения, уведомления, извещения или донесения", хотя в практической деятельности существовали и другие основания (объявления и рапорты). Жалобы, прошения и объявления поступали от частных лиц, проживающих в городе, а уведомления, извещения, донесения и рапорты исходили от наместнических, губернских, городских или уездных присутственных мест или должностных лиц.

Объявление о совершенном преступлении могло быть написано собственноручно потерпевшей стороной (о чем делалась пометка) либо канцеляристом Управы Благочиния. В объявлении указывалось: 1) кому подано сообщение; 2) от кого или какого органа; 3) когда могло быть совершено преступление (если время точно не известно); 4) где было совершено преступление; 5) каким способом было совершено преступление; 5) кто мог совершить преступление; 6) кто являлся очевидцем или свидетелем преступления; 7) время подачи сообщения и т.д. *(81). Объявление составлялось в двух экземплярах, один из которых направлялся в Управу Благочиния, а второй - приставу той части, где было совершено преступление.

Дальнейшие действия частного пристава по расследованию преступлений зависели от многих факторов. Во-первых, каков был вид преступления (против личности, собственности и т.д.); во-вторых, задержано или не задержано лицо, совершившее преступление; в-третьих, если лицо не задержано, опознано оно очевидцами или нет и т.д.

Устав Благочиния выделял четыре вида преступлений: 1) против личности (ст. 267); 2) посягающие на места жительства или обитания (ст. 268-269); 3) посягающие на имения (ст. 268-269); 4) преступления в виде "лживого поступка или против общего правосудия или против народной тишины" (ст. 271, 272) и т.д.

Для каждого вида преступлений Устав Благочинный предусматривал определенный перечень вопросов, по которым необходимо было получить ответ в процессе расследования. При совершении преступления против личности частному приставу необходимо было исследовать следующие вопросы: "1) о особе над кем учинено? 2) о действии что учинено? 3) о способе или орудии чем учинено? 4) о времени когда учинено? 5) о месте где учинено? 6) о околичностях объясняющих с намерением или без намерения, и утверждающих или обличающих как учинено? 7) преступника кем учинено".

При получении информации об убийстве или телесных повреждениях частный пристав составлял краткий рапорт о происшествии, который направлялся в Управу Благочиния, а затем прибывал на место совершения преступления, где подробно допрашивал всех потерпевших, выясняя, имел ли место факт преступления и кто мог совершить данное деяние.

Обязательное участие при расследовании подобных преступлений принимало лицо, "правящее должность докторскую". Лекарь проводил освидетельствование трупа либо лица, получившего телесные повреждения, а по окончании составлял сообщение в Управу Благочиния, в котором фиксировались данные осмотра, а в случае обнаружения трупа - предварительные причины смерти.

Пристав изыскивал "гласные" доказательства, т.е. искал очевидцев, свидетелей или иных лиц, что-либо знающих о совершенном преступлении. Исследовались также "негласные" доказательства, т.е. в ходе осмотра места происшествия изымались и изучались предметы материального мира - вещественные доказательства. Получив доказательства, пристав определял относимость их к делу и достоверность, и в случае их полноценности все данные вносились в протокол, который составлялся на месте происшествия.

В протоколе (рапорте) пристав фиксировал результаты осмотра, а если изымались какие-либо вещи, имеющие отношение к делу или оставшиеся у убитого, то составлялся особый реестр, в котором указывались названия вещей, их количество и отличительные признаки. О каждом факте смерти Управа Благочиния рапортом докладывала в Наместническое или Губернское правление, а труп предписывалось оставлять "в удобном и удаленном от жилья месте под караулом" *(82).

При получении информации об имущественном преступлении (т.е. посягании на место обитания или имение) частному приставу необходимо исследовать следующие вопросы: "1) о обитании (имении) над каким учинено? 2) о действии что учинено? 3) о способе или орудии чем учинено? 4) о времени когда учинено? 5) где учинено? 6) о околичностях объясняющих с намерением или без намерения, и утверждающих или обличающих как учинено? и 7) преступника кем учинено?".

Прибыв на место происшествия, пристав действовал в последовательности, схожей с расследованием преступлений против личности. Информация о преступлении поступала либо в виде рапорта квартального надзирателя, либо в качестве объявления потерпевшей стороны. К объявлению обязательно прилагался реестр пропавших вещей, в котором перечислялись все украденные вещи с индивидуальными признаками, их количество и примерная цена. Внизу ведомости ставилась общая стоимость украденных вещей с целью определения подследственности данного дела.

Частный пристав проводил осмотр места происшествия и допрашивал всех имеющих отношение к делу лиц. По окончании осмотра составлялся рапорт с результатами осмотра и допросов, который направлялся городничему в Управу Благочиния.

Последний вид преступлений, закрепленный в Уставе Благочиния, представляет собой посягательства против правосудия и "народной тишины". Под этим подразумевались учинение "лживого поступка", побег из-под стражи, сокрытие уголовного преступления и т.д. Данные преступления посягали прежде всего на интересы государства и его внутреннюю безопасность, но напрямую были связаны и с выгодой частных лиц.

При совершении этих преступлений частному приставу необходимо было исследовать следующие вопросы: "1) во вред чей или чему учинено? 2) о действии что учинено? 3) о способе или орудии чем учинено? 4) о времени когда учинено? 5) о месте где учинено? 6) о околичностях объясняющих с намерением или без намерения, и утверждающих или обличающих как учинено? и 7) преступника кем учинено?".

Расследование подобного рода преступлений происходило также в несколько ином ракурсе в отличие от вышеназванных видов. В раскрытии этих преступлений было заинтересовано государство, поэтому уголовное преследование чаще начиналось с подачи доношений или извещений, поданных чиновником, хотя не исключалась подача жалоб и частными лицами.

Вся предварительная информация, полученная в ходе осмотра, допроса потерпевших и очевидцев, направлялась городничему в Управу Благочиния, который и определял общую стратегию расследования преступления. Производство следственных и розыскных действий, адресованных частным приставам, оформлялось в виде приказа городничего. В приказе каждый пристав получал конкретную задачу или задачи (например, "взять в присутствие Управы Благочиния", т.е. задержать подозреваемых, произвести обыск, освидетельствование и т.д.). Однако главным лицом, осуществлявшим раскрытие преступления, являлся тот частный пристав, на территории которого было совершено преступление, поэтому он мог самостоятельно, без участия городничего, производить расследование.

Установление виновного (виновных) в совершении преступления достигалось различными методами. Очень часто подозреваемый ("заподозренный", "обвиняемый" и т.п.) в совершении преступления становился известен сразу после осмотра и допроса свидетелей. Если подобного не происходило, частный пристав ориентировал на раскрытие преступления подчиненных себе квартальных надзирателей и поручиков. Квартальные, в свою очередь, ориентировали сотских и десятских, которым вменялось выявлять людей, "у которых вдруг появились лишние деньги или пожитки" *(83).

Пристав не мог лично осуществлять негласные розыскные мероприятия, однако именно у него концентрировалась вся информация о раскрытии преступления, полученная как гласным, так и негласным способом.

Согласно положениям Устава Благочинного частный пристав приступал к расследованию после установления лица, совершившего преступление. Если личность обвиняемого стала известна и имелась точная информация, что он находится за пределами города, то для поиска преступника (преступников) через Наместническое или Губернское правление посылались распоряжения в ближайшие города и уезды. В них отражались обстоятельства преступления (что, где и когда произошло), имена и фамилии разыскиваемых, а также их приметы (рост (в аршинах и вершках), возраст и др.). В случае совершения имущественных преступлений указывался перечень имущества, которое могло находиться у разыскиваемого.

При обнаружении и задержании подозреваемого полицейские чины доставляли его к частному приставу независимо от времени суток, где он немедленно допрашивался. В ходе допроса выяснялось: "кто он таков, как его зовут, много ли лет от роду, холост или женат, был ли у исповеди и св. Причастия". У служащих или ранее служивших спрашивалось об их сроке (периоде) службы и имеют ли (имели) они "отличных заслуг или пороков". Если возникали подозрения по поводу правдивости показаний, в места несения их службы направлялись запросы, а производство следствия при этом не останавливалось.

При проведении допроса существовали некоторые ограничения. В частности, "спрашивать не должно: малолетних детей на родителей, людей и служителей на господина, глухих, немых и безместных", что являлось атрибутом архаичного уголовного процесса. В ходе допроса устанавливались обстоятельства совершенного преступления (в частности, уточнялось, с намерением или без намерения совершено преступление, т.е. умышленно или неосторожно), выяснялось наличие "становщиков, держателей", а также места их возможного нахождения.

В случае установления причастности подозреваемых к преступлению их препровождали в Управу Благочиния, где брали под стражу и рассаживали порознь. О любом задержанном делалась соответствующая запись в журнал Управы Благочиния.

При производстве дознания и следствия наряду с допросами, осмотрами и обысками, освидетельствованиями применялись и новационные следственные действия, такие как следственный эксперимент *(84), но они не давали однозначного ответа по поводу виновности или невиновности лица.

Если между показаниями сторон имелись существенные противоречия, проводилась очная ставка, в ходе которой ранее допрошенным лицам поочередно задавались вопросы, ответы на которые в последовательности заносились в протокол. Таким образом, некоторые элементы состязательного процесса сохранялись при расследовании незначительных уголовных преступлений.

Для установления истины по делу использовались и старые "проверенные" методы, например пытка. Порядок проведения пытки регулировала особая инструкция *(85). Однако в конце XVIII в. наблюдалась тенденция уменьшения применения допросов "с пристрастием". В 1763 г. право на разрешение применения пыток переходит исключительно к губернаторам, а в 1774 г. во все присутственные места было дано секретное, "к единственному сведению начальствующих", распоряжение о неприменении пыток, но на практике пытки и пристрастные расспросы применялись и после этого *(86).

Если все материалы были собраны и виновность задержанного не вызывала сомнений, дело направлялось на рассмотрение Управы Благочиния. Члены Управы, рассматривая дело, выслушивали показания потерпевшей стороны, зачитывали протоколы осмотра, освидетельствования и допроса, составленные частным приставом, а также мнение виновной стороны. Все допрашиваемые Управой Благочиния обязаны были давать клятвенное обещание "свидетельствовать самую сущую правду" и целовали крест. Таким образом, осуществлялось предупреждение преступления в лжесвидетельстве.

При выслушивании всех показаний члены Управы Благочиния выносили одно из двух решений: 1) если было совершено правонарушение, то выносился окончательный приговор по существу дела; 2) если было совершено преступление, то материалы дела направлялись в суд.

По окончании расследования канцелярист составлял протокол заседания Управы Благочиния, в котором указывалось: 1) время заседания Управы; 2) присутствовавшие на заседании Управы (звания и фамилии городничего, приставов и ратманов); 3) какое дело слушалось; и 4) какое постановление было вынесено по делу. На основании данного протокола решение приводилось в исполнение *(87).

Как уже отмечалось, на протяжении всего XVIII в., после работы И. Посошкова, в России не предпринималось попыток осмыслить и исследовать проблемы способов (методов) расследования преступлений. Таких проблем было довольно много, о чем может свидетельствовать привлечение к деятельности по раскрытию и расследованию преступлений бывших преступников. Например, широко известен случай привлечения к сыскной работе правоохранительными органами Российской империи XVIII в. Ваньки Каина (Ивана Осипова), который в своей практике использовал особый метод розыска и отождествления преступника по присущему для него способу совершения преступления. Этот метод был разработан на основе собственного криминального "почерка" *(88).

Справедливости ради следует отметить, что не только отечественной правоохранительной системе был свойствен исторический этап, связанный с привлечением преступников к деятельности по расследованию преступлений. Так, например, профессиональный преступник Э.Ф. Видок был привлечен в 1810 г. парижской полицией к раскрытию преступлений, а впоследствии он был назначен на пост шефа криминальной полиции Парижа. Результаты работы Э.Ф. Видок и его "команды", состоявшей только из бывших преступников, могут впечатлить не только его современников. Только за год работы Э.Ф. Видок с 12 сотрудниками арестовал 812 убийц, воров, взломщиков, грабителей и мошенников, ликвидировал притоны, в которые до него не рискнул "сунуться" ни один мировой судья, ни один инспектор *(89).

Как представляется, такое положение было обусловлено несколькими обстоятельствами. Во-первых, количественным и качественным состоянием преступности XVIII-XIX вв., обусловленным социально-экономическим положением. Во-вторых, отсутствием знаний и умений у лиц, которые по долгу своей службы обязаны были раскрывать, расследовать и предупреждать преступления. Потребность в таких знаниях и умениях в этот период стала только появляться и не могла быть восполнена собственным опытом должностных лиц правоохранительных органов. В-третьих, развитие знаний в области раскрытия, расследования и предупреждения преступлений еще не могло достичь уровня научного осмысления проблем в этой области.

Первая наиболее известная работа, описывающая порядок отечественной практики расследования преступлений, принадлежит Петру Раткевичу (1805 г.), в которой он писал, что "судебное дело состоит из трех частей: 1) исследование; 2) определение; 3) приговор и заключение" *(90). Исследование есть способ, по которому открывается истина, и начинается оно "1) от лица; 2) от самого дела; 3) от причины; 4) от места; 5) от способа; 6) от орудий; 7) от времени; 8) от случая; 9) от удобности" *(91). Раткевич, по всей видимости, впервые попытался дать теоретическое определение типичных следственных ситуаций при расследовании преступлений.

В последующем работы, посвященные теории расследования, т.е. излагавшие советы и наставления по его производству, ряд из которых носил отчетливо выраженный криминалистический характер, стали издаваться все в большем количестве. Среди авторов таких работ следует назвать Я. Баршева, В. Казанского, Е. Колоколова, В. Линовского, Ф. Наливкина, В. Назнанского, Адр. Неклюдова, Н. Орлова и др.

Работы перечисленных и иных авторов первой половины XIX в. носили комплексный характер. С одной стороны, они содержали комментарии к действующим многочисленным нормативным актам, регламентирующим уголовное судопроизводство на основе теории уголовного процесса (например, в работе Н. Орлова анализируется 87 нормативных актов), с другой - рекомендации по организации расследования преступлений, в том числе и обстоятельств, способствующих расследованию, и давали некоторые элементы характеристик последних *(92). Так, В. Назнанский, используя современную терминологию, приводит криминалистическую характеристику личности преступника, обращая внимание на следующие обстоятельства.

На фамилию: отсюда рождается понятие о нравственности или безнравственности лица от самих родителей, на которых обыкновенно дети бывают похожи, а следовательно - и по имени, под каким разумеют: честным или бесчестным и проч.

На возраст: малолетний или юноша: несовершеннолетний или совершеннолетний, муж ли, старик ли произвели что-либо в действо, ибо в каждом возрасте природа различно действует. Например, дерзость приличнее первым, нежели последним.

На пол: мужчина или женщина, ибо преступления, обнаруживающие более силы физических, например грабеж и разбойничество свойственны мужчинам, отравление же ядом - женщинам, как творение слабейшего.

По природе: жид или француз, например лукавство и обман свойственны первому, а пылкость, ветреность и отчаянность - последнему.

По нации или по отечеству: Россия, Польша, Англия, Франция. Каждая нация имеет свой особый характер (дух народа). Россиянин, отмечает автор, простодушен и добр, поляк вспыльчив и непостоянен, англичанин постоянен и тверд, француз легкомыслен и ветрен.

По воспитанию: строгое или небрежное, религиозное или развратное, нежное или суровое и прочие, ибо каждое воспитание имеет великое влияние на свойства.

По состоянию: раб или свободный, бедняк или богач, простолюдин или вельможа, духовный или светский, ибо к одним делам более склонен тот, к другим - более другой.

По склонности духа: угрюм или весел, мягкосерд или жесток, скуп или щедр, мизантроп или филантроп, ибо что не доступно для одного, к тому другой душевно расположен.

По телосложению: строен и сановит или урод и калека и прочие, ибо душевные свойства ясно обнаруживаются в том или другом.

По образу жизни: постоянство, рассеянность, праздность, склонность к искусствам и занятиям или к бездействию и прочие.

И, наконец, вообще по нравственности и религиозным чувствам и понятиям *(93).

В работах Я.И. Баршева наряду с комментариями действующего в то время процессуального законодательства ("произведения древних практиков") приводятся рекомендации по расследованию отдельных категорий преступлений. Так, он рекомендует, что по делам о "смертоубийстве" нужно выдвинуть, во-первых, "общие версии причин смерти", во-вторых, подобрать "средства их проверки: личный осмотр со стороны следователя места, где найден труп, его положение, ран и язв, орудий и всего того, что окружает его и найдено при нем и что могло быть причиною смерти".

Я.И. Баршев указывает на "образ исследований при похищении" (методики расследования - Прим. авт.):

проверка возможности, действительности и осмотр "места воровства";

описание "покраденного";

опознание вещей;

допросы и очная ставка;

оценка вещей "ценовщиком".

Он также указывает и на правила ведения допроса. Так, "образ производства допроса" начинается со слов: "Нет точных и исчерпывающих правил, но при этом есть начала, которых нельзя упускать из вида". Эти начала таковы: "каждый должен быть допрошен в возможно скорое время"; должно быть "совершенное спокойствие допрашивающего" как "существенное качество" (серьезность, достоинство); не выказывать замешательства; "прилично изменять план допроса"; "приобретение доверенности допрашиваемого"; допрашивать по отдельности; далее - последовательность вопросов и форма допроса.

Я.И. Баршев категорично предписывает: "План исследования и допроса не может быть и не должен быть предварительно составлен" *(94).

Таким образом, в указанный период происходит дифференциация знаний в уголовном судопроизводстве на теоретическую часть и практическую.

Ярким примером тому служит книга Н. Орлова (1833 г.), первая глава первой части которой посвящена "следствию вообще", вторая - понятию преступлений и преступников, третья - "производителям следствия" и другим процессуальным вопросам. Вторая часть книги раскрывает "способы проведения следствия, в том числе содержит классификацию уголовных дел, понятие проведения следствия и т.д." *(95).

Работы Е. Колоколова разделены на общие положения о "следствии вообще" и "положения особенные". В последнем разделе автор излагает, выражаясь современным языком, криминалистические рекомендации по расследованию смертоубийств и отравлений, поджогов, злонамеренных банкротств, хищений и т.д. *(96).

Таким образом, имеются все основания констатировать, что в первой половине XIX в. в отечественной науке начинает непосредственно формироваться новая отрасль знаний, впоследствии получившая название "криминалистика", а также ее самостоятельный раздел (часть, теория) - криминалистическая методика расследования преступлений.

Расширение круга вещественных доказательств ("немых свидетелей"), разработка и применение при расследовании преступлений средств (методов) их собирания и исследования вызвали растущий интерес и к формулированию отдельных методико-криминалистических рекомендаций.