Право на прерывание беременности

Женщина может свободно разрушить любые планы мужчины на отцовство и прервать беременность, не спрашивая ни его согласия, ни даже его совета. Действующеев России законодательство определяет: «Каждая женщина имеет право самостоятельно решать вопрос о материнстве. Искусственное прерывание беременности проводится по желанию женщины при сроке беременности до 12 недель, по социальным показаниям — при сроке беременности до 22 недель, а при наличии медицинских показаний и согласии женщины — независимо от срока беременности»[543]. Согласие мужчины не требуется ни в какой форме, в принципе отвергается любая обязанность испрашивать его; «мое/ее тело — мое/ее дело») — вот главный аргумент, который приводится в опровержение любых попыток ограничить свободу женщины в принятии решения о судьбе зачатого ребенка. Решение может и должна принимать только она сама, а не мужчины, правительства или политики, звучит — на всех дебатах по этому вопросу.

Нет сомнений в том, что сложившийся порядок вещей нарушает права мужчины. Кит Эблоу (Keith Ablow) — один из ведущих психиатров Америки пишет: «Мы игнорируем негласное послание современного положения закона в отношении абортов, в котором, обращаясь к каждому американскому мужчине, сказаны следующие слова: «Ты не можешь заявить о своем праве, и, следовательно, не несешь никакой ответственности за детей, которых ты зачал. Твои потомки выбрасываются как одноразовая посуда, по прихоти женщин, с которыми ты был близок»[544].

Нельзя сказать, что законодатели не видят здесь серьезной проблемы. Так, 1 июня 2011 г. в Комитет Гос. Думы по охране здоровья был внесен законопроект, одним из положений которого было запрещение аборта без письменного согласия супруга (для несовершеннолетних — без письменного согласия родителей). Однако уже ход обсуждения показал, что сегодня учет мнения мужчины не имеет никакой законодательной перспективы. Но если простое заявление мужчины о своих правах на еще не рожденного ребенка встречает резкий отпор женщины, то принуждение ее к аборту расценивается едва ли не как преступление.

Разумеется, никто не вправе вмешаться в ее решение, когда у нее нет ни мужа, ни даже постоянного партнера. Можно объяснить и нежелание женщины обсуждать деликатные вопросы ее здоровья с мужчиной («не твое тело — не твое дело»). Но, по данным Левада-Центра, количество абортов, причиной которых было и первое обстоятельство, и медицинские показания, по каждой позиции не превышает семи процентов. Приводимая таблица показывает распределение причин[545].

 

Какова основная причина, по которой вы решили сделать аборт?

Беременность была опасна для жизни или здоровья женщины
Аномалия плода
Социальные/экономические проблемы
Не замужем/нет партнера
Партнер хотел аборта
Другое
Не знаю

 

Как видим, две трети (64%) опрошенных женщин объясняют свой поступок социальными и экономическими проблемами. Между тем решать их предстоит, главным образом, «его телу», однако только 5% женщин готовы считаться с этим обстоятельством. Другими словами, никакой — даже ломающий всю судьбу мужчины — форс-мажор, никакая — даже показывающая явную инвалидность плода — перинатальная диагностика, ни даже все вместе взятое не дает ему право принудить женщину к искусственному прерыванию беременности против ее воли.

На этом фоне какой-то жуткой гримасой действительности выглядит то обстоятельство, что за женщиной оставляется право отказаться от уже рожденного против воли отца ребенка. «Наряду с другими формами родительской жестокости к ребенку, полный отказ матери от забот о его нуждах остается, особенно в нашей стране, чрезвычайно распространенным явлением и рассматривается как одна из форм девиантного материнского поведения»[546]. При этом ни одна статья законов РФ не предусматривает такое право для отца. Уместно добавить, что, в соответствии со статьей 71 СКРФ, несмотря на отказ матери, ребенок не лишается права на её имущество. Так, например, ребенок сохраняет право собственности на жильё или пользования жилым помещением, если он обладал таковым до отказа матери, а также все имущественные права, в том числе право на наследство. Иначе говоря, во многих случаях — на имущество отца, с которым никто считал нужным советоваться при планировании семейного строительства. Даже в случае развода с оставившей ребенка матерью за ним остается обязанность выплачивать алименты, в то вемя как она освобождается от всех обременений.

Впрочем, возможность отказаться от младенца, не спросив согласия отца, остается у матери и том случае, если тот всем сердцем желал ребенка и был готов принять его, несмотря на неблагополучный диагноз. Правда, легально ее не существует, однако на практике, если женщина принимает такое решение сразу после родов, ей не возбраняется написать заявление прямо в роддоме; в этом случае все документы передаются в органы опеки, а ребенок помещается в Дом малютки. Считается, что в этом случае за отцом остается предпочтительное право на опеку, но гарантировать, что ребенок будет передан именно ему никоим образом нельзя. Решать будут посторонние люди — органы опеки, и если им покажется, что отец не сможет справиться с воспитанием, ребенок будет оставлен в интернате или передан третьим лицам.

Добавим к сказанному ни для кого не являющийся секретом факт, что многие «случайные» связи в действительности вполне организованны. Упомянем и о том, что не одни знаменитости подвергаются откровенному сексуальному преследованию. Отнюдь не редкими исключениями являются и ложные обвинения в насилии (такова, например, библейская история Иосифа, посаженного в тюрьму только за то, что он отказался удовлетворить домогательства жены своего господина[547]). Масштабы этих явлений неизвестны, но, возможно, и о них говорит тот факт, что «По статистике даже в интернете запрос "как сделать аборт" ищут до 300000 человек в день, а "как предохраняться от нежелательной беременности" только 10000»[548].

Действенного механизма защиты мужчины от необоснованного преследования, которое влечет за собой обязанности отцовства, вменяемые равнодушным к нему законом, нет. Впрочем, мы уже приводили и тот взгляд на вещи, согласно которому «мужчины, несправедливо обвиненные в изнасилование, также получают свой урок».

Понятно, что обязанность содержать зачатого и рожденного против его воли ребенка существенно ограничивает возможность повторного брака, а значит, и реализовать — уже желанное — право на продолжение рода. Но и травма, понесенная убийством зачатого им ребенка, не может остаться без последствий. Поэтому даже при заключении повторного брака мужское воздействие на воспитание новых поколений не во всех случаях может быть здоровым и полноценным.

Развод

Права родителей в нормах закона не отражены конкретно, но ни одна статья СК РФ не дает преимущество одному перед другим, все говорят о равенстве отца и матери в деле воспитания детей. Однако известно, что в случае распада семьи дети остаются с матерью. Так обстоит дело в России, Европе, Соединенных Штатах, повсюду, где господствует европейская парадигма культуры. Это вовсе не означает, что отцы и в нашем отечестве и в других странах с большей легкостью расстаются с ними. Напротив, такое расставание — тяжелая психическая травма не только для женщины, но и для мужчины. Однако, несмотря ни на формальное равенство родительских прав, ни на равную ответственность перед детьми и социумом за их воспитание, ни на никем не опровергнутое равенство вклада в их развитие… ни на что, суд, по преимуществу, решает вопрос в пользу матери. Конечно, исключения бывают, но, как правило, ребенок остается с отцом лишь в случае надежно подтверждаемого асоциального поведения женщины. К слову, доказательная база в этом случае должна быть несопоставимо большей, нежели при обвинении мужчины в недостойном образе жизни.

Тот факт, что отец способен предоставить более благоустроенное жилье, обеспечить лучшие материальные условия развития, в расчет не принимаются. Решающим фактором является только степень заботы о ребенке, его воспитании, здоровье и развитии, и в общественном мнении принято считать, что забота матери стоит много большего, чем все старания отца.

Между тем материнская забота — это материя, не поддающаяся никакому измерению, в действительности за нею стоит только одно — культурная норма, сложившийся стереотип общественного сознания. Нельзя сказать, что отсутствие строгих критериев полностью игнорируется судебной практикой, но решить, кто именно вносит больший вклад в развитие и воспитание ребенка, не способен ни один судья; все выносимые вердикты несут на себе отчетливо различимую печать уступки стереотипам общественного мнения. (Умолчим о том обстоятельстве, что женщина-судья предрасположена решать спор в пользу женщины,— судья-мужчина нисколько не отстает от нее.). Судебная практика обязана отталкиваться от реалий,— лишь они могут служить ее проявлением. Вот только важно помнить, что форма проявления и действительное содержание являющегося начала — это не одно и то же, и косвенные свидетельства, которыми нередко руководствуется суд, не говорят ни о чем.

Может быть, наиболее явно противоречие между ними и подлинной стихией родительской заботы, обнаруживается в российской действительности. Но все же остановимся на некоторых формальных вещах, которые поддаются количественной оценке. Вот несколько типовых примеров, которые влияют на принятие решений, с кем должен оставаться ребенок, кто может обеспечить лучшие условия его развития.

Как правило, мать затрачивает больше времени на уход за ребенком, занимается его лечением. Это может быть легко подтверждено статистикой больничных листов, и ни один адвокат, отстаивающий интересы истца, ни один судья не способны игнорировать это свидетельство. Но ведь женщина занимается уходом не только потому, что такова ее «природа», но и потому, что ей намного легче, чем мужчине, получить больничный лист или отпроситься с работы.

Правда, в действующих сегодня документах (Приказ Министерства здравоохранения и социального развития РФ (Минздравсоцразвития России) от 29 июня 2011 г. № 624-н) не оговаривается преимущественное право женщины на получение больничного листа, предполагается, что обращаться за его получением может любой из родителей. Однако этот порядок, в сущности, еще только складывается. Решение же фундаментальных проблем социума должно опираться на опыт как минимум десятилетий. Между тем известно, что долгое время отцу получить больничный лист по уходу за ребенком было практически невозможно; еще и сегодня Интернет пестрит свидетельствами того, что оплата мужчине больничного листа по уходу за ребенком сталкивается с трудностями — сама бюрократическая система не рассчитана на подобную «экзотику». А следовательно, такого рода свидетельство не вправе расцениваться как безусловное доказательство особой природы материнской любви.

Как правило, мать приобретает ребенку сладости, необходимые вещи, игрушки, предметы быта и обихода, и, при необходимости, это тоже может быть предъявлено как подтверждаемое документами (чеками) доказательство. Но в силу культурной нормы муж отдает всю свою зарплату жене, и уже та управляет общим семейным бюджетом. И.С. Кон в своей книге «Мужчина в меняющемся мире» приводит такой факт: В конце 1970-х годов группа тележурналистов пришла в цех большой фабрики, где работали исключительно мужчины, и попросила их показать, сколько у них с собой денег. Мужчины доставали из карманов рубли, трешки, пятерки, редко у кого было больше десятки. В женском цехе в ответ на ту же просьбу доставали десятки и сотни: после работы женщины собирались делать крупные покупки либо держали деньги на всякий случай, поскольку все всегда было в дефиците.

Принято считать, что мать значительно большее время гуляет и играет с ребенком, чаще посещает родительские собрания в школе и т.п. Правда, в действительности надежной статистики нет, но согласиться можно.

Вот только важно понять, что там, где речь идет о мужчине и женщине «вообще», в расчет должны приниматься не частные свидетельства, а среднестатистические величины. Между тем социальная статистика показывает, что более частое общение с самим ребенком, его воспитателями, учителями во многом обусловлено особенностями национального законодательства. Так, в страховой стаж наравне с периодами работы или иной деятельности засчитывается период ухода одного из родителей за каждым ребенком до достижения им возраста полутора лет, но эта льгота предоставляется только женщине. Российский закон содержит специальные нормы, охраняющие права женщины-матери, согласно которым не разрешается привлекать к работам в ночное время, в выходные дни, к сверхурочным работам, а также направлять в командировки беременных женщин и кормящих матерей, а также женщин, имеющих детей в возрасте до 1 года. Не могут быть привлечены к сверхурочным работам или направляться в командировку без их согласия женщины, имеющие детей в возрасте от 1 года до 8 лет. Запрещается привлекать к дежурствам на предприятиях и в учреждениях после окончания рабочего дня и в ночное время, а также в выходные и праздничные дни беременных женщин и матерей, дети которых моложе 12 лет. Кроме того, трудовое законодательство содержит специальные нормы об охране труда, которые запрещают женский труд на тяжелых работах и на производстве с вредными условиями труда (согласно специальному списку); на подземных работах (кроме нефизических работ и работ по санитарному и бытовому обслуживанию). Женщину нельзя привлекать к переноске и передвижению тяжестей, превышающих установленные законом предельные нормы; к работе в ночное время (с 10 часов вечера до 6 часов утра), за исключением тех отраслей народного хозяйства, где это вызывается особой необходимостью и разрешается в качестве временной меры.

Не составляет труда понять, что затраты сил и здоровья на сверхурочных работах, работах с тяжелыми и вредными условиями труда, в ночных сменах и т.п. представляют собой сверхнормативные затраты жизненных сил. Но все эти виды работ являются объективной реальностью нашей жизни; хотим мы того или нет, без их выполнения материальное обеспечение «среднестатистической» российской семьи (и разумеется, детей) невозможно. Между тем ни одно из трудоохранных ограничений не касается мужчины, поэтому вся сверхнормативная нагрузка падает именно на него. Не случайно средняя продолжительность его жизни в Европе на 5—7 лет меньше средней продолжительности жизни женщины, в России — почти на 12. Кстати, в России же ей предоставляется один из самых высоких уровень социальной защиты. Уже одно это дает основание заключить о принципиальной невозможности отнести все только на бóльшую устойчивость женского организма и склонность мужского к нездоровым излишествам и вредным привычкам. Какую-то роль обязана играть и резкая несопоставимость социальных функций, выполняемых каждым полом. Однако дополнительные (сверх нормальных) затраты женщины учитываются как затраты на обеспечение развития ребенка, точно такие же (чаще гораздо большие) затраты мужчины вообще не подлежат никакому учету.

Не забудем и о существовании таких видов деятельности, как работы, связанные с частыми и/или длительными командировками, с работами вдали от дома (вахтовая работа, морской и рыболовный флот, геологические экспедиции и т.п.). К слову, они, как правило, сопрягаются с повышенной, нередко экстремальной, нагрузкой на организм, вследствие контрастной перемены климатических и часовых зон, отсутствия бытовых удобств, квалифицированной медицинской помощи, иногда прямой угрозой для жизни.

Добавим, что даже занимая одну и ту же позицию штатного расписания одного и того же учреждения, мужчина намного чаще выполняет более сложные и ответственные работы. Собственно, именно по этой причине, а вовсе не по половой дискриминации, он получает преимущество в карьерном росте. Между тем ответственность, как уже говорилось здесь,— это не абстрактное правосостояние, но еще и повышенный расход жизненных ресурсов. Нередко психонервная нагрузка не спадает даже после того, как человек покидает рабочее место; даже оказываясь в кругу семьи, он продолжает работать. Его работа связана с обработкой больших информационных массивов, и это не дает возможности отключиться от нее даже в круг семьи. Словом, «среднестатистический мужчина» и «среднестатистическая женщина» не равны друг другу. И тем не менее социологи (а вслед за ними адвокаты и судьи), ссылаясь на одинаковую для всех продолжительность рабочей недели, считают равными затраты их труда на производстве. Поэтому неудивителен тот парадокс, что под давлением культурной нормы, которая возносит женщину, одновременно низводя с былого пьедестала мужчину, мы склонны принимать как обоснованные упреки в том, что последний, вместо того, чтобы взять на себя часть «женских» обязанностей по дому («мужские» во все времена выполнялись только им), закрывается газетой или припадает к телевизору. Образ ленивого бездельника-отца, валяющегося на диване и всеми силами уклоняющегося от воспитания детей и домашних дел, широко тиражируется всеми средствами массовой информации и уже начинает проникать в сознание ребенка.

Но продолжим. Считается, что в обоснование судебных решений кладется привязанность ребенка к одному из родителей. Но не секрет, что, при равной любви к нему обоих родителей и его к ним, на чашах незримых весов оказываются и знаки родительского внимания и подарки. Не последнюю роль играет и тот факт, что проявления повседневной отцовской заботы не ощущаются ребенком непосредственно (особенно, если речь идет о малолетнем), в то время как горение матери — у него прямо перед глазами. Здесь уже приводился тот факт, что в глазах ребенка даже «кормилец» семьи — это не тот, кто приносит в дом деньги, но та, что ставит тарелку на стол. Поэтому возможности объективно решить и этот вопрос не существует, все решает только сложившийся стереотип общественного сознания, и действительные права ребенка учитываются меньше всего.

Добавим, что ко времени развода супруги заметно отдаляются друг от друга, при этом у матери остается значительно больше возможностей настроить ребенка против отца.

Правоприменительная практика большинства европейских стран складывается так же, как и в России, другими словами, и за рубежом дети при разводе остаются у матери.