Онтологический принцип 1–3 2 страница
Используем эту базу для введения представлений о теории, метатеории, методе, средствах познания, подходе, принципе.
Теория появляется в процессе обобщения эмпирического материала, а затем – в ходе коррекции имеющихся теорий. При порождении метатеории повышается уровень абстракции, снимающей особенности содержания теоретических представлений в определенном научном предмете.
Метатеория, также, как всеобщие онтологии философии, используются как абстрактные ориентиры для организации теоретического знания, его структуры и содержания.
Метатеория является промежуточной между теорией и философскими онтологиями. Но все они остаются в первой рефлексивной функции «исследования».
Но если метатеория и философская онтология выделяются как средства организации теоретического конструирования, то они начинают вовлекаться в средственную функцию, а с другой стороны, нормативную функцию.
Однако это изменение функционального статуса происходит на более высоком уровне, «этаже» рефлексии, обслуживающей теоретические действия (см. сх. 8).
Схема 8
Здесь подчеркнут путь от невыделенности теоретического звена к его выделенности и к введению надстройки над этим звеном, где, в частности, осуществляется познание теоретических действий, их критика и нормирование. Благодаря новому «этажу» и «этажам» рефлексии теоретических мыслительных действий и появляются метатеории, онтологии философского уровня, а затем и средственный статус теорий, метатеорий, онтологий, с одной стороны, а с другой стороны, их статус в качестве ориентировдля организации теоретических действий (см. сх. 9).
Схема 9
Функция «принципа» и состоит в ориентировании с помощью «всеобщего» для рамок научного предмета или на более абстрактном философском уровне, для теории в научном предмете.
Для образования принципа следует зафиксировать теорию, затем важнейшие составляющие теоретического содержания и их «обобщить» или вывести на новый уровень абстрактности с помощью логических форм организации обобщения и результатов обобщения и, наконец, ввести результат в качестве ориентира.
На одной теории можно построить несколько принципов. У принципа содержание опознаваемо для создателя теории, как на более абстрактном уровне говорится «о том же», но в присущей принципу локализации и фокусировке (см. сх. 10).
Схема 10
Метод и подход относятся к особым типам норм, поэтому предполагают выделение нормативной составляющей рефлексии.
Первичным типом норм является «цель», фиксирующая требования к конечному результату, а затем появляется фиксация промежуточных результатов, и она оформляется в «план».
Естественным типом нормы процесса выступает нормативное использование результатов процессуального описания, тогда как учет критерия выполнимости нормы и определенности содержания, а также обращение внимания на внешние и внутренние факторы успешности, в том числе использование средств преобразования, дают «технологию», результат оискусствления описания (см. сх. 11).
Схема 11
Исследовательские цели появляются в ходе депроблематизации прошлой исследовательской деятельности и, следовательно, предполагают постановку проблемы в рамках исследовательской функции («приближение к истинному знанию»).
Затем появляются исследовательские планы и технологии.
Применительно к теоретической «деятельности» (и мышлению) цели появляются в связи с депроблематизацией в теоретической деятельности, в том числе и продукту деятельности – теории.
«Метод» возникает в рамках обобщения опыта деятельности в исследованиях и, прежде всего, обобщения норм (Е-типа описаний и предписаний, а также ЕИ-типа предписаний, начальных типов технологий исследовательской деятельности).
Он становится основанием конкретизации и появления более строгих технологий исследовательской деятельности (см. сх. 12).
Схема 12
Тем самым, метод не реализуется, а конкретизируется с учетом реальных условий. В применении к теоретической деятельности, в силу ее мыслительной основы, метод имеет логический статус, если он претендует на всеобщность.
Функция «подхода» состоит в раскрытии требований к «началу» деятельности, претендующему на его сохранение в течение всей деятельности. Наиболее очевидно это в теоретической деятельности, точнее – в развертывании теоретического содержания.
Неслучайно псевдогенетический метод имеет своим требованием удержание содержания «клеточки», исходного предиката на всем продолжении конкретизации. Остается ввести версию «методологии» (см. также: О.С. Анисимов 1996, 2004, Г.П. Щедровицкий 1995, 1997, 2005).
Историческое отнесение методологии к учению о «методе» неточно.
Методология в ее организованной форме (Московский методологический кружок, 1954 г.) опирается на рефлексивную практику с акцентировкой на критическую подфункцию как условие постановки проблем и перехода к развитию.
Но проблематизация предполагает критическое отношение и соотнесение субъекта и предиката в рефлексирующем мышлении, а в качестве предиката создаются «теории деятельности» (включая и мышление в деятельности, средства в деятельности, самоопределение в деятельности и т.п.).
Поэтому путь к методологии включает акцентировку на критической рефлексии, создании средств проблематизации, универсализации этих средств с учетом универсума деятельности (см. сх. 13).
Схема 13
Пользуясь языком теории деятельности как парадигмой средств организации рефлексии можно организовать и обобщение конкретных норм, создавать методы и разрабатывать стратегии и совершенствовать теоретическую работу в науке и т.п.
Методология является сервисом всей совокупной рефлексивной практики – в любой системе, сфере деятельности, в том числе в сфере самой методологической деятельности.
Используя вышесказанное можно построить предикативную «цепь»:
· Методология (общая);
· Методология акмеологической практики;
· Методология акмеологических (научных) исследований;
· Методологическое обеспечение звеньев акмеологических исследований;
· Разработка методов, средств, моделей, подходов, принципов, теорий, метатеорий с опорой на ЯТД.
Соотнося «цепи» субъекта и предиката мысли мы обладаем возможностью коррекции, через проблематизацию, состава и содержания «субъективного списка», а также и самого текста «субъекта мысли».
«Методология акмеологии» – это процесс и результат применения общей методологии и, в частности, средств языка теории деятельности для организации рефлексивного анализа всех видов акмеологической деятельности, включая практическую, аналитическую, консультационную, исследовательскую, диагностическую, образовательную.
В качестве результата методологической организации рефлексивного анализа выступают специфические для акмеологии методы, стратегии, принципы, подходы, теории, метатеории, модели, технологии.
4 СИСТЕМНАЯ ОНТОЛОГИЯ И ЦИКЛИЧЕСКИЕ ИЗМЕНЕНИЯ
Как известно, базисные средства языков зависят от принципа структурирования «картин мира», онтологий, последующей парадигматизации и особенностей применяемых знаковых или символических средств построения высказываний. Если китайский (и ряд других) языков опирается на принцип «символизма» (см. о «символах» как средствах языкового мышления у Соссюра, Гегеля, Сепира и др.) и, следовательно, структурной представленности семантических блоков, структурной устроенности самих средств выражения («иероглифы»), то европейские языки опираются на принцип «знаковости» и, следовательно, процессуально-структурной представленности семантических блоков, последовательной организацией самих средств выражения. В связи с этими различиями неизбежными выступают и онтологические отличия.
Как известно, философская мысль в Европе (на «Западе» в целом) породила множество онтологических конструкций, метафизик, в которых выражается множество взглядов и подходов к их построению. Иногда взгляды носили «конфигурирующий» характер, подводящими итоги миропонимания. Примером служит энциклопедическое конфигурирование Аристотеля. Он же пытался раскрыть и метод мышления, присущий не просто научному познанию, а также и философскому познающему мышлению. Однако наиболее продуманный вариант рефлексии познающего мышления дал Гегель, опираясь на характеристики метафизического мышления, данные Кантом и более развернуто обсужденные Фихте.
Гегелевский метод, обоснованный масштабным рассмотрением всего многообразия научных взглядов о бытии, предполагает введение «псевдогенетичсекого подхода», включенность в него идеи развития, самопоказа содержанием мысли «самой себя», уподобляясь внемыслительному «бытию-в-себе». Однако метод познающего мышления (см. подробно: Анисимов О.С. 2000, 2004), который вводился Гегелем, предполагает не только движение по исчерпыванию «всего содержания», осуществляемому «сущностью», прохождение пути от «пустоты» к «полноте», но и возврат к началу.
Полное прохождение пути обосновывает используемое в начале движения исходного «первоначала» мысли, «клеточку» содержания мысли.
Поэтому философское мышление Гегеля имеет в виду не «линию развития», а «круг», который состоит как из линии развития, так и возвратного движения. Тем самым, онтологически метод Гегеля вмещает в себя не только самополагание сущностью своих атрибутов, но и самообоснование, порождение своих оснований, «процедуру» смены направления движения, самоотчуждение к началу как особой формы самосохранения. И тогда можно говорить о развитии лишь как о «части» круга, как основания неразвитого состояния, основания противоположного процесса «отрицания развитости», возврата в начало.
Но в «Книге Перемен» (И-Цзин Чжоу-И») также утверждается смена состояний, прохождение множества этапов, имеющих основанием механизм изменяемости, вечной активности в альтернативизации, в переходе не просто к иному, а к противоположному, а содержание иного само проходит путь трансформаций.
Кроме того, то, что получается в конце трансформаций – «готово» к новому циклу. Тем самым, соблюдаются многие предпосылки «псевдогенеза».
Другое дело, что в «Книге Перемен» даны именно 64 гексаграммы и 6 шагов движения в каждой из них. Получается 384 шага. Столь четкая процессуально-структурная схема не видна у Гегеля и сам способ обсуждения во многом различен.
Сопоставительный анализ движения мысли у Гегеля как воплощение «вершины» западной онтологической мысли, с движением мысли в «Книге Перемен» будет дан в иное время. В данный момент мы лишь делаем одно из приближений к этому. Причем сам по себе содержательный «срез» мысли взят на материале интерпретаций знатоков этой книги, а не только и не столько прямой интерпретации гексаграмм как сочетаний сплошных и несплошных линий, базисных противоположностей в типовых состояниях.
Для нас кажется естественным удержание европейской техники онтологического мышления, представленной у Гегеля в высшем, лучшем виде, корректно относясь к технике движения мысли в «Книге Перемен», поскольку мы не видим их принципиальной несопоставимости. Пусть это является нашей гипотезой в организационно-мыслительном арбитраже двух типов источников.
В связи с этим мы вводим категорию «нечто» как единицы универсума, а также категорию самого «универсума», вмещающего все то, что существует, существовало и может существовать. Но тогда можно вести речь о «нечто в универсуме».
Рассмотрим «развитие» в контексте цикла бытия «нечто», имея в виду, что сам «универсум», обладая определенностью, проходит свой цикл бытия и создает, соответственно, среду для локального бытия некоего «нечто».
При этом мы будем вводить свои контексты, отражающие практику деятельности и мышления, рефлексии своего бытия, так как само размышление о «нечто в универсуме» производится именно нами и – мы ответственны за утверждения, их содержание.
Лишь при определенных условиях нами положенное содержание мысли может быть отнесено к реальности, сущности бытия и этим «отрывается» от ситуации и возможностей нашего полагающего мышления, становится как бы независимым от наших «исторических» недостатков и достоинств.
Для правильного понимания наших рассуждений необходимы вполне определенные представления о реальности мышления, в том числе и онтологическом мышлении (см. наши работы: Анисимов О.С. 1991, 1994, 2002, 2004, 2005).
Мы видим, что «внутри» нечто осуществляется динамика противопоставительных и взаимопритягательных отношений функциональной формы и морфологии, а сама форма, будучи «живой» обладает саморазвертывающей конкретизацией и самоохватывающим абстрагированием с выделением промежуточных «точек остановки», что обеспечивает качественные переходы в направленности на «развитие» и «редукцию».
Предшествующие этапы в развитии удерживаются в последующих, в особом «свернутом» (по Гегелю) виде. Поэтому на каждом этапе развития добавляется «еще один» этаж в пирамиде уровней внутреннего бытия.
Общим основанием бытия в определенном состоянии развитости является наиболее, для этого состояния, абстрактный уровень формы, а специфичным – наиболее конкретный уровень формы. Морфология подстраивается под пирамиду уровней формы и, если обладает соответствующим потенциалом, «расслаивается», осуществляя расслоенное совмещение с каждым уровнем формы. Когда же морфология подстроилась под пирамиду форм, то действуют типовые «законы» динамических отношений формы и морфологии в пределах «нечто».
Не следует забывать, что само «нечто» может быть включенным как часть морфологии, вовлекаемой в совмещения с иными по объему формами. Например, человек как «нечто» включается в качестве морфологии в бытие группы, а группа – морфология включается в макрогруппу, а макрогруппа – как морфология включается в общество. Включенность во все более масштабные «нечто» подчиняет прежнее «нечто» внутренней динамике бытия более масштабного «нечто», но не отменяет внутреннее бытие, хотя и может создавать соответствующие деформации как в направленности на лучшее, самораскрытие (например, в образовании), так и в направленности на худшее, саморедукцию (например, депрофессионализация).
Применительно к малому «нечто» и к большому «нечто», ко всем типам и масштабам «нечто» действуют те же универсумальные «законы», о которых мы ведем речь. Китайцы давно научились учитывать и вписываться в бытие «охватывающих нечто» и, в пределе – в универсум. Поэтому они могут отличать судьбу отдельного человека от судьбы семьи, семьи – от рода, рода – от общества в целом, общества – от мирового сообщества. И так далее.
Тем самым, они могут иметь терпение и мудрость переносить трудности в менее масштабных «нечто», глядя на динамику бытия «охватывающих нечто». Даже в мировой политике они могут позиционироваться – не исходя из своего самодвижения и желаний как таковых, а исходя из того места в развитии мирового сообщества, которое складывается и сложилось в реальных исторических условиях, из стадии циклов бытия, подчиняя свои устремления требованиям стадий циклов, но, не забывая о своих устремлениях, если они достаточно обеспечены, в настоящее или будущее время – тем, что необходимо для реализации замыслов.
Тем самым, перед нами, перед всеми аналитиками, особенно теми, кто хочет быть обслуживающими самостоятельное бытие в качестве значимого игрока на мировой арене, вырастает задача выработки и совершенствования типовых техник реконструктивных и проспективных расчетов бытия «нечто в более охватывающих нечто», используя гигантский опыт самих китайцев и им уподобляющихся.
Опыт философско-логического движения мысли в Европе (Западе в целом), методологической практики в России показывает, что есть особые преимущества и у этих наследий, если их соотнести и найти место в подобных процедурах у китайцев.
В этом направлении не только можно, но и нужно идти, чтобы наладить достаточно осмысленные отношения с китайскими мыслителями, увеличить вероятность общецивилизационного синтеза аналитических техник и управленческих усилий на благо самой цивилизации.
Локализация устремлений на эгоцентрическом поле может вести лишь к глобальным потрясениям. Однако, чтобы выйти за пределы одних пожеланий и иллюзий, следует выявить, приближаются ли «время» синтетического, единого бытия. А для этого нужны аналитические «машины».
Следует иметь в виду и ту практику мышления, сложившуюся в методологическом движении в России. Использование схематических изображений создает общую предпосылку сближения техники мысли китайцев. Для методологов сами по себе схематические изображения выступали сначала как сопровождающие средства языкового мышления в коммуникации, дискуссиях.
При осознавании роли таких схем в пространстве мышления, сама техника работы со схематическими изображениями находилась в 60-90 гг. XX в. на достаточно низком уровне. Особое внимание на такие средства обратили мы в 70-х гг. (см. Анисимов О.С. 2001, 2005).
Благодаря онтологической и организационно-мыслительной направленности в нормировании действий со схематизированными изображениями, сознательному и систематической реализации требований, исходящих «их метода Гегеля» (Гегель был и остался для нас предпочтительным автором в пространстве истории мысли в Европе), мы вышли в такое количество нюансов и перспектив, которые позволяли ставить сверхсложные задачи и проблемы по всем линиям мыслительной культуры. В том числе и в области онтологии (см. Анисимов О.С. 1997, 2000, 2002, 2004, 2005). В ряде педагогических разработок мы рассматривали в качестве содержания обучения формирование способностей к к оперированию онтологическими средствами мышления, в частности – категориями системного подхода и «нечто», «универсум» и т.п.).
Особую значимость имеют разработки по линии «культура принятия управленческих решений» и «стратегическое мышление» (см. Анисимов О.С. 1991, 1999, 2002, 2004). С конца 90-х г.г. при проведении игромодельных циклов мы в качестве особого предмета слежения и организации разработок решений стали применять онтологические схемы. Это позволяло идти не в стратегии «индивидуальные смыслы – соорганизация индивидуальных смыслов для групп и макрогрупп – оформление смыслов – понятизация» – использование в проблематизации и проектировании, а в стратегии «онтологическая база – онтологическая организация смыслов – категоризация и понятизация – проблематизация и проектирование».
Вследствие изменения организационно-мыслительной стратегии появились эффекты, близкие к китайской технике мышления в условиях коллективной разработки управленческих решений.
В обсуждении содержания этого понятия нужно выделить минимум три уровня абстрактности или конкретности содержаний – эмпирические фиксации явлений, имеющиеся концепции развития, например, в психологии, педагогике, социологии и т. п., и метаконцепцию как систему средств оценки и анализа концепций (см. сх. 14).
Схема 14
На конкретном (К)-уровне исследователь фиксирует воспринимаемое и обращает внимание на наличие различных представлений об одном объекте в различное время и условия наблюдения. Следовательно, нужно связать воедино различие текстов-описаний, различие их содержаний, различность объектных интерпретаций и относимость различного к одному объекту. Снятие парадокса – множественности содержаний и их соотнесенности к одному объекту – выходит за пределы созерцательного подхода. Это уже конструкторско-теоретическое или концептуальное утверждение о наличии у объекта различных состояний, что объект меняется при смене состояний, но и остается “тем же” объектом (см. сх. 15).
Схема 15
В концепции, в отличие от метаконцепции, обобщающее отнесение выделенных состояний объекта предопределяется особенностями прямого наблюдения, соотнесенности различных научных предметов и закрепления статуса одного из предметов. Это закрепление приводит к локализации задач в наблюдении, отбора материала для концептуальной схематизации, к сужению приложимости результатов концептуализации.
В метаконцепции преодолевается локализация отбора материала, преодолевается приложимость результатов концептуализации. Но, вместе с тем, увеличивается объем мыслительных процедур “переноса” содержания метаконцепции в наблюдения для его сопоставления с результатами созерцания. Появляется все более насыщенная мыслительная процедура сопоставления абстрактного и конкретного, все более изощренная техника достижения сопоставимости этих типов содержаний (см. сх. 15).
Схема 15
Поскольку показ перехода от наблюдаемого к конструируемому в процессах обобщения является крайне объемной процедурой, то мы сразу же введем метаконцептуальные представления и конкретизируем их до концептуальных, имеющих хорошо доказанные отношения с материалами созерцаний.
Прежде всего нужно иметь объектно-онтологическое представление о “нечто”, обладающем изменяемостью состояний трех типов – изменений функциональных и изменений развития и деградации. Различение “функционирование – развитие” выступает как главное в рамках целевой установки мыслительной работы.
Функционирующее “нечто” – это нечто, имеющее и сохраняющее свою определенность. Наличие определенности, в онтологическом аспекте, означает пройденность пути от неструктурированности “чего-то” к его структурированности (см. сх. 16).
Схема 16
Определенность появляется вместе со структурированием “чистого” бытия или неструктурированного бытия. Структурное целое приобретает форму или особую организацию “сгущений” однородного (см. сх. 17).
Схема 17
Если структурирование произошло, то онтологически нужно либо ввести постулат неизменяемости, либо возвратимости в прежнее бытие, либо постулат сохраняемости в меняющейся среде. Неизменяемость влечет за собой рассмотрение статического бытия, что не отражает всеобщей изменяемости, заметной в созерцании. Следовательно, для обсуждения “нечто” в динамической среде необходимо вводить его сохраняемость. Это означает, что в онтологическом плане мы вводим соотнесенность и со средой, и со всем универсумом, но при таких структурных деформациях “нечто”, которые не изменяют самое “нечто”. Оно как бы имеет внешне замечаемые структуры и “места” для структур, как бы их “замысел”, “план”. “Нечто” сохраняется лишь при соответствии наполнения (морфологии) требованиям места (формы функциональной). Это соответствие динамическое при допустимой изменяемости структурируемой морфологии. Более того, этот динамизм как бы предполагается самим “нечто”. В рамках же динамизма “нечто” возникает необходимость различать как состояния “нечто” или структурное оформление бытия в пределах допустимости, так и иерархическое соотнесение состояний, из которых одно соответствует месту в большей степени, а другое – в меньшей степени. Особенностью степени соответствия является уровень сохраняемости “нечто”. Тем самым, в онтологическом плане вводятся как базовое состояние, с максимумом сохранения “нечто”, и допустимые структурные дифференциации, уменьшающие уровень сохраняемости “нечто”, степень соответствия месту. Допуская также онтологический принцип инертности базового состояния, мы можем усматривать изменение состояния как следствие соотнесенности со средой, преодоления порога чувствительности к среде (см. сх. 18).
Схема 18
Признаком функционирования “нечто” является такое изменение состояния, которое поддерживается лишь временным усилением соотнесенности со средой, и “исчезает” (приходит в базовое) в связи с исчезновением усиления соотнесенности. Базовое состояние обладает внутренними для “нечто” возможностями восстановления (см. сх. 19).
Схема 19
Таким образом, можно различить колебание состояний как универсума или предельной целостности, так и единицы универсума, локализующейся, имеющей иные единицы в качестве среды. Однако, если колебание универсума имеет тогда внутренний импульс изменений, то “нечто” соучаствует в колебании универсума и, дополнительно, изменяется относительно базового состояния в связи с учетом внешнего и под воздействием внешнего. Закон цикла изменений универсума может быть рассмотрен как вмещающий деструктурацию и структурацию, а закон функционирования “нечто” – как временное переструктурирование. Вместе со сдвигом универсума в сторону деструктурирования создается внутренне-внешнее условие девальвации базового состояния, и оно уже не способствует изменяемости с возвратом (см. сх. 20).
Схема 20
Если сдвиг универсума осуществляется в направлении структуризации, то “нечто”, как единица универсума, не только закрепляет базовое состояние, но и меняет его в сторону большего усложнения. Переструктурирование становится сохраняющим прежнюю форму состояния и вносящим новое как усложнитель прежней формы. Это усложнение подготавливается повышением чувствительности к реагируемости на внешние воздействия, внутренней адаптируемостью к этому воздействию (см. сх. 21).
Схема 21
Вместе с внутренней перестройкой меняется и конкретный характер внешнего реагирования на те же воздействия. Тем самым, внутренние изменения усложняющего типа, ведущие к изменению “содержания” базового состояния и изменению характера реагирования на внешнее воздействие, составляет шаг в развитии. Базовое состояние “нечто”, “нечто” в целом обладает потенциалом развития, который предопределен совмещением “нечто” со средой и универсумом на фазе структурирования универсума, а также потенциалом деградации – на фазе деструктурации универсума. Кроме того, вычленимость “нечто” из массы морфологии универсума связано с потенциалом структурированности, и, в зависимости от его “мощности”, “нечто” обладает своим циклом структурации (созревания) и деструктурации (умирания). Внешние условия – помещенность в универсум, среду, как часть универсума, лишь модифицируют прохождение внутреннего цикла. Поэтому то развитие, которое предопределено внутренним циклом структурации, следует назвать саморазвитием. Оно осуществляется либо в форме созревания, либо в рамках внешне вызываемых ускорений созревания или модификаций устойчивого состояния (см. сх. 22).
Схема 22
Вышесказанное позволяет зафиксировать типологию проявлений развивающегося “нечто” в связи с внешним воздействием. Простейшую типологию можно получить на основе онтологии диалектического шага в развитии. В нем различаются следующие типовые шаги:
· возникновение внутреннего противоречия без внешнего его проявления;
· акцентуация на измененном состоянии, противопоставляющемся базовому состоянию, и поддержание нового, “иного” состояния;
· внешние проявления нового состояния;
· разрешение внутреннего противоречия за счет внесения в исходное состояние деформаций по критериям нового состояния;
· внешние проявления нового состояния.
Если возникновение внутреннего противоречия происходит не в связи с созреванием, стадией внутреннего цикла жизни “нечто”, а в связи с внешним побуждением, то количество типовых шагов увеличивается. Удобными средствами различения процессов развития являются следующие гегелевские фиксации типовых фаз:
· “в-себе” бытие (или базовое состояние);
· “для-иного” (вызванное ситуационное состояние);
· “для-себя” (видоизменение вызванного состояния под критерии “в-себе” бытия).
Шаг в развитии означает особый перенос “для-себя” бытия во “в-себе” бытие. Иначе говоря, базовое состояние допускает инновацию, находя совмещение своей изменяемости (“внесение” иного в себя) и неизменяемости в качестве неизменяемого, выявляемого в ходе снятия противоречия, предстает более фундаментальная характеристика бывшего “в-себе” бытия. Она реализует функцию более абстрактного основания, скрытого до возникновения противоречия, или, в других словах, более существенного в бывшем “в-себе” бытии (см. сх. 23).
Схема 23
Более абстрактное “в-себе” бытие сохраняет стимулированное извне содержание за счет своей конкретизации и придания устойчивости как выведенным (конкретизированным) аналогам прежнего “в-себе” бытия, так и того, что характерно для инновации (см. сх. 24).