Часть III Комическая война 19 страница
– Ах, да. Кэдди Хорслип. Она была не то светской дамой, не то дебютанткой, не то… короче, моего двоюродного прадедушку за это повесили. Мозеса Эспинозу. В то время, годах в шестидесятых прошлого века, это стало колоссальным событием. – Тут Роза заметила, что все еще держит Джо за руку, и отпустила. – Вот. Палец как новенький. У тебя есть сигарета?
Джо дал ей прикурить. Роза продолжала сидеть перед ним на корточках, и что-то в такой расстановке его возбуждало. Джо чувствовал себя раненым солдатом, приятно проводящим время в полевом госпитале с прелестной американской медсестрой.
– Он был лепидоптеристом, этот Мозес.
– Кем?
– Изучал мотыльков.
– А.
– Он усыпил ее эфиром и убил булавкой. По крайней мере, так говорит мой отец. Наверняка врет. Я сделала про это сонник.
– Булавкой, – повторил Джо. – Ну и ну. – Он помахал пальцем. – По-моему, все хорошо. Ты его вылечила.
– Можешь не сомневаться.
– Спасибо тебе. Роза.
– Пожалуйста, Джо. Джо. Честно говоря, Джо из тебя не очень убедительный.
– Это временно, – отозвался Джо. Затем он согнул ладонь, перевернул ее, внимательно изучил. – А рисовать я смогу?
– Не знаю. Сейчас можешь?
– Вообще-то я неплохо рисую. А что за сонник?
Положив горящую сигарету на пластинку для фонографа, лежащую рядом на полу. Роза подошла к столу.
– Хочешь посмотреть?
Джо нагнулся и подобрал сигарету, держа ее вертикально самыми кончиками пальцев, словно это была крошечная динамитная шашка с горящим запалом. Сигарета выплавила небольшую ямку во второй части «Октета» Мендельсона.
– Вот, возьми этот. Про Кэдди Хорслип мне что-то никак не найти.
– Не найти? – сухо сказал Джо. – Как удивительно.
– Не умничай. Мужчинам это не идет.
Джо отдал Розе сигарету и взял у нее большую книгу в тканевом переплете. Это был гроссбух, раздутый вдвое против его первоначальной толщины из-за всего, туда вклеенного. С виду он напоминал книгу, оставленную под дождем. Открыв первую страницу, Джо обнаружил там название «Сон про самолет #13», написанное странным, аккуратным почерком на манер сплетения длинных и тонких прутиков.
– Пронумеровано, – сказал он. – Совсем как комикс.
– Просто их так много. Я бы потеряла счет.
«Сон про самолет #13» более или менее пересказывал сновидение про конец света, увиденное Розой. Никого из людей, кроме нее, на земном шаре больше не осталось, и она вдруг обнаружила, что летит в розовом гидросамолете к острову, населенному разумными лемурами. Впрочем, помимо основного сюжета там имелась уйма всякой всячины – например, что-то вроде графического саундтрека, построенного на образах, связанных с Петром Чайковским и его произведениями (не говоря уж об изобилии продуктовой тематики), – но в этом, как понял Джо, как раз и была вся соль. Вся история рассказывалась посредством коллажа, картинки для которого в основном были вырезаны из журналов и книг. В частности, там присутствовали образы из учебников по анатомии – вскрытая мускулатура человеческой ноги, картинное объяснение перистальтики. Роза где-то откопала старую книгу по истории Индии, и многие лемуры ее сновидного Апокалипсиса имели головы и спокойные, ровные взгляды индусских принцев и богинь. Ею также была капитально раздраконена кулинарная книга по морепродуктам, отчего страницы сонника изобиловали цветными фотографиями вареных ракообразных и цельных рыбин с застывшими взглядами. Порой Роза давала поверх картинок какой-то текст, для Джо совершенно бессмысленный; несколько страниц содержали почти исключительно ее затейливый почерк, проиллюстрированный, так уж получалось, коллажем. Там имелось несколько карандашных рисунков и диаграмм, а также сложная система иллюстративной маргиналии, напоминавшей существ, бродящих по краям страниц средневековых книг. Джо начал читать, усевшись в кресло у стола, но довольно скоро, сам того не заметив, встал и принялся расхаживать по комнате. Опять же сам того не заметив, он наступил на мотылька.
– Это должно занимать многие часы, – сказал он.
– Да, часы.
– И сколько таких ты сделала?
Роза указала на раскрашенный сундук в ногах кровати.
– Уйму.
– Это прекрасно. Восхитительно.
Джо сел на кровать и закончил чтение «Сна про самолет #13», а потом Роза спросила его, чем он занимается. Впервые за целый год Джо, под напором Розиного интереса к его работе, позволил самому себе счесть себя художником. Он описал часы, вложенные в обложки, расписывая детали на бортах и стабилизаторах генератора смертельной волны, с математической точностью искажая и преувеличивая перспективы, разрисовывая Сэмми, Джули и остальных, делая пробные фотографии для фиксации правильных поз, раскрашивая сочные языки пламени, которые, как следует напечатанные, словно бы пожирали гладкую тушь и бумагу самой обложки. Джо рассказал Розе про свои эксперименты с кинословарем, про ощущение эмоционального пика панели, а также про бесконечно растяжимый и сжимаемый временной промежуток, что лежал между панелей страницы комикса. Сидя на замусоренной мотыльками кровати Розы, Джо вновь ощутил мучение и вдохновение тех дней, когда вся его жизнь вращалась только вокруг искусства, когда снег падал как вступительные фортепианные ноты к «Императорскому концерту», когда шевеление в брюках напоминало ему об одном пассаже из Ницше, а толстый, исполосованный красным шмат краски на картине в иных отношениях неинтересного Веласкеса пробуждал в нем голод к куску сырого мяса.
В какой-то момент Джо заметил, что Роза смотрит на него со странной аурой предвкушения или страха, и умолк.
– Что случилось?
– Лампедуза, – ответила она.
– Какая лампедуза?
Глаза Розы расширились, пока она ожидала – в предвкушении или в страхе. Затем она кивнула.
– Ты имеешь в виду остров?
– Ах! – Роза обвила руками его шею, и Джо опрокинулся на кровать. Мотыльки рассеялись по сторонам. Сатиновое покрывало махнуло его по щеке, точно крыло мотылька.
– Ох! – невольно вырвалось у Джо. А Роза пристроила раскрытые губы к его губам, шепча невразумительную фразу из своего сонника.
– Эй! Але! Джо, ты там?
Джо резко сел.
– Вот черт.
– Это твой брат?
– Мой кузен. И партнер. Я здесь, Сэм, – откликнулся Джо.
Сэмми высунул голову из-за двери.
– Привет, – сказал он. – Черт, извините. Я просто…
– Она медсестра, – сказал Джо, испытывая странную вину, словно он неким образом предал Сэмми и теперь должен был оправдать свое присутствие в Розиной комнате. Он показал Сэмми свой вправленный палец. – Видишь, она его вылечила.
– Угу, вот класс. Привет, я Сэм Клей.
– Роза Сакс.
– Послушай, Джо, я тут это самое… в общем, я просто подумал, не готов ли ты уйти из этого… прошу прощения, мисс, но я знаю, что вы здесь живете и все такое, но… черт, из этого паскудного места.
Джо видел, что Сэмми не на шутку чем-то расстроен.
– А что случилось?
– Да кухня…
– Кухня?
– Ну да. Она черная.
Роза рассмеялась.
– Черная, – подтвердила она.
– Не знаю, Джо. Знаешь, я просто… просто хотел вернуться домой. Взяться за работу над той ерундовиной. Хотя это самое… извини. В общем, забудь. Ладно, увидимся.
Сэмми повернулся и вышел. В отсутствие Джо он пережил странный опыт. Пройдя через танцевальный зал и миниатюрную оранжерею, Сэмми вышел на кухню особняка, стены и пол которой покрывал сияющий черный кафель, а столы – не менее черная эмаль. Там также толпилось немало народу. Надеясь найти место, где он сможет хоть ненадолго остаться один и, если повезет, воспользоваться туалетом, Сэмми завернул в большую мясную кладовую. Там он наткнулся на невероятное зрелище того, как двое мужчин – причем каждый из них, со сновидной нелепостью, был в галстуке и усах – сжимают друг друга в страстных объятиях. Усы неистово переплетались, и это почему-то напомнило Сэмми виденную им в детстве картину того, как матушка применяет его расческу к щетке для платья.
Сэмми быстро дал задний ход из кухни и пошел искать Джо. Ему до смерти хотелось прямо сейчас отсюда уйти. Конечно, он знал про мужской гомосексуализм, но чисто теоретически, никак не связывая его с реальной человеческой эмоцией; и уж совершенно точно ни с какой собственной эмоцией. Сэмми даже в голову не приходило, что двое мужчин, пусть даже гомосексуалистов, могут так целоваться. В той мере, в какой он вообще позволял себе об этом задумываться, он считал, что вся история должна состоять из быстрых отсосов в темных закоулках или грязных занятий изголодавшихся по любви британских матросов. Но эти мужчины в галстуках и усах… они целовались как герои с героинями в фильмах – с нежностью, энергией и лишь слабым намеком на показуху. Один мужик даже гладил другого по щеке.
Сэмми рылся в буйной чащобе шуб и пальто, повешенных на крючки в передней, пока не нашел свое. Затем он нахлобучил себе на голову шляпу и вышел из дома. Однако на верхней ступеньке остановился и задумался. Собственные беспорядочные мысли казались ему странными. Сэмми до жути ревновал; эта ревность была как тяжелый округлый камень в самой середине его груди. Но он не мог сказать наверняка, ревновал он Джо к Розе Люксембург Сакс или наоборот. В то же самое время Сэмми был рад за своего кузена. Сущим чудом казалось то, что целый год спустя Джо сумел снова отыскать в огромном Нью-Йорке девушку с такой роскошной задницей. Возможно, Розе удастся то, что не удалось Сэмми, и она найдет способ хоть немного отвлечь Джо от его очевидного стремления к тому, чтобы ему начистили рыло все немцы, какие только живут в этом городе. Тут Сэмми обернулся и посмотрел на привратника, беспутного на вид малого в лоснящемся сером пиджаке, который подпирал косяк передней двери, вовсю дымя сигаретой. Что же так потрясло Сэмми в увиденной им сцене? Чего он так боялся? Почему убегал?
– Забыли что-нибудь? – осведомился привратник.
Сэмми пожал плечами. А потом развернулся и возвратился в дом. Не до конца уверенный в том, что делает, он заставил себя пройти назад через танцевальный зал, который теперь, когда Дали забросил свой водолазный костюм, был полон радостных и уверенных людей, которые точно знали, чего они хотят и кого любят, и снова пробрался в черную кухню. Компания мужчин стояла у плиты, ведя оживленный спор о том, как следует варить кофе по-турецки, но те двое мужиков из кладовки бесследно исчезли. Может, Сэмми просто все это себе вообразил? Да и возможен ли вообще такой поцелуй?
– А он не голубой? – спросила Роза у Джо. Они по-прежнему держались за руки, сидя на кровати.
Сперва подобное предположение Джо просто шокировало, но затем, по здравому размышлению, уже нет.
– Почему ты так решила? – спросил он.
Роза пожала плечами.
– В нем что-то такое есть, – сказала она.
Джо хмыкнул.
– Не знаю. – Он тоже пожал плечами. – Вообще-то Сэмми… он хороший парень.
– А ты хороший?
– Нет, – сказал Джо.
И подался вперед, чтобы снова ее поцеловать. Они стукнулись зубами, и Джо вдруг странным образом ощутил все кости у себя в голове. Ее молочно-соленый язык был точно устрица у него во рту. Роза положила руки ему на плечи, и Джо мгновенно понял, что она сейчас его оттолкнет, а секунду спустя она его оттолкнула.
– Мне за него тревожно, – сказала Роза. – Вид у него был какой-то потерянный. Тебе лучше пойти за ним.
– Все с ним будет отлично.
– Джо, – сказала Роза.
Тут Джо понял – она хочет, чтобы он ушел. Прямо сейчас они уже зашли настолько далеко, насколько она была готова. Не того Джо ожидал от распущенного цветка богемы, но, с другой стороны, Джо чувствовал, что Роза и больше, и меньше этого самого цветка.
– Ладно, – сказал он. – Я пойду. Вообще-то… мне тоже надо работать.
– Вот и хорошо, – подхватила Роза. – Иди работай. Ты мне позвонишь?
– А можно?
– Университет 4–5212, – сказала Роза. – Сейчас. – Она встала, подошла к своему чертежному столу, нацарапала номер на листе бумаги, оторвала клочок и вручила его Джо. – Только пусть тот, кто подойдет, жизнью поклянется передать сообщение. Они здесь так насчет этого ненадежны. Погоди секунду. – Она нацарапала еще один номер. – Это мой рабочий телефон. Я работаю в журнале «Лайф», в художественном отделе. А это мой номер в ТСА. Я бываю там три дня в неделю и еще по субботам. Я завтра там буду.
– ТСА?
– Трансатлантическое спасательное агентство. Я там добровольная секретарша. Это просто маленькая контора. Средства очень скудные. Вообще-то там только я и мистер Гофман. Знаешь, Джо, он просто чудесный человек. У него есть корабль, он сам его купил, и прямо сейчас он работает над тем, чтобы вызволить из Европы столько еврейских детей, сколько этот корабль сможет забрать.
– Детей, – задумчиво повторил Джо.
– Да. А что… там что… у тебя есть дети… то есть в твоей семье? Там у вас в…
– А это где? – спросил Джо. – ТСА.
Роза написала адрес на Юнион-сквер.
– Рад был бы завтра тебя там увидеть, – сказал Джо. – Это возможно?
– У нас только один корабль, – сказал Герман Гофман. Пухлый мужчина с ямочками на щеках, бородкой клинышком и мешками под глазами, судя по всему, перманентными, он носил лоснящийся черный паричок, почти агрессивный в своей очевидной фальшивости. Кабинет Гофмана в Трансатлантическом спасательном агентстве выходил на угольно-черные осенние деревья и ржавую листву Юнион-сквер. На свой серый шерстяной костюм толстяк потратил в двадцать раз больше, чем Джо, чья экономия становилась все более драконовской по мере роста доходов, потратил на свой. С ловкостью крупье, тасующего колоду карт, Гофман вытащил три коричневые сигареты из пачки с золоченым фараоном – одну передал Джо, одну Розе, а одну оставил себе. Эту превосходную марку сигарет, «Тот-Амон», импортировали из Египта. Жемчужные ногти главы ТСА были аккуратно подстрижены. Джо представить себе не мог, чего ради подобный мужчина носит паричок такого вида и качества, как будто его заказали с задней обложки «Радиокомикса». – Один корабль, двадцать две тысячи долларов и полмиллиона детей. – Гофман улыбнулся. На его лице улыбка сквозила поражением.
Джо взглянул на Розу, и та многозначительно подняла бровь. Она уже предупредила его, что Гофман и его агентство, силясь достичь невозможного, постоянно работают на грани полного краха. А чтобы раньше времени не разбить себе сердце, пояснила Роза, ее боссу пришлось усвоить манеры закоренелого пессимиста. Она кивнула, побуждая Джо говорить.
– Я понимаю, – сказал Джо. – Да, конечно…
– Это очень славный корабль, – продолжил Гофман. – Первоначально он назывался «Львица», но мы переименовали его в «Ковчег Мириам». Не очень большой, зато предельно ухоженный. Мы купили его у Кунарда, который гонял его по маршруту Хайфон-Шанхай. Вот его фотография. – Глава ТСА указал на подкрашенную фотографию на стене позади Джо. Симпатичный лайнер с ярко-красной грузовой маркой пускал пар на бутылочно-зеленом море под небом цвета гелиотропа. Очень крупная фотография была вставлена в платиновую рамку. Герман Гофман с любовью ее изучал. – Корабль был построен для компании «ПиО» в 1893 году. Солидная доля наших первоначальных пожертвований ушла на его покупку и переоснастку, которая, ввиду нашего акцента на гигиену и гуманное обращение, оказалась весьма дорогостоящей. – Еще одна жалкая улыбка. – Большая часть оставшегося ушла на банковские счета и в матрасы различных немецких чиновников и функционеров. После того как мы рассчитались за команду и документацию, я просто не знаю, чего нам удастся добиться с тем малым, что еще осталось. Может статься, мы не сумеем обеспечить переправку даже половины тех детей, которых мы уже запланировали сюда доставить. Нам придется выложить свыше тысячи долларов за ребенка.
– Я понимаю, – сказал Джо. – Если позволите, я… – Тут он снова взглянул на Розу и еще раз подивился той капитальной трансформации, которую она всего за одну ночь претерпела. Похоже, Роза вознамерилась истребить в себе все следы девушки-мотылька. На ней был килт «блэк уотч», темные чулки и простая белая блузка с аккуратно застегнутыми рукавами и воротником. Губы ее были ненапомажены, а свои непослушные волосы Роза расчесала на прямой пробор и плотно заплела в две вьющиеся косички. Она даже надела очки. Такая перемена сперва порядком Джо ошарашила, но затем он нашел присутствие девушки-гусеницы вполне оправданным. Если бы, войдя в приемную ТСА, он обнаружил там буйно растрепанную портретистку овощей, у него неизбежно возникли бы некоторые сомнения на предмет верительных грамот данного агентства. Джо не был уверен, какая из двух поз, мотылька или гусеницы, была менее искренней, но в любом случае прямо сейчас испытывал к Розе благодарность.
– У мистера Кавалера есть деньги, мистер Гофман, – сказала Роза. – Он может позволить себе лично обеспечить переправку своего брата.
– Рад за вас, мистер Кавалер. Но тогда встает другой вопрос. На «Мириам» есть место для трехсот двадцати четырех детей. И наши агенты в Европе уже организовали транзит как раз для трехсот двадцати четырех немецких, французских, чешских и австрийских детей. А список кандидатов гораздо длиннее. Следует ли нам оставить кого-то из них за бортом, чтобы освободить место для вашего брата?
– Нет, сэр.
– Но разве вы не это нам предлагаете?
– Нет, сэр. – Джо с несчастным видом заерзал на стуле. Мог ли он придумать какой-то лучший ответ, чем «нет, сэр»? Мог ли не повторять его снова и снова, подобно ребенку, которому указывают на всю ошибочность его поведения? Судьба его брата вполне могла быть улажена в этом кабинете. И все зависело от самого Джо. Если в глазах Германа Гофмана он окажется каким-то… не таким, «Ковчег Мириам» отплывет из Портсмута без Томаса Кавалера. Джо бросил еще один взгляд на Розу. «Все хорошо, – сказало ему ее лицо. – Просто скажи ему. Поговори с ним».
– Я так понимаю, может найтись место в лазарете, – сказал Джо.
Теперь уже Гофман стрельнул взглядом в Розу.
– Ну-у, пожалуй, да. При каких-то самых благоприятных обстоятельствах. Но что, если там разразится эпидемия кори или произойдет несчастный случай?
– Он очень маленький мальчик, – сказал Джо. – Для своего возраста. Очень много места он не займет.
– Они все маленькие, мистер Кавалер, – заметил Гофман. – Если бы я мог безопасно посадить на корабль больше трехсот детей, я бы это сделал.
– Да, но кто за них заплатит? – вдруг выпалила Роза, начиная проявлять явные признаки нетерпения. Затем она указала пальцем на Гофмана. Джо заметил полоску красновато-лиловой краски у нее на ладони. – Вы говорите, что к переправке были допущены триста двадцать четыре ребенка, но прекрасно знаете, что прямо сейчас мы можем заплатить только за двести пятьдесят.
Откинувшись на спинку стула, Гофман воззрился на свою секретаршу. На лице у него, как хотелось надеяться Джо, выражался лишь притворный ужас.
Роза прикрыла рот ладонью.
– Извините, – сказал она. – Все, я молчу.
Гофман повернулся к Джо.
– Остерегайтесь, когда она вот так укажет пальцем на вас, мистер Кавалер.
– Хорошо, сэр.
– На самом деле она права. У нас туго с финансами. Верным выражением, полагаю, будет «хроническая нехватка».
– Как раз об этом я и подумал, – сказал Джо. – Что, если я заплачу еще за одного ребенка помимо моего брата?
Положив подбородок на ладонь, Гофман подался вперед.
– Слушаю вас, – сказал он.
– Очень может быть, что я смогу организовать оплату еще для двух-трех детей.
– В самом деле? – осведомился Гофман. – А чем вы таким занимаетесь, мистер Кавалер? Вы какой-то художник, не так ли?
– Так, сэр, – ответил Джо. – Я делаю комиксы.
– Он очень талантлив, – вмешалась Роза, хотя не далее как вчера вечером призналась Джо, что под обложку комикса даже никогда не заглядывала. – И ему очень хорошо платят.
Гофман улыбнулся. Его уже давно беспокоило отсутствие у своей секретарши подходящего спутника жизни.
– Комиксы, значит, – сказал он. – Премного наслышан. Супермен, Бэтмен. Мой сын, Морис, регулярно их читает. – Глава ТСА протянул руку к рамке с фотографией у себя на столе и обратил к Джо лицо уменьшенной версии Германа Гофмана – с мешками под глазами и всеми прочими принадлежностями. – У него через месяц бар-мицва.
– Мои поздравления, – сказал Джо.
– А какой комикс вы рисуете? Часом, не «Супермена»?
– Нет, хотя я знаю того парня… простите, того молодого человека, который рисует «Супермена». Я работаю в «Эмпайр Комикс», сэр. Мы делаем Эскаписта. А также, быть может, ваш сын их знает. Монитора, мистера Пулемета. Я очень много там рисую. И зарабатываю порядка двухсот долларов в неделю. – Тут Джо задумался, не следовало ли ему захватить с собой платежные корешки или еще какую-то финансовую документацию. – Обычно мне удается все это сэкономить, кроме, быть может, долларов двадцати пяти.
– Вот это да, – сказал Гофман и взглянул на Розу, чье лицо выражало не меньшее удивление. – Похоже, моя милочка, мы с вами не в той сфере работаем.
– Очень похоже, босс, – отозвалась Роза.
– Итак, Эскапист, – продолжил Гофман. – Кажется, я даже видел, хотя и не уверен…
– Он мастер эскейпа. Практикующий фокусник.
– Практикующий фокусник?
– Да, именно.
– А сами вы что-нибудь про фокусы знаете?
В вопросе Гофмана ощущалось легкое возбуждение. Там было нечто большее, нежели просто дружелюбный интерес, хотя Джо представить себе не мог почему.
– Я им обучался, – ответил Джо. – В Праге. Я учился у Бернарда Корнблюма.
– У Бернарда Корнблюма! – воскликнул Гофман. – У самого Корнблюма! – Лицо его помягчело. – Представьте, я однажды его видел.
– Вы видели Корнблюма? – Джо повернулся к Розе. – Это просто поразительно.
– Да, поразительно, – сказала Роза. – Это было в Кенигсберге, сэр?
– Да, в Кенигсберге.
– Когда вы были мальчиком.
Гофман кивнул.
– Да, когда я был мальчиком. Одно время я сам был неплохим фокусником-любителем. И по-прежнему временами балуюсь. А ну-ка попробуем. – Он помахал пальцами, затем вытер ладони о незримую салфетку. Его сигарета пропала. – Вуаля. – Дальше глава ТСА закатил отягощенные массивными веками глаза к потолку и выхватил сигарету из воздуха. – Э вуаля. – Сигарета вдруг выскользнула из его пальцев и чиркнула по пиджаку, оставляя там полоску пепла, прежде чем упасть на пол. Гофман чертыхнулся. Оттолкнув свой стул назад, он хлопнул себя ладонью по лбу, после чего с кряхтением нагнулся и подобрал сигарету. Когда он снова сел прямо, стало заметно, что самый краешек его паричка немного приподнялся – надо думать, от усилий. По всей голове Германа Гофмана торчком встали черные волоски, колеблясь, точно кучка железных опилок, тянущихся к далекому, но мощному магниту. – Боюсь, я катастрофически лишен практики. – Он хлопнул себя по паричку. – Вы умеете лучше?
Корнблюм презирал сценическую болтовню как недостойную подлинного мастера, так что Джо теперь без единого слова встал и снял с себя пиджак. Затем закатал рукава рубашки и представил на обозрение Герману Гофману свои пустые ладони. Джо сознавал, что идет на определенный риск. Работа вплотную к зрителю никогда не была его коньком. И оставалось только надеяться, что указательный палец его не подведет.
– Как там твой палец? – прошептала Роза.
– Отлично, – сказал Джо. – Могу я попросить вашу зажигалку? – спросил он у Гофмана. – Всего на одну секунду.
– Разумеется, – отозвался Гофман, вручая Джо свою золотую зажигалку.
– И, боюсь, еще одну сигарету.
Гофман повиновался, внимательно наблюдая за Джо. А Джо отступил от стола, вставил себе в рот сигарету, закурил ее и сделал глубокую затяжку. Затем большим и указательным пальцами поднял зажигалку и обдул ее длинной струей голубоватого дыма. Зажигалка исчезла. Джо сделал еще одну глубокую затяжку и задержал ее в легких, зажимая себе нос и комически выпучивая глаза. Коричневая «тот-Амонина» исчезла. Джо открыл рот и медленно выдохнул. Дым тоже исчез.
– Прошу прощения, – сказал Джо. – Как неловко с моей стороны.
– Очень мило. А где зажигалка?
– Вот дым.
Джо поднял сжатую в кулак левую руку, провел ею перед лицом, а затем раскрыл ладонь, точно цветок. Сжатый клуб дыма выплыл наружу. Джо улыбнулся. Затем взял со спинки стула свой пиджак и достал оттуда портсигар. Раскрыв портсигар, он извлек оттуда египетскую сигарету, уютно там пристроенную, точно единственное коричневое яйцо в целой картонке белых. Сигарета по-прежнему дымилась. Джо подался вперед и стал катать горящий кончик по пепельнице, пока она не погасла. Выпрямляясь, он снова сунул сигарету себе в рот и щелкнул пальцами перед потухшим угольком. Зажигалка опять появилась. Джо выскреб из нее новый огонек и повторно закурил сигарету. А потом облегченно выдохнул, словно устраиваясь в теплой ванне.
Роза зааплодировала.
– Как ты это делаешь? – спросила она.
– Может, когда-нибудь расскажу, – ответил Джо.
– Нет-нет, ни в коем случае, – возразил Гофман. – Вот что я вам скажу, мистер Кавалер. Если вы помимо вашего брата согласитесь обеспечить, скажем так, еще двух детей, мы сможем начать работу над случаем вашего брата и сделаем все возможное, чтобы найти для него место на борту «Мириам».
– Благодарю вас, сэр. – Джо повернулся к Розе. Она опять смотрела на него с исключительной деловитостью. Затем кивнула. Похоже, все у него получилось. – Это весьма…
– Но сперва я должен попросить вас об одной услуге.
– О какой? Пожалуйста, все, что хотите.
Гофман кивнул на фотографию Мориса.
– Будь я богатым человеком, я бы профинансировал все это предприятие из собственного кармана. А пока что почти каждая свободная монетка, которая у меня оказывается, уходит в агентство. Не уверен, знаете ли вы об этом – или в Праге было как-то иначе, – но здесь, в Нью-Йорке, бар-мицвы очень недешевы. А в том круге, где вращаемся мы с женой, они могут быть весьма расточительны. Прискорбно, но это так. Фотограф, поставщики для банкета, танцевальный зал в отеле «Треви». Мне это бог знает во что обойдется.
Джо медленно кивнул и взглянул на Розу. Неужели Гофман действительно просил его заплатить за банкет для его сына?
– Имеете ли вы представление о том, – спросил Гофман, – сколько стоит нанять фокусника? – Между пальцев его правой руки вдруг появилась сигарета. И она, как заметил Джо, все еще горела. Это была та самая, которую Гофман несколькими минутами раньше уронил на пол. Но Джо был уверен, что видел, как глава ТСА подобрал ее и потушил в пепельнице. Впрочем, немного поразмыслив, он уже не был так в этом уверен. – И не смогли бы вы сами что-нибудь там исполнить?
– Я… я был бы счастлив.
– Вот и прекрасно, – сказал Гофман.
Они с Розой вышли из кабинета. Роза закрыла двери и, широко распахнув глаза, лукаво улыбнулась Джо.
– Спасибо, Роза, – сказал он. – Спасибо тебе огромное.
– Я собираюсь прямо сейчас открыть на него досье. – Роза подошла к столу, села и взяла из папки формуляр. – Скажи, как пишется его имя. Кавалер…
– Как слышится, так и пишется. Кавалер. Томас.
– Томас Кавалер.
– Я хочу с тобой увидеться, – сказал Джо. – Что, если мы вместе пообедаем?
– Очень хорошо, – отозвалась Роза. – А второе имя?
Когда Джо снова вышел на Юнион-сквер, небо сияло, как новенький десятицентовик, а в воздухе вовсю пахло засахаренными орехами. Он купил себе этих самых орехов и положил горячий пакетик в задний брючный карман своего двенадцатидолларового костюма. Затем перешел через улицу к скверу. Томас приезжает в Америку! А у Джо сегодня вечером свидание с Розой!
Пересекая сквер, Джо вдруг понял, что не на шутку озадачивается фокусом Гофмана с сигаретой. Где глава ТСА скрывал футляр, из которого он потом вынул дымящуюся сигарету? Да и какой футляр смог бы поддерживать такое долгое ее горение? Джо одолел добрую половину Юнион-сквер, прежде чем получил ответ. Паричок.
Проходя мимо статуи Джорджа Вашингтона, Джо заметил, что небольшая группка людей собралась вокруг одной из длинных зеленых скамей по правую руку. Предполагая, что кто-то на парковой скамье, должно быть, раздает последние мрачные сласти с полей сражений и из европейских столиц, он достал из пакетика орех кешью, подбросил его вверх, запрокинул голову и, не замедляя шага, ловко поймал ртом. Однако, минуя группку негромко переговаривающихся людей, Джо заметил, что смотрят они вовсе не на скамью, а на высокий и стройный клен, растущий из кружевной железной клетки как раз за скамьей. Еще он заметил, что некоторые из этих людей улыбаются. Пожилая женщина в клетчатом шерстяном пальто, прижав руку к груди и смеясь собственному испугу, сделала легкий шажок назад. Должно быть, подумал Джо, на дереве сидело какое-то животное – мышка, мартышка или, скажем, варан, сбежавший из зоопарка. Он подошел к скамье и, раз места ему никто не освободил, приподнялся на цыпочки, чтобы посмотреть.
Удивительная особенность фокусника Бернарда Корнблюма, про которую нередко вспоминал Джо, заключалась в том, что он верил в магию. Но не в так называемую магию свеч, пентаграмм и крыльев летучих мышей. Не в кухонное колдовство славянских бабок с их травниками и обрезками ногтей с мизинца слепой девственницы, завязанными в мешочек из козьей шкуры. Не в астрологию, теософию, хиромантию, «волшебную лозу», спиритические сеансы, плачущие статуи, оборотней и прочие «чудеса». Все это Корнблюм расценивал как весьма деструктивный обман, совершенно отличный от той марки иллюзий, которые производил он сам, чей успех в конечном итоге увеличивался пропорционально возрастанию среди публики четкого и постоянного осознания того, что, несмотря на всю бдительность, ее все равно обманут. Нет, Корнблюма околдовывала безличная магия жизни. Старый фокусник поражался, читая в журнале про рыбу, способную маскироваться под любой из семи разных видов донной поверхности. Или узнавая из выпуска новостей о том, что ученые обнаружили умирающую звезду, длины волны излучения которой в мегациклах приблизительно равнялась числу «пи». В царстве людских занятий такой тип волшебства часто, хотя и не всегда бывал делом печальным – порой красивым, порой жестоким. Здесь обычный инвентарь составляли проявления иронии, совпадения и единственные подлинные чудеса: те, что обнаруживаются, безошибочные и неопровержимые, лишь в ретроспективе.