Почти безукоризненная свадьба 3 страница
Побоище выплеснулось наружу, на улицу. Того парня, с которым дрался Альберт, мы прозвали “Неверный Ход”. На нём была рубаха в полоску. Он падал, потом вставал и снова падал, вставал, падал, Альберт вышиб из него всё дерьмо. Потом на его место заступил другой парень и Альберт выбил дерьмо и из него. Это был кошмар.
Между тем, чувак, стрелявший в Альберта, вознамерился треснуть Оззи железной планкой по голове. Я выставил не её пути руку и удар пришёлся по моим пальцам.
“Аааа!”
Грёбанный ад, больно. И потом я принялся лупить его. Я слетел с катушек.
Мелькнула мысль: надо выбираться отсюда. Подъехали какие-то машины и я заорал: “Быстро, забирайтесь в машину!” Схватил Альберта, прыгнул на заднее сиденье и крикнул: “Гостиница “Хилтон”!” Два чувака повернулись, в меня уткнулось дуло пистолета. Это были полицейские. Вот же блядское пекло.
Они отвезли меня и Альберта в тюрьму. Нас выпустили непосредственно перед концертом и аудитория, должно быть, гадала о том, что за вид у нас. Бланши под глазами и всё такое. Это была ужасная драка, а вину повесили на нас!
Такой вот выдалась годовщина моей свадьбы и день рожденья Альберта.
Время мы провели фантастически!
После Европы Оззи покалечился в аварии на мотоцикле, пришлось отложить несколько выступлений в Британии. Когда он подлатался, мы снова отправились в Америку. Начали мы в “Madison Square Garden” с Aerosmith на разогреве. Всё что может быть странного, случилось в тот вечер. Самое худшее, из всего - кто-то прыгнул с балкона. Нам об этом сообщили после шоу. Очевидно, парень свернул себе шею.
Много подобного случалось в те годы. Были люди, взбиравшиеся со стороны звукового портала и срывавшиеся вниз, с повреждениями. В Америке, в первые дни, у нас были концерты, на которых перед ограждениями образовывалась настоящая давка: люди могли упасть и оказаться затоптанными. Ты видишь, как их выталкивают на сцену, а потом уносят, мёртвыми. Мы слышали о ребятне, которая ехала домой после концерта и была перебита. И у всех была эта атрибутика Black Sabbath....
Это ужасно, но несколько раз такое было. На том же самом шоу в “Madison Square Garden” я получил удар по голове полной банкой пива, моё лицо было залито кровью. Я продолжал играть, мы завершили песню, я ушёл со сцены, и кто-то сказал: “Слушай, тут есть парень, который работает на Мохаммеда Али, занимается его повреждениями”.
Будучи большим фанатом бокса, я подумал: “То, что достаточно хорошо для Мохаммеда Али, достаточно хорошо для меня”. “Да, зовите”.
Он заштопал рану, наложил всю эту скрепляющую хрень и у него это почти не заняло времени. Я вернулся на сцену и продолжил. Но голова болела адски.
Некоторые люди слегка сходят с ума: они бросают всякую дрянь. Они не собираются повредить тебе, просто делают глупости. После происшествия Оззи прокричал: “Долбаные идиоты!”, но ему было можно. У него был день рождения. Для того, чтоб это отметить, на сцену выкатили торт, из которого выпрыгнули девчата.
Шоу в “Madison Square Garden” продолжаются, а торт определённо достался этому.
40 Я в “Экстазе”
Когда мы писали песни для будущего “Technical Ecstasy”, мне очень помог Джералд Вудрофф, так как теперь у меня был тот, с кем можно было опробовать идеи. Команда не вставала раньше двух часов пополудни, так что я частенько приходил в репетиционную пораньше поработать над идеями с Джералдом. Хорошо было иметь кого-нибудь рядом, кто мог поддерживать гармонию, пока я играл соло.
Опять же паб был расположен неподалёку, так что довольно часто все уходили туда, включая меня. Тем не менее мы смогли уложиться в шесть недель, чтобы написать материал для “Technical Ecstasy”, отрепетировать его и быть наготове. Мы отправились в “Criteria Studios” в Майами. Нам сказали, что её использовали The Bee Gees, Fleetwood Mac и The Eagles. На самом деле The Eagles записывали “Hotel California” в то же время, когда мы были там. Иногда им приходилось останавливаться, потому что мы сильно шумели и шум просачивался в их студию: “Ррррр!”
Но место было замечательное. Я торчал в студии постоянно, принимая большое участие в производстве. Я находился там день и ночь, вплоть до того, что Оззи даже заявил: “Это альбом Тони”.
Мы остановились в West Pulm Beach, так что остальные пропадали на пляже. Я понимаю, что звучит это, как будто я тяну одеяло на себя, но именно так и было. Они захотели сбросить это на меня и доверяли мне в этом вопросе, поэтому мне пришлось этим заниматься.
Было и несколько адских хохм, особенно когда мы разыгрывали Билла. Он не позволял прислуге убираться в своей комнате. Однажды нам привезли в немалом количестве этого нереально ужасающего, вонючего сыра Горгонзола и пока кто-то заговаривал Биллу зубы, я проник в его комнату и подложил кусок ему под кровать. Несколько дней спустя я зашёл туда вновь, запашок стоял зверский.
Я начал: “Фу, Билл, что за запах?”
“Не знаю, откуда, должно быть от одежды”.
“И когда ты собираешься постирать её?”
“Да-да, постираю”.
Он так и не обнаружил сыр под кроватью. Воняло действительно мерзко. Да от него и самого начало нести, как от того сыра. Когда тётки из прислуги наконец-то добрались до его комнаты, они, наверное, упали замертво.
Однажды вечером в студии мы нарядили Билла Гитлером. Он уже был подшофе, так что это было просто. Мы достали скотч, ядрёный такой, который липнет ко всему, и наклеили ему на голову, уложив его причёску в стиле Гитлера. Также мы приделали ему жиденькие усики. Одели его в униформу и всё такое. Ему всё это доставляло удовольствие, до тех пор, пока мы не попытались снять с него всю хрень. Мы не могли отклеить скотч от его головы, так как любая попытка отцепить ленту означала - рвать волосы. Так что преимущественно мы ему их срезали. К тому времени он был уже достаточно бухой, чтобы отдавать себе отчёт в том, что мы сотворили. До следующего утра. Он был не слишком доволен. Вид у него был ещё замызганнее, чем обычно.
Энди Гибб (Andy Gibb) записывался в студии сразу после нас. С ним постоянно была кукла, вся такая правильная, со светлыми волосами и в красивой одежде. Мы решили купить такую же и переделать её в куклу Билла Уорда. Один из работавших у нас парней был настоящим художником, он перемешал волосы, наложил бороду и превратил одежду в тряпьё. Выглядело в точности как Билл. Мы установили её на пульт. Однажды Энди зашёл послушать, чем мы занимаемся. Увидел куклу и спросил:
“А это кто?”
Мы ответили: “Это Билл Уорд”.
Энди был ошеломлён: “Значит и у Билла есть кукла?”
Как-то раз мы выбрались в один клуб в Бирмингеме в какой-то совершенно неподходящий час. Там мы опрокинули по несколько рюмашек и вышли к озеру неподалёку. Билл был в стельку пьян. Мы поместили его в лодку и отпихнули от берега.
А потом ушли.
В другой раз мы отнесли изрядно накачанного Билла в парк, уложили на лавочку и прикрыли газетами так, что выглядел он, словно старый бомж. И снова бросили его одного.
Однажды, когда он набрался в говно, мы отнесли его в постель и попытались снять брюки. Когда мы потянули за них, одна штанина оторвалась. На следующий день он спустился вниз, и на нём всё еще были те брюки, одна штанина есть, а другой нет. Он даже внимания не обратил на это.
Был случай, когда в отеле “Sunset Marquis” в Лос-Анджелесе мы сварганили большой плакат, гласящий: “Я - гей, зайдите навестить”. Мы взобрались на его балкон и повесили плакат. Обычная глупость. Менеджер отеля увидел вывеску и пристал к Биллу, чтобы тот её снял, но он ничего не подозревал и не понимал, что происходит.
Управляющий настаивал: “Там висит большой плакат и я хочу, чтобы Вы его сняли.”
А Билл ему: “Плакат? Что за плакат?”
Конечно, он вышел на балкон и понял в чём дело.
“Ааааа!”
Он часто вывешивал на балконе свою обувку, чтобы та проветрилась. Вставал он поздно, а я к тому времени уже несколько часов бодрствовал, так что у меня было время влезть к нему на балкон, наполнить его башмаки землёй и посадить туда каких-нибудь цветочков. И в такие истории Билл попадал постоянно.
Удивительно, как мы его с ума не свели. И доставалось всегда именно ему. А если мы ничего такого не делали, он спрашивал: “Я что-то не так сделал?”
“Да нет. Ты к чему это?”
“Ну, вы мне сегодня ничего не устроили”.
Теперь он уже другой. В последних турах он реально вставал к завтраку. Он изменил образ жизни на более здоровый. С тех пор, как у него был сердечный приступ, он бросил курить. Да, он всё бросил.
“It’s Alright” была песней Билла. Хотя он пел всё время, будучи в The Rest, это была первая вещь, которую он спел на альбоме Black Sabbath. Мы подбадривали его, уговаривая вставить её в альбом, так как это была хорошая песня и Оззи она нравилась.
“Dirty Woman” - песня о проститутках, когда мы были во Флориде, вокруг крутились такие, и Гизер написал об этом песню. Это не о том, как мы ходили к проституткам. Ну, мы ходили раз или два в начале карьеры. Когда-то давно, когда мы были в Амстердаме на улице Красных Фонарей, я зашёл в одно из таких заведений. Я был пьян и мне хотелось спать. Звучно захрапев, я перебрал со временем, и следующее, что помню - это парня, орущего мне: “Где деньги?”
И он выбросил меня вон. Всё что я там сделал - это отключился.
На всех треках есть клавишные, что было немного необычно для нас. Мне альбом нравился, но “Technical Ecstasy” продавался хуже предшественников. “Sabotage” тоже не бил никаких рекордов продаж, но с этим альбомом начался настоящий спад. Для меня это было особенным разочарованием, так как я принимал большое участие в его создании от начала и до конца. Но такое иногда случается. На дворе стоял 1976-й год, это было время панка и появилось целое поколение новых ребятишек.
41 “Экстаз” в турне
Перед турне в поддержку “Technical Ecstasy” мы не делали грандиозных приготовлений, только музыкальное оборудование, генератор снега и сухой лёд. Ничего сногсшибательного, ничего возникающего на сцене или слетающего со стропил. Разве что у Билла возникла блестящая идея установить за своей установкой гигантскую морскую раковину. Её изготовили из стекловолокна и она была громкой, так как проецировала звук. Ну и ежевечерне у Билла скапливались тонны цветов вокруг установки к тому же. Он становился всё более сдвинутым, но раковина всё же была лучше первоначальной идеи, по которой установку Билла должны были окружать трубы, через которые должна была течь вода, окрашенная в разные цвета. Такие вот у него были фантастические задумки. Они были замечательны, но лишь до тех пор, пока ты не пылся воплотить их в жизнь: сделать это было просто невозможно.
В октябре мы начали гастролировать по Америке. На разогрев к нам попадали такие персонажи, как Boston, Ted Nugent, Bob Seeger и Silver Bullet Band. На концертах был аншлаг. На выступлении в Хэлоуин в Денвере нас открывали Heart. Когда мы играли, сбоку сцены стояли две девушки, наблюдая за нами и Альберт прогнал их, так как решил, что это были группиз. Он сказал:
“Я согнал эту парочку нахер. Они залезли на территорию сцены, танцевали тут”.
Я говорю: “Так они из другой группы!”
“Какой ещё группы?”
“Heart!”
“О, нет!”
На наш концерт в Нью-Хэвен в Коннектикуте пришла Линда Блэйр (Linda Blair), игравшая в “Экзорцисте” (“The Exorcist”). Оззи слегка втюрился в неё, возможно потому, что смотрел фильм. Или, может, он ассоциировал её с ролью, так как она и в фильме всем под кожу влезала.
Факт остаётся фактом, мы все однажды оказались под впечатлением от Линды. Мы сходили и посмотрели “Экзорциста” за пару лет до этого в кинотеатре в Филадельфии, где пообделывались от страха. Вернувшись в отель, мы отправились в бар, чтобы выпить и успокоиться. По телевизору показывали программу, в которой священник рассказывал об экзорцизме. И нам стало ещё хуже. Мы перепугались до такой степени, что никто из нас не мог уснуть, поэтому мы провели всю ночь вместе в одной комнате. Обхохочешься.
В баре в Нью-Хэвене была стеклянная стена, через которую был виден бассейн. Альберт Чапмен и я пропустили по паре стаканчиков и в наши в головы пришла классная идея.
“Отчего бы нам не выйти и не прыгнуть в бассейн голышом?”
Что мы и проделали. Это была одна из этих выходок вроде показывания жопы через окно. Не знаю, что подумал о нас народ в баре. Абсолютная дурка.
Когда мы вылезли, нужно было по-быстрому ретироваться, поэтому мы угнали припаркованный рядом гольф-кар. Два взрослых оболтуса голышом в гольф-каре гоняют по полю около отеля! Мы добрались до номера, обтёрлись, оделись и вернулись в бар, будто ничего не случилось. Большинство людей нас даже не узнало, так как они разглядели только задницы за стеклом. Живописная картина.
За пару лет до этого на вечеринке в Нью-Йорке мы познакомились с Фрэнком Заппой (Frank Zappa). Он отвёл нас в ресторан, где расписал, как ему нравится “Snowblind”. Это было очень мило с его стороны, мы с ним подружились. 6-го декабря мы играли в Madison Square Garden и Фрэнк нас представлял. Он тоже хотел поиграть. Мы установили его аппаратуру на сцене, но вечер у нас не задался. Он был готов выйти, а я думал: ему нельзя, это катастрофа, всё идёт кувырком, моя гитара расстроена, шум, треск и Бог знает что ещё. Так что я сказал ему:
“Лучше тебе не выходить, серьёзно”.
Мы хорошо поладили. На самом деле, позднее, мы с Ронни Джеймсом Дио звонили Фрэнку, когда Гизер ушёл. Я спросил: “Ты не знаешь какого-нибудь басиста, а?”
От ответил: “Да, можете взять моего”.
“Да нет, нам нужен такой басист, который смог бы остаться с нами надолго”.
Мы с Ронни поехали к нему домой. Фрэнк открыл дверь, и у него на плече сидел попугай. Он спросил: “Хотите выпить? Содовую, холодный чай?”
Мы больше подумывали о чем-то наподобие пива.
“Пива нет”.
Всё что у него было - так это ещё более хиппарские виды напитков. Мы спустились в его студию и он спросил: “Можно я вам поставлю мой новый альбом?”
“Да, конечно”.
Кое-что из его материала мне нравилось, вроде “Hot Rats”, но когда он врубил свой последний альбом, он оказался совершенно не в моём вкусе. Там было так много всего нагромождено и материал был настолько специфическим, что я был не в силах его переварить. Я размышлял, ну, я не хочу показаться грубым и что же я ему скажу, когда всё закончится? Потому что он же спросит: “Что думаешь?”
И он спросил: “Что думаешь?”
“Эээ... то, что там было... на третьем треке... это эээ...”
“О, это было...”
И он пустился рассказывать об этой вещи: “Там такие барабаны и...”
А мы всего лишь басиста искали!
Я считаю, что как музыкант, Фрэнк, очень одарён, особенно по части аранжировок, и группа у него такая, что всем даст просраться.
Когда я однажды пошёл на их концерт в Бирмингеме, он сказал: “Сегодня у меня есть для тебя сюрприз”.
“Ну?”
И они сыграли “Iron Man”. Это был бар, я слушал, как они играют и думал: адское пекло! Я вышел на воздух и решил: поблагодарю его после шоу. Но он тем вечером был настолько не в духе, что ураганом выбежал со сцены, донельзя разъярённый. Так что я подумал, хмм, пожалуй, я туда уже не пойду. Несмотря на всё, это был приятный сюрприз.
Как раз во время тура в поддержку “Technical Ecstesy” меня повсюду подстерегал таинственный “Близнец Тони”. Этот парень доставал меня много лет. Близнец Тони одевался, как я, отрастил усы, как у меня и к тому же играл на гитаре. Он сделал свои собственные напалечники и даже начал продвигать их на рынке. Он постоянно появлялся в отелях и люди думали, что это я. В конце концов он отвязался, хотя не так давно я встречал этого чела на моём веб-сайте. Он послал фотку, где играет, но выглядит он уже по-другому: сбрил усы и всё такое. Очень эксцентричный парень.
Был ещё один чувак, достававший меня позднее. Он заявлял, что является моим сыном. Ему было около пятидесяти, так что я даже возможности не могу представить, каким образом он мог оказаться моим сыном, но он стоял на своём. Он вычислял, где я нахожусь и звонил мне. Моя вторая жена, Мелинда, однажды ответила на звонок и он представился: “Это сын Тони”.
Естественно, это вывело её из себя, она решила что у меня есть сын на стороне.
“Что значит у тебя есть сын?!”
“Да нет у меня сына!”
“Я только что с ним разговаривала!”
Этот чел ещё и фамилию изменил на Айомми. Какая-то группа даже песню о нём сделала. Название у неё было что-то вроде “Практикуясь в умении быть Тони Айомми”.
Мы никогда не отчаиваемся
Готовясь к альбому “Never Say Die!”, мы принялись писать песни, но было тяжело. Пока мы гастролировали по Америке, появился панк. Даже на разогреве у нас числились “The Ramones”. Совершенно не хочу принижать их достоинство, но, думаю, это был неверный выбор. Они не очень хорошо справлялись. В них летели всякие предметы, так что пришлось убрать их из тура.
Не думаю, что мне были по душе все эти панковские прибамбасы. Агрессия в музыке - это одно, но когда дело доходит до злобы и саморезания, для меня это уже слишком. Тем не менее мне нравятся определённые песни, особенно поздние. И некоторые из них оказали на Black Sabbath своё влияние.
Я думаю.., о, и не знаю как.
Панк пришёл и слегка наподдал нам. The Stranglers были в то время “Номером 1”. Помню, Гизер сказал: “Мы немного устарели со всеми своими риффами и остальным”.
Ощущения у меня были вроде: “Господи, что мне теперь сочинять?! И снова парни по старинке отправлялись в паб, а потом возвращались и спрашивали: “Ну что, у тебя есть что-то?”
“Нет, ничего не сочиняется...”
Разродиться чем-то было трудно, особенно после того, что сказал Гизер. Я чувствовал, будто больше не верю в то, что мы делали. Это было сплошное мучение. Я всё время думал: “Если я придумаю рифф, они могут заявить: “О, а мы не можем сделать что-нибудь другое?”
Ребята такого не говорили, но я себя так чувствовал, словно они могли бы. И всё это как раз, когда я почти застолбил студию звукозаписи в Торонто, так что давление нарастало горой.
А потом ушёл Оззи. Он просто не хотел больше этим заниматься. Это был очень сложный период для нас, но мы никогда не задумывались над тем, чтобы завязать. Мы спрашивали себя: вернётся ли он? Мы не знали мог ли он передумать. Но вместе с тем мы говорили так: “Мы не можем просто сидеть, надо что-то делать”.
Мы с Биллом с давних пор знали одного вокалиста, Дэйва Уолкера (Dave Walker), еще со времён, когда он пел в локальной бирмингемской команде The Red Caps. Позднее он пел в Savoy Brown и Fleetwood Mac, а затем переехал в Сан-Франциско. Я помнил, что у него был отличный голос, так что мы связались с ним. Мы хватались за соломинку, на самом деле, в мыслях было: мы тут альбом написать должны, у нас студия забронирована, а вокалиста нет! Мы порепетировали с Дэйвом немного, написали с ним две или три композиции. Всё просочилось в прессу и мы с ним даже приняли участие в передаче на местном телевидении в Бирмингеме, но чувствовалось, что что-то не так. Потом Оззи сказал: “Извините” и всё такое и вернулся. Мы поговорили с Дэйвом и он ушёл. Однако Оззи не возвратился за два или три дня до того, как нужно было ехать на студию в Торонто. Отменить мы ничего не могли, так как заплатили кучу денег авансом. Песен у нас так и не было, кроме тех трёх, что мы сделали с Дэйвом и которые Оззи петь не мог.
Мы приехали в Торонто, а там было очень морозно. Каждый снял себе апартаменты неподалёку от студии “Sounds Interchange”. Кроме того, мы арендовали кинотеатр со сценой для того, чтобы писать и репетировать новые вещи. Мы работали с девяти часов утра в обжигающем холоде, так как помещение плохо отапливалось, а весь вечер записывались в студии. Всё было совершенно не так, как обычно. До сих пор, когда мы что-то придумывали, мы постепенно осваивались с этим, давали песням время, чтобы созреть: “Ну что, нам нравится? Давайте тут немного изменим, давайте здесь переделаем”.
В Торонто такой роскоши у нас не было. Вот почему “Never Say Die!” получился таким своеобразным. Есть некоторые треки которые мне нравятся, но такое трудно сказать об альбоме в целом. Это было горькое время для нас.
Несчастья никогда не приходят поодиночке. Студия оказалась поганой. Арендой занимался я, так что это была моя ошибка. Я сделал выбор, основываясь на списке имён тех, кто пользовался их услугами. Студия была дорогая, а звук в ней оказался мёртвым, будто дверной гвоздь и мы с инженером попытались выбить там хоть искорку жизни, содрав все ковры. Владелец студии услышав, чем мы занимаемся, пришёл и поднял лай:
“Что происходит?”
“Я ответил: “Мы просто не можем добиться хорошего звука. Он мёртвый”.
“Вы не можете сдирать ковры!”
“Ну, однако содрали. Они уже свёрнуты!”
Это был кошмар. Нам сказали, что студией пользовались The Rolling Stones, но они могли лишь подкладки какие-то наложить или ещё что-то. Я вообще-то купил себе стерео, которое принадлежало Киту Ричардсу, хотел, чтобы в моей квартире можно было музыку поставить. Так на нём сверху были следы, которые остаются, когда наркоту размельчаешь. Мы тогда много дури курили. Однажды я курнул больше обычного и сказал: “Мне надо идти к себе”. Моя квартира располагалась тремя этажами выше. Я воспользовался лестницей, так как не хотел наткнуться на кого бы то ни было в лифте. Я поднялся, вставил ключ в дверь, вошёл в комнату, включил свет и подумал: странно, всё выглядит по-другому. Ремонт тут что ли сделали. Обои и всё вокруг!
Не знаю, почему я тут же не остановился. Я направился в спальню, а там был парень со своей женой в постели, они заорали, шокировав меня так, как никогда в жизни. Они кричали: “Аааа!”, а я кричал в ответ. У меня просто не укладывалось это в голове. И я сказал: “Простите, извините, я должно быть комнатой ошибся!” и выбежал оттуда.
Я забрался на один этаж выше, чем нужно было. Мой ключ подошёл к их двери, что было поистине странно. Я попал в свои апартаменты, а на следующий день пришёл управляющий, так как соседи сверху пожаловались. Я сказал: “Но мой ключ не должен был подходить к их двери!” Я рассказал, что произошло, опустив факт, что я был обкурен в хлам.
Несмотря на холод, дурь и студию, нам удалось записать альбом. Я к тому же ещё и исполнил партию бэк-вокала на “Hard Road”. Этим я занимался впервые в жизни. И в последний, так как остальные не могли при этом оставаться серьёзными. Я пел, посматривая на них, а Гизер начинал ухахатываться. Мне нужно было продолжать петь, а он всё не унимался и мне было очень неловко. Ни за что больше не буду делать этого.
Трек “Swinging The Chain” мы первоначально делали с Дэйвом Уолкером. Оззи отказывался его петь, но ему всё равно пришлось, так как у нас не было достаточно материала для полноценного альбома. Билл сказал: “Ну, тогда спою я”.
И спел. Музыку мы оставили, а Билл просто переписал текст.
Не то чтобы Оззи отказывался петь и “Over To You”, но он не мог сосредоточиться на ней и в конце концов мы пригласили саксофониста. Это был очень забавный период для нас, Оззи уходил и возвращался. Отправиться в студию записывать этот альбом было весьма сомнительной затеей. Конечно, после этого Оззи надолго не задержался. На самом деле, в конечном итоге он спел ещё одну песню, которую мы ранее написали с Дэйвом Уолкером, подозревал он это или нет. Гизер написал слова и мы назвали её “Junior’s Eyes”.
Титульный трек “Never Say Die!” был выпущен синглом, первым со времён “Paranoid”. Тогда мы решили больше не публиковать синглов, так как это привлекает толпы вопящих ребятишек. Но прошли годы, мы подумали: какого чёрта! Песня попала в английские чарты и мы даже выступили с ней в “Top of the Pops”. Опять это было странное шоу. С нами в программе был Боб Марли. У Билла тогда были переплетены волосы и все думали, что он копирует причёску у Боба. А это было совершенно не так: просто в те дни он так выглядел.
В общем, запись “Never Say Die!” заняла довольно много времени. Мы с трудом продвигались. Не то, чтобы мы не справлялись, но работать было тяжело, намного тяжелее, чем когда бы то ни было раньше. В обстоятельствах, в которые мы себя поставили, было сложно делать альбом. Я чувствовал громадное давление. И это было дорого. Дело не только в студии, мы ведь должны были жить там. Мы стали шопоголиками, расхаживая по супермаркетам с тележками, отбирая себе продукты и возвращаясь домой по вязкому снегу. Хождение по магазинам стало ещё и поводом для того, чтобы выбраться из квартиры, хоть какая-то перемена. Кроме того мы ходили в клуб на углу улицы, где мы жили, назывался он “Gasworks”. Супермаркет и клуб по улице... такие вот развлечения.
“Never Say Die!” был обречён на неудачу с самого начала. Уход Оззи, пробы Дэйва Уолкера - это совершенно выбило нас из рабочего ритма. Альбом просто писался день за днём, не было никакого формата. Вы не можете сесть и подумать: о, тут видно, как одно переходит в другое. Песни абсолютно не связаны между собой, всё так несообразно. Аудитория тоже, должно быть, подумала: “Что тут происходит?”
Опять было: “Не нужен нам продюсер, сами с усами”.
И это не только я говорил так, все говорили. Но было бы гораздо лучше, если бы мы прибегли к услугам продюсера. Мы определённо пошли таким путём, когда делали следующий альбом “Heaven And Hell”. Привлечение продюсера снимает напряжение.
Начиная с мая 1978-го стартовало турне в поддержку “Never Say Die!”, с переездами туда и обратно между Британией, Европой и Штатами, с Van Halen, открывавшими нас на всём протяжении тура вплоть до декабря. Несмотря на то, что они были относительными новичками, они были очень хороши. Они почти каждый вечер смотрели, как мы играем и мы стали близкими друзьями. Я часто зависал с Эдди. У меня всегда было полно кокса, он приходил в мою комнату и мы болтали ночи напролёт. Так это бывает.
По мне Эдди Ван Хален (Eddie Van Halen) сильно отличался от всех остальных гитаристов, которые тогда выступали. Тейпинг, хотя он это так и не называет - классная техника. Из них струилась энергия и их хорошо принимали. На самом деле мы на их фоне выглядели немного скучноватыми. Все эти их акробатические кульбиты, Дэвид Ли Рот (David Lee Roth), кувыркающийся по сцене и делающий Бог знает что ещё. Отличный визуальный ряд и прекрасные музыканты. Было видно, что их прорыв не за горами.
Это был превосходный тур, но в нашем лагере уже были признаки надлома. Оззи был несчастен. Возможно, это как-то связано со смертью его отца. Джек Осборн умер от рака осенью 1977-го года, непосредственно перед тем, как Оззи ушёл в первый раз. Отец у Оззи был классный. Приятный мужик. Я был на его похоронах. Но мы никогда по-настоящему не говорили об этом. Может, Оззи просто хотел на время отгородиться от всего, разобраться с тараканами, которые у него были. Но у нас не было такой роскоши, мы не могли взять время на отдых. Всё дошло до стадии, когда мы просто тянули свою лямку. Мы довольно многого достигли. Мы упивались успехом, у всех были дома и машины, все жили в полном комфорте. Возможно, такой комфорт был уже излишним и мы утратили драйв и агрессивное желание выйти и бороться за всё.
К тому же мы думали, что слишком стары для этого, когда смотрели на нашествие молодёжи вроде Van Halen. На самом деле, мы не были такими уж старыми, но были постарше в сравнении с большинством новых команд. Когда мы давали интервью, нам всегда задавали вопросы типа: “И как долго ещё вы намерены заниматься этим? Вы не считаете, что пора уже сматывать удочки?”
Нам было всего по тридцать, тридцать пять лет, а они принимались рассуждать о выходе на пенсию. Мы устарели и мне кажется, что в нас пропала искра. Все думали: мы просто сотрясаем воздух. И мы записали альбом, который не нравится даже нам самим.
10-го и 11-го июня 1978-го года мы играли в Hammersmith Odeon и это была наша 10-летняя годовщина. Десять лет - это большой период. Van Halen с Дэвидом Ли Ротом не продержались десяти лет! Мы записали эти концерты и издали их на видеокассетах тогда же под названием “Never Say Die!” (Никогда не отчаивайся!). Но с группой не всё было в порядке и, даже несмотря на то, что пациент ещё оставался на ногах, было ясно, что эта болезнь неизлечима.
Задолго до того, как Оззи ушёл во второй раз, он потерялся. В ноябре он исчез перед выступлением в Нэшвилле. Вроде у него болело горло. Мы обнаружили в отеле, что он выпил бутылку Night Nurse, лекарства от простуды и гриппа. Выпить надо было всего несколько ложек, а он опорожнил всю чёртову бутылку. Он отправился в свой номер, но оказался в чужом. Увидел открытую комнату, в которой возилась прислуга, женщина вышла, а он зашёл в тот номер, свалился на кровать и всё. Тем временем, сумки были отправлены в его собственный номер. У нас вечером шоу, а Оззи нет.
“О, чёрт возьми!”
Мы звоним в его номер: ничего. Так что мы позвали парня, который вскрыл дверь. Чемодан здесь, всё упаковано, постель собрана.
“Господи, что произошло?” Мы начали за него беспокоиться.
“Что случилось? Интересно, может, он уже на месте...”
“С чего бы он так сделал?”
Мы добрались до места концерта, проверить. там ли он: ни намёка на его присутствие. Мы не знали, что и думать. Потом появился слушок, что его похитили. Мы даже дали объявление по ТВ, радио и повсюду о том, что он пропал. Это было невероятно. А время концерта всё приближалось и приближалось.
Никакого концерта.
Мы затягивали выход, а турне пока протекало хорошо. Мы отложили всё до последней минуты, надеясь, что он объявится. Он и раньше исчезал, оказывался в чьём-то доме или около, но никогда в день концерта. Так что наполовину мы были до смерти озабочены, а наполовину разъярены, думая: у нас там полный зал народу, они ни за что не поверят, если мы скажем: “Не можем найти Оззи”.