Вероисповедные реформы Николая II (нач. XX в.)

 

В нач. XX в. в правительственных кругах в связи с резким ослабле­нием влияния Победоносцева на государственную политику при но­вом императоре Николае II возобладала точка зрения о необходимо­сти модификации государственно-вероисповедных отношений с уче­том изменявшегося социально-экономического и политического климата в стране. Особому совещанию Комитета министров во главе с его председателем С. Витте было предписано пересмотреть узако­нение о правах раскольников и неправославных исповеданий. Резуль­татом этой работы явился императорский указ от 17 апреля 1905 г. «Об укреплении начал веротерпимости», отменивший запрет на вы­ход из православия и иные гонения за веру. Всем лицам, причислен­ным к официальной Церкви, но реально исповедующим иную рели­гию, официально разрешалось (вместе с детьми до 14 лет) переходить в то вероисповедание, которого они придерживаются сами или кото­рому следовали их предки.

В 1905-1907 гг. в католичество перешли свыше 170 тыс. чело­век из числа бывших униатов, воссоединенных при Николае I с пра­вославной Церковью, 36 тыс. насильственно крещенных башкир и та­тар вернулись в ислам, около 10 тыс. человек перешли в протестант­ство. Участились переходы в старообрядчество и сектантство.

Религиозным объединениям при наличии руководителей пре­доставлялось право регистрации; верующим разрешалось объеди­няться в религиозные братства, строить молитвенные дома, издавать религиозную литературу. Инославное (христианских неправославных конфессий) духовенство освобождалось от воинской повинности. Свобода вероисповедания была подтверждена изданными 23 апреля 1906 г. «Основными законами Российской империи» (ст. 39).

Специальные пункты указа касались старообрядцев и сектантов, получивших право совершения общественных богослужений и строительства храмов по правилам, принятым для «иностранных ис­поведаний». Был признан статус старообрядческих духовных лиц, названных «настоятелями» и «наставниками», а «всем последователям толков и согласий, которые приемлют основные догматы Церкви Православной, но не признают некоторых принятых ею обрядов и отправ­ляют свое богослужение по старопечатным книгам», взамен «расколь­ников» присваивалось наименование «старообрядцев». В последующем был определен порядок уч­реждения старообрядческих общин. Они получили право юридичес­кого лица, благодаря которому последнее предреволюционное деся­тилетие стало временем расцвета культурно-религиозной и обще­ственной жизни русских старообрядцев.

Манифест не решал, однако, главной задачи реформирования синодальной модели государственно-вероисповедных отношений — освобождения православной Церкви от опеки и контроля со стороны государства и предоставления ей полной свободы в решении собствен­ных дел. Дискуссия по ключевому вопросу государственной веро­исповедной политики развернулась между Витте и Санкт-Цетербургским митрополитом Антонием, с одной стороны, и Победоносцевым — с другой. Реформаторы критиковали петровские преобразования за нарушение равновесия церковной и государственной жизнедеятель­ности, в результате которого Церковь «подпала под мертвящее вея­ние сухого бюрократизма». «Церкви необходим союз с государством,— писал Витте императору в записке «О современном положении православной Церкви» в фев­рале 1905 г., - но условия союза между тою и другою стороною долж­ны быть составлены так, чтобы не ослаблять самодеятельности ни цер­ковного, ни государственного организма». Подчеркивая что несвобода делает Церковь бездейственной, Витте предлагал об­ратиться к прежним каноническим формам церковного управления возвратив в церковную жизнь прежде всего принцип соборности. Вит­те также считал необходимым в первую очередь обновить приходскую жизнь, материально обеспечить духовенство, децентрализовать управ­ление и преобразовать духовные школы.

Не сумев предложить реальную консервативную альтернативу обновлению вероисповедной политики, 78-летний К. Победоносцев после выхода в 1905 г. знаменитого Манифеста 17 октября, провоз­гласившего гражданские свободы и создание Государственной Думы, ушел в отставку, что открыло путь дальнейшим преобразованиям. На его место был назначен князь А.Д.Оболенский, личный друг Витте и поклонник философии Вл.С.Соловьева, сосредоточившийся на подготовке Поместного Собора. В январе 1906 г. для этого было уч­реждено Особое (Предсоборное) присутствие под председательством упомянутого митрополита Антония, один из отделов которого зани­мался рассмотрением прерогатив государственной власти в церков­ном управлении. С 1912 г. работу продолжило Предсоборное совеща­ние, однако к 1917 г. подготовка к Собору так и не была завершена: сказались, с одной стороны, нерешительность власти в условиях на­растания революционного кризиса, а с другой — отсутствие общей концепции законодательства в вероисповедной области.

Попытку сформулировать такую концепцию предпринял премьер-министр П.Столыпин в связи с законодательной деятельностью Государственной Думы. В своем выступлении во Второй Думе в мар­те 1907 г. премьер выдвинул основные задачи развития вероисповедного законодательства, вытекавшие из положений указа о веротер­пимости от 17 апреля 1905 г. В частности, он отметил необходимость законодательного закрепления исторической связи Российского го­сударства и православной Церкви, так как государство «не может отойти от заветов истории, напоминающих нам, что и во все времена и во всех делах своих русский народ одушевлялся именем Правосла­вия», хотя преимущества православной Церкви «не должны нарушать прав других исповеданий и вероучений».

Эти положения были конкретизированы в речи Столыпина о вероисповедных законопроектах в мае 1909 г. в Третьей Думе. По его словам, государство, не вмешиваясь в канонические и догматические вопросы, «оставляет за собою и право, и обязанность определять по­литические, имущественные, гражданские и общеуголовные нормы, вытекающие из вероисповедного состояния граждан», а также «согла­совывать интересы вероисповедной свободы и общегосударственные интересы с интересами господствующей первенствующей Церкви и с этой целью должно входить с нею по этим вопросам в предваритель­ные соглашения». Государство, на взгляд Столыпина, не может вводить каратель­ные нормы за отпадение от господствующей Церкви, ибо это не соот­ветствовало бы «духу начал вероисповедной свободы». Вместе с тем в России невозможно официальное признание вневероисповедного состояния, ибо тогда «отпадет один из главнейших при­знаков государства христианского», а потому «задача состоит не в том, чтобы приспособить православие к отвлеченной теории свободы совести, а в том, чтобы зажечь светоч вероисповедной свободы совести в пре­делах нашего русского православного государства».

Таким образом, Столыпин предлагал законодательно закрепить и защитить правовыми механизмами гармоничное сочетание сохра­нения православных основ российской цивилизации с эволюцион­ным расширением границ религиозной свободы. Однако эта концеп­ция не нашла поддержки у думских депутатов и была подвергнута ожесточенным нападкам как справа, так и слева. В 1912 г., уже по­сле гибели реформатора, пакет из семи вероисповедных законов был отозван правительством из Государственной Думы, в результате чего возможность оптимального решения проблемы вероисповедного за­конодательства была упущена.<…>

Источник: Логинов А.В. Власть и вера: государство и религиозные институты в истории и современности. – М.: Большая Российская энциклопедия, 2005. – с.408-412.

 

 

 

 

12. Конфессиональная политика эпохи Советской России и СССР (1917 – 1991)

Первые мероприятия революционной власти

<…> Политика большевистской власти сразу же приобрела антире­лигиозный характер, поскольку коммунистическая идеология была пронизана научным aтеизмом. Лежащая в ее основе марксистская доктрина рассматривала религию как форму общественного сознания, которая закономерно отомрет в бесклассовом коммунистическом об­ществе. Тем самым построение коммунизма становилось главным ус­ловием преодоления религии. Данное положение было развито Лениным, указавшим на необ­ходимость подчинения отношения к религии общим задачам револю­ционной борьбы и подчеркнувшим, что различия в мировоззренческих представлениях не должны препятствовать вовлечению трудя­щихся в революционное движение. Поэтому большевики активно стремились привлечь на свою сторону представителей религиозных течений, находящихся в оппозиции господствующей Церкви. Выдвижение лозунгов ликвидации всех видов вероисповедной дискриминации явилось программным требованием РСДРП на II съезде в 1903 г., но после октября 1917 г. возобладало толкование марксистского положения о неизбежном отмирании религии при комму­низме. Преодоление религиозной идеологии стало рассматриваться уже не как закономерный исторический процесс, а как необходимое условие для утверждения нового строя. Соответственно ликвидацию религиозных институтов большевики посчитали важнейшей предпо­сылкой построения коммунизма.

Декрет 1918 г. проводился в жизнь восьмым (с 1922 г. - пятым) отделом Народного комиссариата юстиции с привлечением каратель­ных органов советской власти. Закрывались духовные школы и цер­кви при государственных учреждениях, конфисковывалось принад­лежавшее Церкви недвижимое имущество, включая земельные учас­тки, дома причта и благотворительные учреждения. Восьмым отделом была поставлена задача «полного уничтожения монастырей как рас­садников паразитизма», в результате чего к 1921 г. было закрыто 673 монастыря — около половины действовавших в России перед революцией. Физически уничтожались представители духовенства, по тем или иным причинам вызывавшие подозрение властей.

В годы гражданской войны по стране прокатилась первая волна экспроприации церковных ценностей, затронувшая крупные центры православия — Троице-Сергиеву лавру, московские храмы, Соловец­кий монастырь. Одновременно в рамках атеистической пропаганды проводились варварские акции вскрытия мощей святых угодников, хранившихся в соборах и монастырях. Эти действия санкционировало июльское 1920 г. постановление СНК «О ликвидации мощей во все­российском масштабе».

Всего было произведено 63 вскрытия, документально зафик­сированные на кинопленке, в том числе мощей святых Александра Свирского, Артемия Веркольского, Тихона Задонского, Митрофана Воронежского, Саввы Сторожевского. В апреле 1920 г. вскрывались мощи преподобного Сергия Радонежского, в декабре того же года — преподобного Серафима Саровского.

Феномен политической борьбы с религией нельзя объяснить лишь обстановкой гражданской войны, во время которой духовенство было преимущественно на стороне противников советской власти. Главное заключалось в том, что коммунистическая идеология высту­пала не просто против религии. Она являла собой некую эрзац-рели­гию, подражающую христианству, где все основные элементы хрис­тианского религиозного комплекса имели свои аналоги: эсхатология и дихотомия добра и зла, пророки и апостолы, святые и мученики, святыни и обряды, церковная иерархия и еретики. Причина особой ожесточенности антирелигиозной борьбы, сле­довательно, заключалась в том, что речь здесь шла не о столкновении безбожия с религией, а о противоборстве господствующей псевдорелигии со всеми остальными религиозными учениями. В итоге, как писал о.Сергий Булгаков, «советская государственность, хотя и провоз­гласила де-юре отделение (Церкви от государства.— Авт.), однако де-факто она является единственным в мире конфессиональным госу­дарством, в котором господствующей религией является воинствую­щий атеизм коммунистической секты».

На качественное отличие европейского свободомыслия от совет­ского «научного атеизма» впоследствии указал известный немецкий мыслитель Вальтер Шубарт: «В первом случае на место веры ставят научное знание, во втором — сакральный пафос соединяется с мате­риалистическим мировоззрением, отрицающим абсолют... Недостаток религиозности даже внутри религиозной системы — отличительный признак современной Европы. Религиозность даже в атеистической системе — отличительная черта Советской России. У русских рели­гиозно все, даже атеизм».

Благодаря своему квазирелигиозному характеру коммунисти­ческая идеология в России приобрела массовую поддержку. <…>

 

Источник: Логинов А.В. Власть и вера: государство и религиозные институты в истории и современности. – М.: Большая Российская энциклопедия, 2005. – с.416-418.