Boring E. G. A History ofexperimental Psychology. N. Y., H929. P. 120. 8 страница

В трактовке мыслительных процессов — суждении, умозаключении — Кондильяк, как и другие философы-материалисты, стоял на позициях материалистического-сенсуализма, по существу, не отличая ощущения от мыш­ления. Мышление, по Кондильяку, не только основыва­ется на ощущении, но «суждение, размышление, жела­ние, страсть и т. п. представляют собой не что иное, как само ощущение в различных его превращениях»3.

8 Кондильяк Э. Соч.: В 3 т. Т. 2. М., 1982. С. 192. ПО


Такова эмпирическая теория Кондильяка, сущность которой хорошо передает название одного из парагра­фов его книги «Трактат об ощущениях»: человек есть не что иное, как то, что он приобрел. В трудах Кондильяка много отдельных тонких замечаний, которые касаются важных психологических проблем. Так, рассуждая о способе существования в сознании идей, о месте их «хра­нения», Кондильяк отмечает: «...идеи, как и ощущения, представляют собой состояния души. Они существуют постольку, поскольку модифицируют ее; они перестают существовать, как только перестают ее модифицировать. Искать в душе идеи, о которых я совсем не думаю, зна­чит, искать их там, где их никогда не было»4. Эти мысли Кондильяка перекликаются с современными спорами о природе психического в связи с проблемой идеального и близки той точке зрения, согласно которой психическое отражение есть идеальное явление объектов субъекту и только в этом явлении существует.

Кондильяк замечает, что многое из того, что проис­ходит в нас, ускользает от самонаблюдения. Вообще «мы представляем себе искаженно то, что происходит в нас»5. Поэтому необходимо известное искусство, что­бы «...распознать все то, что в нас имеется»6. В этих за­мечаниях указывается на трудности самонаблюдения.

Опираясь на новейшие успехи в медицине и естество­знании, в том числе голландского врача и естествоиспы­тателя Г. Бургаве, эволюционные идеи Ж. Бюффона, классификацию растений К. Линнея и др., врач и фило­соф Ж. Ламетри (1709—1751) защищал естественнона­учный подход к проблеме человека и его психике. Маркс назвал его «центром» механистического французского материализма XVIII века7. Нацеленность на факты ес­тествознания против умозрения составляет нерв всех рассуждений Ламетри. Ламетри отвергает дуализм Де­карта и приписывает материи наряду с протяженностью способность к движению (движущую силу) и способ­ность к ощущению, а также к мышлению. Нет души как особой субстанции: сама организация мозговой ткани свободно вызывает эти свойства (активность, чувстви-

Кондильяк Э. ... Т. 3. С. 222.

• Там же. С. 31.

• Там же. С. 29.

7 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 2. С. 140.


тельность, мышление). Животные, по Ламетри, имеют способность чувствовать. Мнение Декарта о том, что животные — простые машины, он называет нелепой тео­рией. Основываясь на аналогии внутренней организа­ции тела человека и, в том числе, в строении мозга, за­щищая идею естественности человека, рассматривая его как часть природы, Ламетри указывает на преемствен­ность в развитии от животных к человеку (трактат «Че­ловек— растение»). Растения, животные и человек об­разуют «лестницу с незаметными ступенями, которые природа незаметно проходит последовательно одну за другой, никогда не перепрыгивая ни через одну ступень-ку>8. Это понимание человека делает излишней идею бога как его творца. Ламетри сознавал, что «изучение природы будет неизменно создавать неверующих лю­дей»9.

Поскольку человек — высшая ступень в развитии природы, его душа, хотя она «из того же теста и также сфабрикована, все же она далеко не того же качества, что душа животных» |0. Источник превосходства челове­ка над животными Ламетри объясняет натуралистиче­ски: «организация является главным преимуществом че­ловека» и. Другим условием, объясняющим специфику человека, является образование и воспитание. Самый процесс воспитания Ламетри трактует крайне механи­стически: «все сводится к звукам или словам, которые из уст одного через посредство ушей попадают в мозг другого...»12.

В трактате «Человек—машина» Ламетри развивает идеи о зависимости душевных способностей от телесной организации и заключает: «Человека можно считать весьма просвещенной машиной!.. Душа —это лишенный содержания термин, за которым не кроется никакой идеи и которым здравый ум может пользоваться лишь для обозначения той части нашего организма, которая мыс­лит» |3. Конечно, Ламетри не отождествляет человека с машиной, выражение «человек— машина» не больше, чем метафора, с помощью которой он пытается объяс-

Ламетри Ж. Соч. М., 1976. С. 258.

9 Там же. С. 224.

10 Там же. С. 260.
» Там же. С. 211.

12 Там же. С. 207.

13 Там же. С. 226.


нить все самые сложные проявления человека, в том чис­ле сознание. Однако механистическая трактовка вопро­са обусловленности сознания телесной организацией вме­сте с такими формулировками, как «люди являются жи­вотными и ползающими в вертикальном положении ма­шинами»14, «человек является машиной»15 и т. п., при­водит к крайнему упрощению проблемы соотношения психики с ее материальным субстратом.

Дальнейшее углубление механицизма в ее трактовке произо­шло у последнего представителя французского материализма эпо­хи Просвещения П. Кабаниса (1757—1808). В своем труде «От-ношения между физической и нравственной природой человека» он-поставил задачу «разоблачить тайны человеческой природы» путем, обращения к физиологическим основаниям для объяснения способ­ностей, характера, нравов людей и народов и пришел к следую­щему выводу: «Чтобы составить себе точное понятие об отноше­ниях, результатом которых является мысль, следует рассмотреть. головной мозг как отдельный орган, предназначенный исключитель­но для ее производства, подобно тому, как желудок и кишки: совершают пищеварение, печень вырабатывает желчь, околоушная, подчелюстная и подъязычная железы отделяют слюну. Впечатле­ния, дойдя до мозга, возбуждают в нем деятельность, подобно-тому, как пища, попадая в желудок, вызывает в нем более обиль­ное отделение пищеварительного сока и движения, способствую­щие ее растворению. Отправление первого состоит в сознания-каждого отдельного впечатления, в выражении его знаком, в соче­тании различных впечатлений, в сравнении их между собой, в со­ставлении суждений, подобно тому, как отправления второго со­стоят в действии на питательные вещества, вызывание его к дея­тельности, в растворении их, в уподоблении соков нашей природе... головной мозг в некотором смысле переваривает впечатления,. ...он органически выделяет мысль»16. Эти идеи сделали Кабаниса предшественником вульгарного материализма XIX в. Однако, оце­нивая их исторически, необходимо признать, что их атеистическая; и материалистическая направленность имели прогрессивное зна­чение ,7.

Основываясь на материалистическом мировоззрении,. называя его здравой, разумной философией, Ламетри. развивает следующие психологические идеи. Он разде-

" Ламетри Ж. С. 238.

15 Там же. С. 244.

16 Кабанис Я. Отношения между физической и нравственной
природой человека. Т. 1. Спб, 1865. С. 11.

17 Л. Сэв, ссылаясь на «Приложение к атеистическому слова­
рю» Лаланда (1815), в котором приводятся материалы преследова­
ния Кабаниса Наполеоном, видившнм в атеизме разрушительную-
силу для всякой социальной организации, делает вывод об идео­
логической роли научных идей. См.: Сэв Л. Современная француз­
ская философия. М., 1968. С. 62—63.

До


ляет позиции локковского эмпиризма: только опыт и на­блюдение являются источником познания, которое он сводит к двум функциям — воображению и вниманию. Воображение понимается очень широко и включает не только воображение в собственном смысле этого слова как способность фантазировать, но и «суждение, раз­мышление и память представляют собой ... настоящие модификации своеобразного «мозгового экрана», на ко­тором, как от волшебного фонаря, отражаются запечат­левшиеся в глазу предметы»18. Ламетри (и здесь он ближе к Кондильяку)—сенсуалист: он не производит различия между чувственным и мысленным началом в человеке. Познание, начинаясь с ощущений, сводится к построению образов с помощью воображения. Поря­док в эту деятельность вносит внимание, сообщая по­знанию активность. Познание является актом свободы и требует воли, которая «известна под названием вни­мания— матери наук»19. Функции внимания состоят в удержании представления и в отклонении действия всех других, которые находятся в сознании и образуют по­стоянно движущийся их поток. «Внимание — это ключ, могущий открыть ту единственную часть мозговой тка­ни, в которой живет идея, которую мы стремимся фик­сировать» 20.

Ламетри принадлежит заслуга в выделении потреб­ностей как своеобразной стороны душевной жизни и подчеркивании их особой роли в поведении. Потребно-у стям он придавал чрезвычайное значение. Существа, ли-' шенные потребностей, лишены также и ума (растения). Чем больше потребностей, тем больше ума21.

Потребности Ламетри понимает натуралистически: основными для человека являются его потребности как природного существа (в пище, в наслаждениях и т. п. предметах, полезных для сохранения организма и раз­множения вида). Поэтому и счастье состоит в удовлет­ворении органических потребностей и в телесных удо-

18 Ламетри Ж- - С. 210.

.'• Там же. С. 128. . 20 Там же. С. 129; П. Я. Гальперин, автор оригинальной кон­цепции внимания как контроля, ссылается на Ламетри как пер­вого, ясно указавшего на внимание как деятельность контроля, ко­торому он придавал особое значение в душевной жизни (Гальпе­рин П. Я. К проблеме внимания.//Докл. АПН РСФСР. 1958. 3).

21Там же. С. 259.


вольствиях. Высшие удовольствия производны от чув­ственных и доступны немногим людям. Счастье, завися­щее от нашей организации, наиболее прочно и является самым прекрасным даром природы. Так, вследствие на-турализации потребностей Ламетри пришел к прослав­лению чувственности, удовольствий тела. Выступления Ламетри в защиту насущных потребностей, свойствен­ных человеку по самой природе, несмотря на теорети­ческую ограниченность, имели прогрессивное значение и способствовали преодолению старой идеологии христи­анского аскетизма, отвечали новой буржуазной морали.

Предметом исследований К. Гельвеция (1715— 1771) является проблема — откуда берется неравенства умов? Зависит ли оно от различий в организации, т. е. от природы, или только от воспитания? В связи с ре­шением этого вопроса Гельвеций развивает следующие психологические идеи. Человек рождается со способ­ностью ощущать и сохранять ощущения, т. е. с памятью. Опираясь на Кондильяка, отрицая вместе с ним внут­ренний опыт Локка, Гельвеций показывает, как только из ощущений формируются интеллектуальные способ­ности. Все умственные операции — сравнение, сужде­ние— сводятся к ощущению. «Выносить суждения — значить ощущать»22. Гельвеций игнорирует качествен­ное своеобразие мышления. Выполнять все умственные операции, сравнивать идеи можно при наличии внима­ния. Внимание предполагает усилие. Делать это усилие побуждает интерес: человек, лишенный желаний, не бу­дет проявлять внимания. При одинаковой заинтересо­ванности в познании каких-либо явлений люди обнару­живают одинаковую способность напрягать внимание. Интерес предполагает стремление к счастью. Счастье — это физические удовольствия. В них начало всех по­ступков, действий, мыслей, дружбы, любви к ближним и др. Но если все проистекает из ощущений, а они — результат работы органов чувств, не зависит ли нера­венство умов от их совершенства?

Ссылаясь на опыт, Гельвеций отвергает положитель­ный ответ на этот вопрос: «Все люди с обычной хоро­шей организацией одарены от природы тонкостью чувств, необходимой для того, чтобы подняться до величайших

" Гельвеций К. Соч.: В 2 т. Т. 2. М., 1974. С. 79.


открытий в математике, химии, политике...»23. Также отрицается связь между памятью и умственным разви­тием: для больших открытий (а это, по Гельвецию, выс­шее мерило способностей) достаточно обыкновенной памяти. Он ставит вопрос о' связи между умом и гео­графическими условиями, расовыми различиями между людьми, пищей, темпераментом и заключает; «Как бы ни различна была употребляемая народами пища, гео­графическая широта, в которой они живут, наконец, их темперамент, эти различия не увеличивают и не умень­шают умственные способности людей. Таким образом, не от силы тела, не от свежести органов и не от боль­шей или меньшей тонкости чувств зависит большее или меньшее умственное превосходство. Впрочем, мало того, что опыт доказывает истинность этого факта; я могу еще доказать, что этот факт потому имеет место, что он не может быть иным...»24.

Таким образом, с психологической точки зрения все люди обладают одинаковыми предпосылками для раз­вития своих умственных способностей, ума. Почему же не все люди делают великие открытия? Это является результатом двух причин: разного положения, в котором они находятся, и того стечения обстоятельств, которое называется случаем, а также большего или меньшего стремления прославиться, следовательно, более или ме­нее сильной страсти к славе. Таким образом, случай и стремление к славе— вот две причины неравенства умов. Гельвеций считает целесообразным изучение всех слу­чайностей, способствующих совершению великих откры­тий, с целью планомерного воспитания великих людей. Хотя Гельвеций и преувеличивает роль случая в вели­ких открытиях, он указывает на реальную особенность творческого процесса, которая продолжает привлекать внимание и современных психологов25. Останавливаясь на другой причине, определяющей неравенство умов, Гельвеций проницательно замечает: «На ум можно смотреть как на совершенную машину, но машину, не двигающуюся до тех пор, пока страсти не приведут ее в движение»26. Именно страсти являются, по Гельвецию,

33 Гельвеций К. ... Т. 2. С. 107. ** Там же. С. 111—112.

*• См.: Проблемы научного творчества в современной психоло­гии/Под ред. Я. А. Пономарева. М., 1971. « Гельвеций К. ... Т. 2. С. 541.


источником умственной активности. Сила страстей у раз­ных людей различна, но она не зависит от врожденной организации, так как человек рождается не только без идей, но и без страстей. Страсть — это продукт воспи­тания. Люди загораются страстью, если выполнение дел, на которые она направлена, создает им славу. Но жаж­да славы — это только замаскированная жажда наслаж­дений: Гельвеций биологизирует понятие интереса. За славой должны следовать почести, богатство и т. п., что создает условия для получения физических удовольствий. Рассматривая различные формы правления — монар­хию, олигархию и республику, он приходит к выводу, что только республика хорошо вознаграждает людей в соответствии с их изобретениями на пользу общества. Личный интерес сочетается с общественным, здесь мо­гут процветать таланты. Гельвеций призывает к респуб­ликанскому правлению. Так, проблема человеческих способностей приобретает у Гельвеция острую полити­ческую окраску. По оценке К. Маркса, материализм Гельвеция «непосредственно применяется к обществен­ной жизни»27. Гельвеций далек от научного понимания общества, все же указания на влияние общества на че­ловека важны и подводили к новой для эмпирической психологии проблеме общественно-исторической обус­ловленности психики. Общий вывод Гельвеция: «нера­венство умов можно объяснить воспитанием»28, ибо «вос­питание делает нас тем, чем мы являемся»2'.

Д. Дидро {1713—1784) в полемике с Гельвецием30 высказал ряд материалистических диалектических идей в понимании познания, природы человеческих интере­сов и страстей. Он дал трактовку способностей, в ко­торой отошел от позиции Тельвеция и признал их врож­денность. Он подверг резкой критике сенсуализм Гель­веция, указал на специфику мышления и высказал диа­лектические идеи о соотношении между ощущением и разумом.

27 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 2. С. 44.

28 Гельвеций К. ... Т. 2. С. 238. При этом в Примечании Гель­
веций замечает, что воспитание не может превратить всех людей
какой-нибудь страны в выдающихся, но оно способно приумножить
их число, а из остальных сделать людей здравомыслящих и умных.

29 Там же. С. 506.

30 Дидро Д. Размышления о книге Гельвеция «Об уме>; «Си­
стематическое опровержение книги Гельвеция «О человеке»//Дид-
ро Д. Собр. соч. В 10 т. Т. 2. М., 1935.


Большое влияние на формирование материалистиче­ских традиций во французской психологии оказал есте­ствоиспытатель и философ Ш. Бонне (1720—1793). Его психология, изложенная в труде «Опыт анализа душев­ных способностей» (1760), сходна с психологией Гар-тли.

К эмпирическому направлению примыкал Мен де Биран (1766—1824), но затем отошел от него. В «Очер­ке об основаниях психологии» (1812) он обращается к наблюдению внутренней жизни и развивает идеи о пси­хологии как науке о внутреннем чувстве*1.

В XIX в. во Франции эмпиризм возродится у И. Тэ-на («Об уме», 1870) и Т. Рибо («Современная англий­ская психология», 1870).

31 По характеристике П. Фресса и Ж. Пиаже, «начиная с него» психология становится методом интимного дневника и наукой о внутреннем чувстве» (см.: Экспериментальная психология. Вып. 1,2. М., 1966. С. 19).

Глава V

ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В РОССИИ В XVIII в.

Как показали исследования истории отечественной культуры, философии и науки, психологи­ческие идеи развивались в России еще в X—XV вв., На основе этих предпосылок в XVIII в. сформировались до­статочно целостные концепции, которые дали начало ма­териалистическим традициям их последующего развития. Социальную базу отечественной психологии XVIII в. со­ставлял феодально-крепостной строй. Обострение его глубочайших противоречий в художественной форме за­клеймил А. Н. Радищев в своей книге «Путешествие из Петербурга в Москву» (1790), за которую был сослан в Сибирь. Выражая настроения всех прогрессивно мыс­лящих деятелей русского общества, он потребовал пол­ного уничтожения крепостного права. В XVIII в. в Рос­сии широко развернулось просветительское движение, выдвинувшее ее замечательных деятелей: Н. Н. Попов-

1 См.: Ананьев Б. Г. Очерки истории русской психология XVIII—XIX веков. Л., 1947. С. 33; Соколов М. В. Очерки истории психологических воззрений в России в XI—XVIII веках. М., 1963; Изучение традиций и научных школ в истории советской психоло­гии/Под ред. А. Н. Ждан. М., 1988.


ского, Н. И. Новикова, В. Н. Татищева, Д. И. Фонвизи­на, Д. С. Аничкова, С. Е. Десницкого, Я- П. Козельского, П. С. Батурина и др.; украинский мыслитель Г. С. Ско­ворода (1722—1794) заострил внимание на самосозна­нии человека. Имевшее ярко выраженную антикрепост­ническую направленность, ведущее борьбу с господству­ющими в официальной науке идеализмом и теологией, оно выдвинуло в центр проблему человека. В этих ус­ловиях материалистическое решение основных психоло­гических проблем приобретало форму борьбы за гума­низм, за освобождение от предрассудков и суеверий.

В связи с признанием роли науки и просвещения в развитии общества, В. Н. Татищев утверждал идею о зависимости умственного развития от просвещения и обучения: источник индивидуального ума — опыт других людей, усваиваемый через язык и письменность. Н. И. Новиков, крупный организатор издательского де­ла в России, в печати отражал наиболее спорные вопро­сы о природе души, ее смертности или бессмертии. В 1796 г. выходит первая русская книга, специально по­священная психологии — «Наука о душе». Ее автор И. Михайлов произвел систематизацию психологических знаний в духе английского эмпиризма Локка. Не рассмат­ривая умозрительных вопросов, касающихся бессмертия души и т. п., он описывает факты — ощущения, мысли как ассоциации представлений, волю.

Основы материалистической русской психологии за­ложил М. В. Ломоносов (1711—1765), великий русский ученый-энциклопедист, физик, химик, историк, философ, поэт и писатель, создатель первой грамматики русско­го языка, основоположник системы русского стихосло­жения, выдающийся организатор русской науки и про­свещения в XVIII в. Психологические воззрения Ломо­носова развиваются в связи с научными исследования­ми (природы, русского языка и др.)- Материалистически объясняя ощущения как продукт воздействия предме­тов внешнего мира (при этом считая одинаково объек­тивно существующими как первичные, так и вторичные качества) на органы чувств и подчеркивая роль мозга в различении раздражений, Ломоносов выдвинул трех-компонентную теорию цветового зрения («Слово о про­исхождении света», 1757). В самом начале XIX в. (1801) Т. Юнг, английский физик и врач, также выдви­нул трехкомпонентную теорию цветового зрения, впо-


следствии капитально разработанную Г. Гельмгольцем. Особенно богата психологическими идеями работа «Крат­кое руководство к риторике» (1744). Здесь Ломоносов развивает мысли о воображении, о представлениях» страстях (природа, борьба со страстями и роль ума), психологии речи. Идеи Ломоносова развивали Я. П. Ко­зельский (1728—1794) и А. Н. Радищев. Свою книгу «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищев закан­чивает «Словом о Ломоносове», в котором дал первую биографию и воссоздал образ великого ученого и чело­века, дал историческую оценку его деятельности.

В условиях усиления крепостного гнета проблему-человека со всей остротой поставил Радищев (1749— 1802), выдающийся русский философ-материалист, эко­номист, правовед, революционер. Он ссылается на тру­ды Гоббса, Декарта, Спинозы, Пристли, Локка, фран­цузских материалистов, обобщает успехи естествозна­ния— труды Линнея, Бюффона, опирается на знания па медицине, «водимыесветильником опытности»2. Базой его научных идей было революционно-демократическое ми­ровоззрение, не меньше, чем его материалистические взгляды, его психологию определяла гуманистическая этика. Полемизируя с дуализмом Декарта, Радищев ут­верждал: «все силы и самая жизнь, чувствования и мысль являются не иначе как вещественности совокупны ... в видимом нами мире живет вещество одинакородное,. различными свойствами одаренное...»3. Он отрицал су­ществование души как самостоятельной субстанции: «То, что называют обыкновенно душой, т. е. жизнь, чувствен­ность и мысль, суть произведения вещества единого, ко­его начальные и составительные части суть разнород­ны и качества имеют различные...»4. Психика является функцией известных органов тела — нервов и мозга и без них невозможна.

Большое место в трудах Радищева занимает пробле­ма развития психики и в связи с этим сравнение психи­ки человека и животных. Выдвигается положение о спе­цифичности образа жизни человека: он не приспосабли­вается к природе, но преобразует ее, обладает речью, прямой походкой. Подчеркивается особая роль руки, вы­сокое развитие мозга. Качественные отличия ощущений

3 Радищев А. Н. Избранные сочинения. М., 1949. С. 398. 3 Там же. С. 452. 1 Там же. С. 459.


человека связываются со своеобразием его знаний, осо­бенно отмечается роль занятий искусством, вооружен­ность различными средствами — все это расширяет воз­можности органов чувств «до беспредельности». Ука­зывается на роль языка и речи в формировании индиви­дуального сознания. Радищев отмечает роль воспитания в развитии разума, воздействие на человека общества (путем подражания и соучастия в переживаниях). Боль­шое внимание уделяется проблеме способностей. Крити­куя утверждение Гельвеция, «что человек разумом сво­им никогда природе не обязан», Радищев заключает: «...признавая силу воспитания, мы силу природы не •отъемлем. Воспитание, от нее зависящее, или разверже-ние сил, остаются во всей силе; но от человека зависеть будет учение употреблению оных чему содействовать бу­дут всегда в разных степенях обстоятельства и все, вне нас окружающее»5. Однако эти различия между людь­ми «токмо в одной степени, а не в существенности» и не являются препятствием для каждого к совершенство­ванию.

Вопросу о бессмертии души А. Н. Радищев посвяща­ет философский трактат «О человеке, о его смертности и бессмертии», написанный во время ссылки в Сибири: «Я зрю везде смерть, т. е. разрушение; из того заклю­чаю, что и я существовать перестану ... смерть всего жи­вущего заставляет ожидать того же жребия»6. Однако в результате мучительных размышлений Радищев скло­няется все же к выводу о неразрушимости специфиче­ски человеческой особенности — «мысленности». Через сомнение, допуская непоследовательности в рассужде­ниях (как согласовать, например, такие положения, как «мысленность есть вещественности свойство», и утверж­дения о бессмертии души), Радищев пытается выявить -силу, которая обеспечивает единство — «сцепление» — всех составляющих человека частей и сил. Обращаясь « мышлению, он критикует сенсуализм Гельвеция («мысль от чувств есть нечто отдельное»)7. Активная лрирода человеческого мышления, выражением которой является внимание, власть человека распространяется -не только на мысль: столь же властен человек над сво­ими желаниями и страстями, да и над телом.

5 Радищев Л. Н. Избранные... С. 433.

6 Там же. С. 437.

7 Там же. С. 490.


Все это приводится как доказательство бессмертия души. «Человек по разрушении тела своего не может ничтожествовать ... мысленность его, будучи всех сил естественных превосходнее и совершеннее, исчезнуть не может»8. Этот вывод, на истинности которого Радищев не настаивает, «мечта ли то будет, или истинность»9» несет большую эмоционально-нравственную нагрузку и, являясь уступкой религиозной идеологии, нужен Ради­щеву-человеку, находящемуся вдали от друзей, глубоко скорбящему о судьбах своего угнетенного народа.

Психологические проблемы, развиваемые в передо­вой науке и философии XVIII в., дали начало материа­листическим и демократическим традициям философии и психологии в XIX в.

8 Радищев Л. Я. Избранные... С. 503. 9 Там же. С. 504.

Глава VI

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ИДЕИ В НЕМЕЦКОЙ КЛАССИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ КОНЦА XVIII — ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX В.

Эмпирическая философия и психология, возникшие в Англии, проникли в Германию не сразу. Только во второй половине XVIII в. появились переводы локковских «Опытов», трудов Юма, в 70-х гг.— Гартли и затем французов — Боннэ, Гельвеция, Кондильяка. До этого здесь господствовали Декарт, Лейбниц и его по­следователь X. Вольф (1679—1754). Вольф «системати­зировал и популяризировал Лейбница и установил в Германии психологию, под влиянием которой развивался Кант и которую он, т. е. Кант, потом отверг» К Система X. Вольфа была компромиссом между эмпирическими и рационалистическими идеями в психологии. Этот ком­промисс выразился уже в разделении X. Вольфом пси­хологии на две науки: эмпирическую («Эмпирическая психология», 1732) и рациональную («Рациональная психология», 1734). В эмпирической психологии Вольфа

1 Boring E. A History of experimental Psychology. N. Y., 1929. P. 237.


проявилась тенденция XVIII столетия к изучению фак­тов о жизни души вместо утомительных схоластических споров о существе души. Однако эмпирия Вольфа была очень скудна. Вольф смутно указал на возможность из­мерения в психологии. Величину удовольствия можно из­мерять осознаваемым нами совершенством, а величину внимания — продолжительностью аргументации, которую мы в состоянии проследить. Однако дальнейшие шаги в этом направлении были подавлены отрицательным отно­шением к ним И. Канта. Предметом рациональной пси­хологии были спекулятивные рассуждения о сущности, месте пребывания, свободе и бессмертии души. Именно в рациональной психологии X. Вольф выдвинул теорию способностей (Vermogen), продолжив различение в ду­ше познавательных и желательных способностей, кото­рое проводилось в средние века. Желательные способ­ности объявлялись производными от познавательных. Из познавательного акта сначала возникает удовольствие (или страдание), потом суждение о достоинстве объек­та и, наконец, аппетит — стремление к объекту. Оно воз­никает из сознания его доброкачественности (или отвра­щения от объекта, в котором мы открываем зло). Бо­лее сильные проявления чувственного аппетита называ­лись аффектами.

Психологию Вольфа суровой критике подверг И. Кант (1724—1804). В контексте обоснования возможности теоретического знания и самой науки, поисков источни­ка необходимости и всеобщности научного знания Кант ставит вопрос, при каких условиях возможна психоло­гия как наука: «...эмпирическое учение о душе должно всегда оставаться далеким от ранга науки о природе в собственном смысле, прежде всего потому, что матема­тика неприложима к явлениям внутреннего чувства и к их законам»2, а также потому, что в психологии невоз­можен эксперимент, «поскольку многообразие внутрен­него наблюдения может быть здесь расчленено лишь мысленно и никогда не способно сохраняться в виде обособленных элементов, вновь соединяемых по усмот­рению; еще менее поддается нашим заранее намеченным опытам другой мыслящий субъект, не говоря уже о том, что наблюдение само по себе изменяет и искажает со­стояние наблюдаемого предмета. Учение о душе никог-