Управление ханствами и военно-народная система в Закавказье

 

При сохранении ханской династии все определялось ее лояль­ностью по отношению к России. Но и устранение правящих дина­стий не всегда означало упразднение самих ханств. Например, Кубинское ханство и после устранения Шейх-Али-хана Кубинского некоторое время продолжало именоваться ханством. Почти анало­гичное положение сложилось в Талышском ханстве. Форма управ­ления также напоминала существовавшую прежде: диван — в данном случае регентский совет, или ''временное правление", в состав которого наряду с обер-офицерами входили "почетные беки" под председательством русского штаб-офицера. Состав временного правления утверждался тифлисским военным губернатором. Круг прав и обязанностей правления, в общих чертах очерченный в пред­писании главнокомандующего И.Ф. Паскевича, был аналогичен власти комендантов37.

В других случаях ханства переименовывались в провинции, территория которых совпадала с территорией прежних ханств38. Воозглавляли их "провинциальные коменданты" в чине полков­ника или генерала, назначавшиеся главнокомандующим в Грузии из числа офицеров русской армии.

Что же представляла собой комендантская система, именовав­шаяся правительством "военно-народным управлением" и просу­ществовавшая в ханствах до 40-х гг.XIX в.?

Комендант, наделенный весьма широкими правами и полномо­чиями, сосредоточивал в своих руках административную, судебно-полицейскую и даже в какой-то степени духовную власть, хотя на этот счет не было издано какого-либо законодательного акта. Лишь в 1828 г. появились секретные инструкции тифлисского военного губернатора о компетенции шекинского и карабахского комендантов39.

Комендант председательствовал в провинциальном суде, ут­верждал в должности местного главу мусульманского духовенства и шариатского суда (казия), магальных наибов (глав более мелких административно-территориальных подразделений провинций) и прочих лиц администрации. Его функции простирались и на владельческие права представителей привилегированного сословия — беков: комендант, помимо того, что подтверждал выданные прежними ханами указы (фирманы) о пожаловании поместий и крестьян, и сам раздавал их на различных условиях владения. Более того, он присваивал себе даже такую законодательную функцию, как утверждение сословных прав беков. Ко всему проче­му в руках коменданта сосредоточивалось заведование полицией, раскладка между общинами государственных налогов, отдача на откуп казенных пастбищ, нефтяных колодцев, соляных, рыбных и других промыслов и т.д.40

Как видим, комендантская система по своему характеру повторя­ла ханскую, сохраняя прежние институты и атрибуты феодальной власти. Масштабы полномочий комендантов во всех областях управления дали основание отечественным историкам отождествлять комендантскую систему управления с ханской. Впервые об этом писал И. Петрушевский, автор одной из самых содержательных аналитичес­ких работ по истории зарождения российской системы управления в Азербайджане41. "Система комендантского управления, — читаем в его книге, просуществовавшая во всех бывших ханствах до 1841 г., почти ничем не отличалась от системы ханского управления. Комен­дант пользовался всеми теми правами, которыми в свое время располагал и хан, кроме права выносить смертные приговоры"42.

Иной точки зрения придерживался А. Мильман, изучавший политический строй Азербайджана с позиций правоведа. По его мнению, власть хана была более неограниченной как во внутрен­ней, так и во внешнеполитической жизни: он обладал правом чеканить монеты, устанавливать таможенные пошлины и т.п., в то время как комендант и в области внутреннего управления не был наделен этими функциями43. Надо полагать, что истина лежит посередине, так как связанный с комендантским управлением про­извол (мы оставляем в стороне сопутствующие ему злоупотребле­ния) делал весьма эфемерной подотчетность коменданта соответ­ствующим административным инстанциям Российской империи.

В административном отношении так называемые мусульман­ские провинции — Шекинская, Ширванская, Карабахская — и Талышское ханство подчинялись военному управляющему (с рези­денцией в г. Шуше), а провинции Бакинская, Кубинская и Дербент­ская — военному губернатору Дагестана44.

Вошедшие в состав России Казахское и Шамшидильское сул­танства, населенные преимущественно азербайджанцами, были пе­реименованы в татарские дистанции (туда же вошли и Борчалы). В каждой из них назначался главный пристав (или моурав) с непо­средственным подчинением Главноуправляющему Грузией, осу­ществлявший практически полицейские, фискальные и судебные функции45.

Административно-территориальное деление в провинции осно­вывалось на существовавшем ранее делении ханства на магалы, или участки (по тогдашней российской официальной терминоло­гии). Магалы не были одинаковы по количеству объединявшихся в них деревень и численности населения, поскольку в основе деле­ния лежал не родовой, а территориальный принцип. Управление магалами поручалось наибам, назначенным из числа преданных правительству беков. Права и обязанности их также не были регламентированы какими-либо нормативными актами, а зависели всецело от особенностей управляемых ими магалов. Занимавшиеся распределением податей и повинностей в соответствии с установ­ленными комендантами размерами магальные наибы не получали жалованья из казны, а вознаграждались за счет собираемого нало­га46

Образ правления в Эриванском ханстве, находившемся также в вассальной зависимости от Ирана, после взятия г. Эривана генералом Паскевичем (1827 г.) предстояло изменить, приблизив к созданным в Закавказье новым моделям административно-поли­тического устройства. И в данном случае не были изменены дейст­вующие правила: на занятых территориях вводились временные органы власти, руководство ими возлагалось на военнослужащих, а к работе привлекались доверенные лица из гражданских чинов­ников, знакомых с местными условиями и языком.

Спустя пять дней после занятия Эривана было создано област­ное правление из трех лиц: генерала Красовского, командовавшего войсками области, епископа Нерсеса, пользовавшегося огромной популярностью среди армян, и коменданта Эриванской крепости подполковника Бородина. Собственно, это правление нельзя счи­тать организованным правительственным учреждением, поскольку оно лишь до заключения мира с Ираном должно было заменять власть низложенного эриванского сардара Гусейн-хана, управляв­шего до этого ханством вполне независимо.

По заключении Туркманчайского мира 20 марта 1818 г. Нико­лаем I был подписан указ об образовании Армянской области, название которой отныне включалось в императорский титул47. Как писал историк В.А. Парсамян, "официальное наименование "Армянская область" перешедших под владычество России Эри­ванского и Нахичеванского ханств и включение этого наименова­ния в титул русского царя создавали у армян иллюзию восстанов­ления Армении»48.

Учрежденное под председательством генерал-майора А.Чавчавадзе правление вновь вводилось в качестве временной меры. В Армянскую область вошли ставшие уездами Эриванское и Нахичеванское ханства, а также превращенный в уезд Ордубатский округ; последний был отделен от Нахичеванского ханства еще в 1790 г. и вошел в состав азербайджанских провинций, находившихся в непо­средственном подчинении персидского наследника Аббаса-Мирзы.

В административно-территориальном отношении каждый из уездов был разделен на округа взамен существовавших в ханствах магалов49. В Эриванском уезде (4 округа) начальниками были поставлены русские гражданские или военные чиновники, подчи­нявшиеся начальнику Армянской области.

Форма административной власти в Нахичеванской и Ордубат-ской провинциях (по два округа в каждой) выглядела более неоп­ределенно. Дело в том, что при персидском владычестве власть находилась в руках полковника Эхсан-хана (в Нахичевани) и его брата Ших-Али-бека (в Ордубате). Лояльность к России и популярность среди жителей делали рискованным отстранение братьев от управления. Поэтому помимо полицейских управлений вводились специально для них должности полицмейстеров с предоставлением им функций земской власти. По существу, был повторен опыт с азербайджанскими ханствами, когда лояльные династии остались во главе упраздненных ханств. Областное правление строилось по обычной схеме — три советника по части исполнительной, финан­сово-экономической и судебной (гражданские и уголовные дела). Кроме того, в правление входил областной прокурор. Членами его являлись двое русских военнослужащих, один армянин и один мусульманин, представлявший азербайджанскую часть населения. Областному правлению подчинялись и городские суды50. Весьма путаной иерархии судебных инстанций соответствовала и судопро­изводственная система51. Разделение городовых и полицейских уп­равлений, к чему стремился Паскевич, натолкнулось на сложности правового характера, когда городовой суд должен был руковод­ствоваться российскими законами, а полицейская власть мест­ными обычаями.

Как писали тогда, "дурное устройство" управления Армянской областью потребовало иных мер, и под руководством нового Главноуправляющего краем барона Г.В. Розена был выработан проект по управлению областью, "высочайше" утвержденный 23 июня 1833 г.52 Закон этот радикально менял характер управления. Областное правление, сохранив свое название, перестало быть решающей коллегией и превратилось в канцелярию областного начальника. Хозяйственная и финансовая части были выделены в особое управление по сбору податей и повинностей. Взамен городовых учреждались провинциальные суды. Жители Армян­ской области в "тяжбах своих и исках" помимо провинциального суда могли обращаться в медиаторский или духовный (посред­нический) шариатский суд.

Всякое новое территориальное приобретение в Закавказье ста­вило перед царским правительством, казалось бы, новую задачу — управления присоединенными землями и народами. Так было и с Джаро-Белоканскими вольными обществами, оккупированны­ми окончательно в 1830 г. Но и в этих достаточно специфических в социально-политическом и этническом отношениях структурах с родоплеменными устоями, правительство использовало уже при­вычную модель управления. Сформулирована она была в специ­ально разработанных "Правилах для управления Джарскою и Белоканскою областью"53.

Вновь образованную область возглавил князь Бекович-Черкасский. Как отмечал И. Петрушевский, "назначением этого горца по происхождению хотели отчасти польстить самолюбию тухумской (родовой) знати"54.

Согласно "Правилам", управление представляло собой сочета­ние существовавших здесь институтов власти с чертами российской административной системы. Вводя в Джаро-Белоканской области Временное Правление (российское колониальное учреждение), пра­вительство вместе с тем сохраняло местные судебные органы — суд "шаро" (традиционный медиаторский и примирительный суд). В состав Временного Правления входили два российских чиновника, назначаемых Главноуправляющим краем (в то время И.Ф. Паскевичем-Эриванским), и шесть утверждавшихся им "при­родных жителей из числа почтеннейших старцев" по выбору об­ществ, которые, в отличие от российских чиновников, имели сове­щательный голос.

Елисуйское султанство, сохраняя прежние права, администра­тивно находилось в составе Джаро-Белоканской области — и в компетенции Временного Правления.

Однако Джаро-Белоканская область оставалась очагом влия­ния мюридизма в северо-восточной части Азербайджана. "На­сколько стратегическое значение области и обладание ею казалось царским властям важным, — подчеркивал И. Петрушевский, — по­казывает то обстоятельство, что Джаро-Белоканская область (впо­следствии округ Закатальский) продолжала занимать в админист­ративном делении Кавказа особое место, не соответствовавшее принятым царской властью представлениям об административной симметрии"55.

Итак, к 30-м гг. XIX в. завершилось присоединение к России основных территорий Закавказского края, имевшего большие внутрирегиональные особенности и вмещавшего в себя два мира — мусульманский и христианский. Наспех скроенные и скоропали­тельно вводимые российским правительством модели админист­ративно-политического устройства пытались адаптировать к мест­ным условиям, но и это не спасало положения, а, напротив, лишь усиливало управленческий хаос. При этом многое списывалось на ту или иную личность, возглавлявшую кавказскую администра­цию. Вот суждение одного из крупнейших отечественных ученых, историка, выросшего на Кавказе и любившего этот край, великого князя Николая Михайловича: "О кавказских делах думали срав­нительно мало и почти ими не интересовались. После присоедине­ния Грузии в 1801 году, на этой окраине управлял умело и толково лишь князь Цицианов, убитый вероломно персом в 1806 году. Последующие генералы были мало способны как для управления, так и для военных действий, до назначения Ермолова в 1816 году. Эти лица оставались там недолго, торопясь покинуть далекую окраину, и, очевидно, не успевали, даже при желании, оставить какие-либо плодотворные следы своей деятельности. Мы разумеем графа Гудовича, Тормасова56, маркиза Паулуччи и Ртищева. Все эти господа только показали полную неспособность и неумение управлять разнородными племенами Кавказа"57.

Кавказская администрация времен Паскевича, тщетно пытав­шаяся разобраться в местных особенностях, охарактеризовала это разнообразие как "смешение законов российских с грузинскими и обычаями мухаммедан"58.

Российское правительство сталкивалось с трудностями в раз­ных сферах жизни края, но камнем преткновения стал корпоратив­ный статус местных привилегированных сословий, его различных звеньев.

Политика царизма по отношению к привилегированным слоям Закавказья в рассматриваемый период была отмечена следующи­ми чертами. С одной стороны, самодержавная власть стремилась к созданию крепкой социальной базы в Закавказье в лице "тузем­ных" феодалов, и это в какой-то мере удалось, хотя и были допущены большие ошибки. Так, А.П. Ермолов, уделявший особое внимание оформлению сословных прав дворянства и купечества края, издал унизительный для одной из групп мусульман указ — "Положение об агаларах". Оно не только поколебало их права собственности, но и дискредитировало сословные права агаларов, введя для них телесные наказания, чем "низводило их до уровня простолюдинов, людей "низкого рода"59.

С другой стороны, политика самодержавия содержала и оп­ределенное недоверие к местным феодалам, чем и объяснялось промедление с оформлением их сословных прав, а также их прав как землевладельцев. Здесь сказывалась специфика форм феодального землевладения, особенно в пределах Северного Азер­байджана и Восточной Армении, где сословные статусы не были кодифицированы и в значительной степени регулировались нор­мами обычного права. Существовавшее сословное деление не вязалось с привычными для российского правительства представ­лениями на этот счет. Поэтому оформление корпоративных прав дворян шло параллельно с признанием их прав как землевла­дельцев и приняло затяжной характер. Практически до конца вопрос так и не был решен вплоть до 1917 г., особенно для мусульманского привилегированного сословия — беков.