Бой под Крутами: героическая смерть и безответственность власти
В конце января каждого года общественное внимание в Украине привлекается к эпизоду, который произошел в разгар революционного перелома 1917–1920 годов — к бою под Крутами. Эта страница истории относится к тем событиям, вокруг которых изначально тесно сплелись правда, вымысел и желание соединить прошлое и сиюминутные конъюнктурные политические цели.
Украинская революция к началу 1918 года прошла довольно сложный и в целом результативный путь. Центральной Раде удалось воплотить в реальные достижения стремление нации к всестороннему возрождению. Еще 10 июня 1917 года, в период Временного правительства, была провозглашена автономия Украины, а уже 7 ноября было объявлено о создании Украинской Народной Республики (УНР). Однако политические ориентиры УНР изначально противоречили курсу Совета народных комиссаров во главе с В. Лениным.
С начала декабря 1917 года обе стороны официально находились в состоянии войны. Так, Центральная Рада отклонила ленинский «Манифест к украинскому народу с ультимативными требованиями к Украинской раде». Поначалу конфликт не имел развития и сводился к поиску путей выхода из кризиса дипломатическими методами. После I Всеукраинского съезда Советов в Харькове (11–12 декабря 1917 года) и провозглашения Украины советской республикой в стране возникло два центра власти, которые не признавали друг друга. Однако достаточно быстро глухая взаимная вражда и раздражение вылились в открытое вооруженное столкновение.
Советская Россия уже с середины декабря 1917 года оказывала существенную военную поддержку сторонникам социалистической революции в Украине. По подсчетам историков, в январе 1918 года в Украину из России прибыло около 32 000 красногвардейцев, революционных солдат и матросов. 22 000 из них через Харьков двинулись на Донбасс, а дальше — в направлении Ростова-на-Дону с целью разгрома кадетско-калединского мятежа. Остальные военные формирования отправлялись через Екатеринослав (Днепропетровск), Александровск (Запорожье) на юг Украины для укрепления советской власти.
Таким образом, большевики приступили к реализации плана по захвату Киева. В январе 1918 года из Харькова через Полтаву под командованием М. Муравьева выступил сводный отряд из 700 бойцов и одного бронепоезда. В том же направлении двигался отряд екатеринославских, донецких и московских рабочих под командованием П. Егорова. Параллельно с севера (из Могилева и Брянска) в сторону Киева началось движение других спешно сформированных отрядов, которые состояли из революционно настроенных элементов, поддержавших призыв уничтожения старого порядка и борьбы за «новый, более справедливый, гуманный социальный строй». Общее количество военных, принимавших участие в походе на Киев, немногим превышало 6000. Эти соединения именовались Восточным фронтом, командование которым принял полковник М. Муравьев.
Вокруг Центральной Рады в конце 1917 — начале 1918 годов возник настоящий вакуум. Она с катастрофической скоростью теряла поддержку масс, а деморализованные военные части быстро разбегались (обычно еще до прямых столкновений с советскими войсками). Что же стало причиной этого?
По оценкам известного украинского историка Д. Дорошенко, под руководством Центральной Рады в то время находилось не более 15 000 солдат, разбросанных по разным местам. К тому же боеспособность этих частей, мягко говоря, не впечатляла. По сути, единственной настоящей боевой единицей являлся только Украинский Гайдамацкий Кош Слободской Украины, который состоял из двух куреней («красных» и «черных» гайдамаков). Он был укомплектован солдатами-фронтовиками, юнкерами, сечевыми стрельцами.
В это же время военный потенциал большевиков в Украине продолжал приумножаться. В январе 1918 года численность формирований красногвардейцев составляла около 120 000 человек. Хотя боевая мощь этих отрядов не шла ни в какое сравнение с регулярными войсками, они оттягивали на себя силы противника, сковывая их.
С началом наступления большевиков на Киев в условиях общей растерянности способными на самоотверженные действия оказались, пожалуй, только киевские студенты и гимназисты. 5 января 1918 года было проведено собрание студентов младших курсов Киевского университета Святого Владимира и недавно созданного Украинского народного университета. На собрании было принято решение создать студенческий курень Сечевых стрельцов. Подчеркивалось, что в ряды формирования «под угрозой бойкота и исключения из украинской студенческой семьи должны вступить все студенты-украинцы». В состав куреня, который насчитывал 200 человек, входили также ученики двух старших классов украинской гимназии им. Кирилло-Мефодиевского братства. Командование новым объединением взял на себя старшина (сотник) Омельченко, который в то время числился студентом Украинского народного университета.
Руководство УНР стремилось морально и идейно поддержать патриотическое движение молодежи. 11 января 1918 года газета украинских социалистов-федералистов «Новая рада» опубликовала обращение Украинской фракции центра университета Святого Владимира «К украинскому студенчеству». «Пришло грозное время для нашей Родины. Как черное воронье, обсела нашу Украину российско-большевистская (которая ничего общего не имеет с идейным большевизмом) грабительская орда, которая почти каждый день производила у нас новые захваты, и Украина может наконец оказаться в очень трудном положении… Мы призываем студентов-украинцев всех высших школ немедленно прийти на помощь своему краю и народу, единодушно став под флаг борцов за волю Украины против врагов… Пусть каждый студент-украинец помнит, что в настоящее время преступно быть равнодушным». В этом же номере газеты помещался призыв ко всем записавшимся в курень немедленно явиться в казармы. Подобные материалы публиковались и другими газетами.
8—13 января 1918 года новобранцы и в самом деле пытались получить амуницию, вооружение, приобрести хотя бы минимальные навыки обращения с ним. Военное начальство УНР предоставило в распоряжение куреня казармы Константиновского военного училища. Однако, понятное дело, что за столь короткий промежуток времени время мобилизованным студентам не удалось достичь качественной военной подготовки.
Утром 13 января в учебное заведение вернулась часть юнкеров. Они рассказали, что их небольшой и плохо вооруженный отряд остался на всем Левобережном фронте под Бахмачем единственным военным соединением. Юнкера призывали студентов-добровольцев оказать им поддержку.
До сих пор остается загадкой, кто же конкретно решал вопрос об отправке на передовую студенческой сотни, которая поначалу создавалась исключительно для защиты Центральной Рады в Клеве. Документы и воспоминания очевидцев тех событий не дают однозначного ответа на этот вопрос. Известно лишь, что приказ был получен «от командного состава 1-й военной школы».
Утром 15 января первая сотня (116 студентов) прибыла на станции Круты. Большую часть новоприбывших отправили копать окопы вдоль железнодорожного пути между Крутами и станцией Плиски. По обе стороны дороги занял боевые позиции отряд юнкеров из 200 человек.
Уже утром 16 января (29 января по новому стилю) под встречный плотный огонь юнкеров и студентов неожиданно попал отряд, состоящий из 2000 балтийских матросов. Почти сразу к месту событий подоспел броненосец сотника Лощенко с пушкой. Он начал вести прицельный огонь по тылам наступавших матросов. В некоторых источниках упоминается еще о двух батареях и двух бронепоездах. Так или иначе, ворваться в Круты с ходу красным не удалось.
Далее идут сплошные загадки. Воссоздать ход событий того дня в деталях непросто, поскольку даже сведения самих участников носят противоречивый характер.
Согласно сведениям, отраженным в газете «Новая рада», события под Крутами развивались следующим образом. Каждый юный защитник станции имел при себе всего по три обоймы патронов. И это при том, что студентам противостоял более опытный противник, который, к тому же, поливал позиции противника пулеметным и пушечным огнем. Вскоре ситуация еще более усугубилась: со стороны Чернигова к железной дороге подошли несколько эшелонов, которые начали обстрел студенческой сотни с тыла. Патроны у студентов быстро закончились, а пушка, находившаяся в распоряжении юнкеров, из-за нехватки боеприпасов тоже вынуждена была замолчать. Тем временем штаб безмолвствовал и не спешил присылать боеприпасы и оружие. Студенты решили отправить на станцию одного из «сечевиков», которому поручили разыскать командира и штаб. Вот только оказалось, что они-то поспешили убраться на своем поезде подальше от опасного места. Штабисты так спешили, что даже забыли отцепить от поезда вагоны с патронами и зарядами для пушек…
Естественно, что брошенных на произвол судьбы студентов окружили и перебили большевистские части. Тут обращает на себя внимание одно странное обстоятельство: имена виновников трагедии под Крутами так и остались тайной. И это при том, что в редакции «Новой рады» и руководстве УПСФ явно знали настоящие фамилии командира и штабистов. Но по каким-то своим соображениям оба эти органа не торопились указывать на трусов, предпочитая называть их «капитан Т.» и «два брата Б.». Со временем выяснить, кто же бросил студенческую сотню на верную гибель, стало практически невозможным. Эта загадка не дает покоя нескольким поколениям историков, но — увы! — отыскать документальные свидетельства тех событий пока не удается.
Можно смело утверждать, что какими бы героическими ни были действия защитников железнодорожной станции, они не имели никакого шанса на успех, тем более — на перелом общей ситуации на фронте. На исходе дня 16 января Круты, а следовательно, и путь на Клев оказались в руках большевиков. В тот же день началось восстание против Центральной Рады рабочих завода «Арсенал».
Исследования событий под Крутами постоянно приводят к выявлению все новых загадок и противоречий. Где-то, например, обнаруживаются свидетельства невиданной кровопролитности боя; мол, «полудети» с редким мужеством долгое время сдерживали натиск постоянно атакующих матросов, которые отличались неслыханной жестокостью. Упоминалось, что студенты даже пытались контратаковать. Другие историки чуть ли не кричат: помилуйте, какие контратаки?! Да «сечевики» не только остались без патронов после бегства штаба, они и стрелять-то толком еще не умели. Ведь большинство из них получило в руки оружие только накануне боя. Вдобавок оказалось, что юным защитникам Украины какой-то аферист, воспользовавшись суматохой, всучил вместо нормальной обуви плохо сбитые валенки. Но все же части студентов удалось отойти с позиции в открытом поле (на расстояние километра от станции) к ожидавшему их эшелону и отбыть в направлении Киева.
Почему же в публикациях того времени имели место очевидные преувеличения? Почему различные документальные свидетельства часто не просто различаются в деталях, а выглядят вопиюще противоречивыми? Возможно, загадки могла бы объяснить переписка Н. Муравьева с Главнокомандующим войсками по борьбе с контрреволюцией на Юге России В. Антоновым-Овсиенко. В ней жестокость единственного боя, который пришлось дать советским войскам на пути к Клеву, явно «приукрашивалась». Н. Муравьев умышленно завышал силу сопротивления врага. Согласно одному из его сообщений, «после двухдневного боя первая революционная армия Егорова при поддержке второй армии Берзина возле станции Круты разбила контрреволюционные войска Рады, руководимые самим Петлюрой. Петроградская красная гвардия, Выборгская и Московская гвардия сами вынесли почти весь бой на своих плечах. Петлюра во время боя пустил поезда с безоружными солдатами с фронта навстречу наступавшим революционным войскам и открыл по несчастным артиллерийский огонь. Войска Рады состояли из батальонов офицеров, юнкеров и студентов, которые не только зверствовали по отношению к солдатам, возвращавшимся с фронта, но и избивали сестер милосердия, попавших в их руки. Иду на Клев. Крестьяне восторженно встречают революционные войска».
Как видим, горстка юнкеров, студентов и старшеклассников «превратилась» в «котрреволюционные войска Рады», которые под Крутами вообще никогда не появлялись. Утром 16 января Петлюра находился на станции Бобрик и оттуда вернулся в Клев, приказав студентам ехать в Дарницу. Дело в том, что, трезво оценив сложившуюся обстановку, он решил, что восставшие рабочие «Арсенала» представляют собой значительно более весомую угрозу для УНР.
Одной из главных загадок событий под Крутами является количество жертв боя. Возьмем, например, сообщение Д. Дорошенко. Он приводит в поименном перечне лишь 11 фамилий погибших студентов. И при этом далее невозмутимо указывает: в первый день (то есть 16 января) оказалась уничтоженной часть куреня, а во второй были расстреляны еще 27 пленных, «над которыми дико издевались». Погибшие, мол, входили в разведывательную роту, отступившую к Крутам в тот момент, когда станцией уже завладели советские отряды. На этом странности не заканчиваются. В сообщении упоминаются также восемь раненых, якобы отправленных в Харьков, где их судьба никого не волновала. Впоследствии эти студенты «исчезли из госпиталей, куда их устроили на лечение». И наконец, Дорошенко свидетельствует: в Клев на перезахоронение привезли «несколько десятков изувеченных трупов».
В книге С. Збаражского «Крути. У 40-річчя великого чину 29 січня 1918 — 29 січня 1956», увидевшей свет в 1958 году в Мюнхене и Нью-Йорке в издательстве «Шлях молоді», приводится поименный список уже 18 студентов, погибших в бою под Крутами.
Подобных разноречивых данных достаточно много. Почему же разные источники противоречат не только друг другу, но порой даже самим себе? Ответ на эти вопросы прост. Дело в том, что в кутерьме событий января 1918 года ни сам бой под Крутами, ни его участники не привлекли особого внимания общественности. А громкую огласку данное событие приобрело только после ввода в Украину войск кайзеровской Германии, отступления красных и возвращения в Клев Центральной Рады. То есть уже в марте 1918 года. Именно тогда, когда ситуация немного стабилизировалась, близкие и друзья погибших под Крутами юношей поставили вопрос о перезахоронении их останков. А значит, назрела необходимость хотя бы приблизительно установить, сколько тел следует искать. Вот только сделать это оказалось очень непросто.
9 марта в «Новой раде» было опубликовано необычное объявление. В нем родственники нескольких «сечевиков» обратились ко всем родителям, близким и друзьям студентов и старшекурсников, погибших под Крутами, с предложением поднять вопрос о раскопке могил для опознания, перевозки тел и перезахоронения их в Клеве. Вскоре история приобрела скандальный характер. 16 марта за подписью некоего «С. Ш.» (предположительно — Сергея Шемета, одного из лидеров Украинской партии земледельцев-демократов, которая тогда начала выступать с резкой критикой руководства Центральной Рады и Генерального Секретариата) появилась статья «Трагедия под Крутами». Автор публикации обращал внимание общества и украинской власти на трагедию под Крутами, где «погиб цвет украинской школьной молодежи». «С. Ш.» указывал: погибло несколько сот наилучших представителей интеллигенции — «юношей — энтузиастов украинской национальной идеи». В статье подчеркивалось, что вина за происшедшее целиком и полностью лежит на «системе бессмыслицы, нашем правительстве, которое… оказалось покинутым народом и армией, и в таком безнадежном положении решило защититься от хорошо вооруженной болыпевицкой армии несколькими сотнями школьной молодежи». Автор требовал от правительства сделать надлежащие выводы и наказать или хотя бы отстранить от руководства виновников. Было понятно, что речь идет, прежде всего, о высшем политическом и военном руководстве УНР. То есть о М. Грушевском и в особенности о С. Петлюре, который возвратил себе позиции военного лидера.
Выдающийся украинский историк и тогдашний глава УНР М. Грушевский, пытаясь найти выход из непростой ситуации, на заседании Малой Рады предложил согласиться с требованием родственников «сечевиков» почтить память погибших под Крутами и перенести их тела в Клев, на Аскольдову могилу. Собрание приняло решение осуществить печальную церемонию за счет государства.
19 марта 1918 года в Клеве состоялись многолюдные похороны. На вокзале, куда привезли останки погибших, собрались их родные, студенты, гимназисты, солдаты, духовенство, жители города. Заупокойную службу отслужил епископ Никодим. Траурная процессия двинулась по направлению к Аскольдовой Могиле. Там, в братском захоронении, и нашли свое последнее пристанище 17 «сечевиков».
Пресса в те дни пестрела сообщениями о перезахоронении «борцов за волю Украины» и острыми критическими замечаниями в адрес власти. Хорошим образцом в этом смысле может служить, например, статья С. Коломийцева «На памятник жертвам в Крутах». Там, в частности, встречаются такие строки: «Цвет украинской интеллигенции, дети, которые не умели стрелять, были посланы дезорганизованной украинской властью навстречу вооруженным „до зубов“ большевикам-россиянам… Честь и слава молодым героям, и вечный позор тем, кто должен был спасать не себя, а их, но не сделал этого».
Тем не менее, предложение М. Грушевского оказалось очень своевременным и помогло властям переломить общественное настроение в свою пользу. Пышная церемония перезахоронения тел «сечевиков», щедрый жест государства, выделившего для этой цели значительные средства, сыграли свою роль. О трагедии под Крутами еще немного поговорили, но уже не столь агрессивно, а затем на первый план стали выходить иные злободневные темы. Официальные власти предпочитали лишний раз не упоминать о событиях под Крутами, так что многие документальные свидетельства в итоге оказались утерянными. Постепенно трагическая судьба «сечевиков» обрастала мифами и в конце концов превратилась в некое «сказание о великом подвиге молодежи во имя свободы Отечества», в котором, конечно, не было места для освещения неприглядной роли властей. А к погибшим стали причислять всех 300 юношей, принимавших участие в том бою.
Казалось, современные историки сделали все, чтобы не оставить камня на камне от загадки трагедии под Крутами. И надо сказать, достаточно преуспели в этом. Однако все не так просто, и окончательно развеять покров таинственности исследователям оказалось не под силу.