Оборона Севастополя: неизвестные страницы истории
4 июля 1942 года на страницах газеты «Правда» Сов-информбюро сообщило, что по приказу Верховного командования Красной армией 3 июля 1942 года советские войска оставили город Севастополь. Основную задачу — приковать на Севастопольском участке фронта как можно больше немецко-фашистских войск и как можно больше их уничтожить — севастопольцы выполнили. Однако в данном сообщении отсутствовала какая-либо информация об эвакуации Приморской армии, частей и подразделений Береговой обороны Черноморского флота. Что неудивительно, ведь сообщать, по сути, было не о чем… На протяжении многих лет этот вопрос официальными властями усиленно замалчивался, а все более-менее серьезные исследования о последних днях обороны Севастополя сворачивались, едва начавшись. Многочисленные издания, посвященные героизму защитников обреченного города, явно не в полном объеме освещали события последних дней осады, когда севастопольцы остались один на один с намного превосходящими силами гитлеровцев, без оружия, боеприпасов, продовольствия и воды, без какой-либо помощи с Большой земли. События тех дней и подвиг последних защитников крепости до недавнего времени оставались неизвестными страницами Второй мировой войны.
Морская пехота в атаке
Севастополь одним из первых городов СССР подвергся налету фашистской авиации. Первые бомбы упали на него еще в 3.15 утра 22 июня 1941 года. Жители Севастополя и моряки Черноморского флота сразу же занялись созданием оборонительных рубежей. Собственно, до начала войны город не был укреплен с суши, так что в июле командование флотом приступило к подготовке сухопутной обороны. Планировалось создать три рубежа: передовой, десантный и тыловой. Все укрепления возводились в расчете на отражение удара воздушного десанта и были совершенно не рассчитаны на противостояние танковым частям и артиллерии. К ноябрю закончить оборудование рубежей так и не удалось. К боевым действиям оказались готовы только 82 артиллерийских дота с морскими орудиями, 220 пулеметных дотов и дзотов, 33 км противотанковых рвов, 56 км проволочных заграждений; было установлено 9600 мин. Передовой оборонительный рубеж протяженностью 46 км находился в 15–17 км от города и пролегал от Балаклавы до Качи. Следует сказать, что при такой защите Севастополь полностью попадал под воздействие полевой артиллерии противника. Правда, в сентябре, когда начались бои за Перекоп, гарнизон города попытался создать новый передовой рубеж, передвинув его на 5–7 км дальше главного, но времени на завершение этих работ уже не оставалось. Единственное, что удалось сделать, — оборудовать опорные пункты на тех направлениях, где был возможен прорыв танков.
В ожидании нападения Севастополь в буквальном смысле слова зарывался в землю. В штольнях Инкермана и Ново-Троицкой балки были оборудованы спецкомбинаты, на которых был налажен выпуск вооружения, боеприпасов, белья, обуви, обмундирования, лопат, печек для землянок. Там же начали работу столовая, клуб, детские ясли и сад, школа, амбулатории. Позднее в штольнях появились госпитали и хлебозавод. До самой зимы, несмотря на частые обстрелы, в Севастополе ходил трамвай, сохранялось довольно устойчивое электроснабжение. Местные жители приспособили пустыри и городские дворы под огороды, занимались ремонтом поврежденных танков, орудий, автомашин, обстирывали защитников крепости, ухаживали за ранеными, сдавали кровь, сопровождали тяжелораненых при эвакуации на Большую землю. По мере разрушения Севастополя жизнь постепенно полностью переместилась под землю.
В Крым немецко-фашистские войска вторглись 20 октября 1941 года, а уже через 10 дней гитлеровцы стояли у окраин Севастополя. Правда, несмотря на то что город фактически не был заранее подготовлен к обороне с суши, взять его с ходу не удалось.
Для обороны Крыма Ставка Верховного Главнокомандования в августе 1941 года сформировала 5-ю Отдельную армию, а в октябре перебросила в Крым из Одессы Приморскую армию. Советские войска в Крыму в конце октября имели свыше 100 тысяч солдат, более 100 танков, достаточное количество артиллерии. В воздухе и на море преимущество было на советской стороне. Однако командование должным образом распорядиться войсками не смогло.
Численность гарнизона непосредственно в Севастополе едва достигала 20 000 бойцов; с учетом флота и тыловых служб в крепости находились 55 000 человек. Их вооружение ограничивалось 72 минометами, 63 орудиями; береговая оборона состояла из 13 артиллерийских батарей (44 орудий калибра 100–305 мм) и бронепоезда. Это была капля в море, основные силы к тому моменту успели уйти к Кавказскому побережью.
29 октября 1941 года в Севастополе было введено осадное положение, а на следующий день морская пехота, матросы боевых кораблей, береговых частей флота и курсанты военно-морского училища при поддержке огня береговых батарей и эсминца «Бодрый» сумели остановить наступление войск, брошенных немецким командованием на прорыв. Так началась знаменитая оборона Севастополя, затянувшаяся на 250 дней…
Уже в ходе боев защитники города создавали новые полевые укрепления. Снабжение осажденной крепости, пополнение гарнизона, вывоз раненых и мирного населения осуществлялся только морем, часто под ударами немецкой авиации. 4 ноября все силы советских войск, находившиеся в данной зоне, были объединены в Севастопольский оборонительный район; его начальником назначили командующего флотом вице-адмирала Ф. Октябрьского, а его заместителем по сухопутной обороне стал командующий Приморской армией генерал-майор И. Петров.
11 ноября гитлеровцы пошли в наступление. Защитники города держались больше месяца, практически не получая помощи извне, пока к ним не пробились части 184-й дивизии НКВД; несколькими днями позже в город прибыл первый транспорт с боеприпасами. После упорных боев, понеся серьезные потери, немцы с 21 ноября прекратили лобовые атаки и перешли к осаде города.
Новое наступление — уже при поддержке танков — семь немецких пехотных дивизий и две румынские бригады начали 17 декабря. И снова нападавшие были отброшены защитниками города, на помощь которым пришла корабельная артиллерия. Наступление захлебнулось, к тому же часть сил, брошенных на захват Севастополя, была оттянута в направлении Керчи и Феодосии, где высадился десант советских войск.
2 января 1942 года командование Кавказским фронтом отрапортовало Ставке Верховного Главнокомандующего о том, что освобождение Крыма — вопрос всего пары дней.
Однако бравурные рапорты не отражали действительности: подготовка войск шла слишком медленно, с серьезными задержками, просчетами и недостатками. А директива о наступлении, переданная гарнизону Севастополя, вообще походила на зловещий фарс. Защитники осажденного города не располагали людскими резервами, несли огромные потери. Не хватало боеприпасов, ручных пулеметов, например, имелось меньше четверти штатной нормы. Противник же тем временем быстро укрепил свои рубежи, подтянул подкрепления. Только 28 января 1942 года Ставка Верховного Главнокомандующего объявила о создании Крымского фронта, в обязанность которому вменялось быстрое освобождение полуострова от захватчиков. Следует сказать, что операция эта началась на две недели позже намеченной даты и сразу же с треском провалилась. Советским войскам удалось взять только первую линию обороны гитлеровцев, однако уже на следующий день немцы выбили наступавшие части обратно.
К марту 1942 года, воспользовавшись тем, что силы 11-й армии генерала фон Манштейна были оттянуты к Феодосии, войска Севастопольского оборонительного района перешли в частичное наступление, несколько улучшив свои позиции. Но уже к маю ситуация вновь ухудшилась — Крымский фронт потерпел неожиданное и сокрушительное поражение. Вина за это лежит на командующем фронтом генерале Д. Козлове и комиссаре Л. Мехлисе, чей непрофессионализм повлек за собой огромные потери. Неудачная конфигурация фронта, неподготовленность советских войск к обороне и, наоборот, правильный выбор участка прорыва немецкой стороной и тщательная подготовка операции позволили войскам Манштейна в течение нескольких дней рассечь, окружить и почти полностью уничтожить советскую керченскую группировку. Теперь ситуация обострялась буквально каждый час. В Ставке заволновались, начали требовать от руководства фронта энергичных действий, направленных на ликвидацию угрозы окружения. Однако фронтовое начальство, действуя крайне нерешительно, не успело отвести силы на Турецкий вал[15]и не сумело организовать там оборону. Последствия оказались страшными: 11 мая началось неорганизованное отступление советских войск. Потери оказались огромными. В течение 10 дней Крымский фронт фактически прекратил свое существование.
Позднее военные аналитики, анализируя действия советского командования, пришли к выводу, что расположение соединений не отвечало практической обстановке на фронте, а командование бредило только наступлением, совершенно не беря в расчет возможности удара со стороны немцев. Главная оборонительная полоса и Акмонайские позиции по этой причине оказались слабо укрепленными. К тому же существовали серьезные несостыковки в вопросах командования частями, взаимодействия наземных войск и авиации. Данные вопросы требовали срочного корректирования. Но этим вообще никто не озаботился.
Командующий фронтом Д. Козлов и его штаб, по сути, больше занимались внутренними склоками, чем своими прямыми обязанностями. Приказы, исходившие от штаба, часто являлись противоречивыми, что порождало беспорядки и никак не способствовало успешному проведению боевых операций. К тому же представитель Ставки комиссар I ранга Л. Мехлис окончательно развалил работу штаба, превышая свои полномочия и грубо вмешиваясь в действия командующего фронтом. Картина складывалась совершенно немыслимая: войска беспорядочно отступали, а члены Военного совета тем временем проводили многословные и многочасовые заседания. А вот на серьезные предупреждения штаб вообще не реагировал. Так, еще 19 апреля, почти за три недели до наступления гитлеровцев, Ф. Октябрьский лично доложил Военному совету Крымского фронта о подготовке немецким командованием наступления. Эти данные вице-адмирал получил из донесений, которые направлял в Бухарест румынский полковник Тауту, служивший при штабе Манштейна. Советской разведке удалось подобрать ключ к шифру, которым пользовался полковник, и благодаря этому прочесть самые секретные донесения. Вот только проделывалась эта работа впустую: штаб Крымского фронта на сообщения не реагировал.
Следует сказать, что Л. Мехлис, один из главных виновников поражения Крымского фронта и один из виновников захвата немцами Севастополя, вскоре попал «на ковер» лично к Сталину. «Бравый» комиссар, едва переступив порог кабинета, упал на колени и пополз к «вождю народов», обливаясь слезами. При этом Мехлис ругал себя последними словами, каялся, говорил, что готов понести любое наказание. В общем, Сталин комедию, разыгранную комиссаром, оценил и… «Не стоит так убиваться, на войне всякое бывает», — проговорил вождь. А на очередном заседании Ставки Верховного Главнокомандующего, на которое спешно вызвали руководителей Крымского фронта, Мехлис уже вовсю критиковал других, старательно сваливая на них вину за поражение советских войск. В итоге семь военачальников, признанных виновниками Керченской катастрофы, были сняты с должностей и понижены в звании. Правда, ненадолго. В скором времени все они снова получили высокие должности и даже награды — видимо, как компенсацию за «моральный ущерб».
Тем временем падение Севастополя было лишь делом нескольких недель, поскольку немецкое командование получило прекрасную возможность сосредоточить против защитников города всю мощь 11-й армии Манштейна. К тому же крепость полностью зависела от морских поставок, а их объем после разгрома Крымского фронта начал стремительно снижаться, а в небе над Севастополем тем временем царила гитлеровская авиация. Под ее удары попадали не только советские самолеты, но и следовавшие в город транспорты: из-за коротких ночей корабли оказывались в опасной зоне в светлое время суток и становились прекрасной мишенью для бомбардировщиков. Относительно легко прорваться в Севастополь могли только быстроходные военные корабли, но они не могли обеспечить потребности 100-тысячного гарнизона. Тем временем немцы сосредоточили усилия на создании морской блокады города. В крымских портах собралось большое число сторожевых и торпедных катеров, а также итальянских мини-подлодок. А на ближайших аэродромах дежурили более 150 самолетов-торпедоносцев и пикировщиков, которые были переброшены в Крым со Средиземноморского театра военных действий.
2 июня 1942 года немцы начали обстрел города. Как впоследствии вспоминал генерал Манштейн, это было самое массированное применение германской артиллерии в годы Второй мировой войны. На подступах к Севастополю «заговорили» 2045 пушек и минометов, зенитная артиллерийская боевая группа «Север», две батареи 625-миллиметровых мортир и знаменитая пушка «Дора» — детище завода Крупа в Эссене. Размеры и пробивная сила этого орудия калибра 800 мм поражают воображение и сегодня: «Дора» имела ствол длиной 30 м, лафет высотой с трехэтажный дом. Ее снаряды весом около семи тонн (!) навылет пробивали шестиметровое железобетонное перекрытие. Обслуживали «Дору» 1500 солдат и офицеров. Всего же на направлениях главного удара по городу немцы сосредоточили около 100 пушек в расчете на 1 км фронта.
Утром 7 июня противник начал решительную атаку по всему периметру обороны. Особенно тяжелые бои велись на Мекензиевых горах: в тот день только в расположении 172-й стрелецкой дивизии разорвалось около 7000 бомб и свыше 15 000 снарядов. Это значит, что на каждый квадратный метр здесь выпало по полторы тонны «осадков» из раскаленного металла. «Соседи» дивизии, 365-я зенитная батарея, окруженная и расстреливаемая прямой наводкой из танков, держала позицию лишь чудом. В критический момент раненый командир батареи передал командованию радиограмму о том, что отбиваться ему больше нечем, весь личный состав вышел из строя; офицер просил своих соотечественников открыть огонь по его позиции, целясь прямо в командный пункт…
Из-за господства в воздухе немецкой авиации подвоз подкреплений и боеприпасов стал почти невозможным. Ежесуточно потребность города в боеприпасах составляла около 580–600 тонн, а поступало их едва ли треть от этого. Причем положение ухудшалось с каждым днем. Подразделения, перебрасываемые в Севастополь морем, не восполняли даже 20 % потерь личного состава. Защитникам не хватало оружия, прежде всего стрелкового. Еще за неделю до третьего штурма немцами Севастополя Ф. Октябрьский обратился к штабу Северо-Кавказского фронта и к наркому Военно-морского флота М. Кузнецову с просьбой ускорить поступление реальной помощи. Прежде всего вице-адмирал просил прислать оружие.
А оружия на кавказских складах… вообще не было! Командование просто заранее не позаботилось о запасе даже простых винтовок, не говоря уже об автоматах. Неудивительно, что часть пополнения прибывала в Севастополь с пустыми руками: военачальники считали, что солдаты должны сами позаботиться о себе, добыв все необходимое в бою…
В условиях нехватки оружия и боеприпасов, продуктов и питьевой воды (на человека в сутки приходилось всего по стакану воды и несколько сухарей) защитники осажденного города держались еще пять дней. Затем нехватка боеприпасов стала сказываться особенно сильно. Когда же 10 июня в севастопольской базе, атакованный 15 «юнкерсами», погиб эсминец «Свободный», а 13-го числа у Минной Стенки немецкая авиация потопила теплоход «Грузия» с грузом снарядов, командование Черноморского флота начало использовать в качестве транспортов подводные лодки. В мае — июне 24 судна всех имеющихся типов совершили 78 походов в Севастополь, доставив туда около 4000 тонн груза и эвакуировав боле 1300 человек. Но все это проблему снабжения города и спасения людей, увы, не решало.
18 июня немцы сумели прорваться к Северной бухте, Инкерману и Сапун-горе. На следующий день из порта вышел последний транспорт «Белосток», который был потоплен недалеко от города. Тогда к снабжению Севастополя подключилась авиация. Гитлеровцы ответили массированной бомбардировкой. В многострадальной крепости появилось свыше 500 новых очагов пожара. Среди прочих зданий пылало помещение знаменитой панорамы Рубо «Оборона Севастополя в 1854–1855 годах». Панораму разделили на части, вынесли из огня и вскоре переправили на лидере «Ташкент» в Новороссийск.
26 июня в Севастополь на двух эскадренных миноносцах, лидере «Ташкент» и двух тральщиках прибыло последнее пополнение — 142-я стрелковая бригада (944 человека), при этом немецкой авиацией был потоплен эскадренный миноносец «Безупречный», на котором находились еще 320 бойцов. Из них спасти удалось только троих… Капитан судна, расколовшегося от взрыва бомб пополам, предпочел не покидать своего мостика; море поглотило его вместе с «Безупречным».
Корабли разгружались и принимали раненых в Камышовой бухте, которая находилась за городской чертой. На лидере «Ташкент» удалось эвакуировать из Севастополя около 2 000 человек. Хотя на обратном пути «Ташкент» подвергся сильному удару с воздуха, корабль все же сумел доплыть до Новороссийска. Но теперь боеприпасы, топливо и продовольствие доставлялись в Севастополь в совсем мизерных количествах только подводными лодками и транспортными самолетами.
Тем временем в самом городе гитлеровцы вышли к последнему рубежу обороны, и ни отчаянное сопротивление защитников крепости, ни многочисленные жертвы уже ничего не могли изменить. Еще 20 июня стало ясно, что Севастополь и его защитники обречены. Требовалось немедленно принять решение о срочной эвакуации людей или быстро доставить в город большое количество людей и техники для продолжения борьбы. Ставка же предпочла промолчать…
Окончательно судьба Севастополя решилась 29 июня, с падением инкерманских высот. В стрелковых дивизиях и полках, сдерживавших натиск гитлеровцев, осталось по 150–200 человек. Редкий огонь артиллерии, расстреливавшей последние боеприпасы, мог оказать им разве что моральную поддержку. Вдобавок лето выдалось удивительно знойным, дым от пожаров и пороховая гарь не давали нормально дышать. Медики не успевали оказывать раненым помощь: тысячи людей лежали под прикрытием скал, на земле, во рвах и воронках; многие из них умирали, так и не дождавшись помощи. С 28 июня уже не было кому хоронить убитых и умерших от ран, так что тела просто грузили на баржи, по ночам вывозили как можно дальше от берега и сбрасывали в море. Многие трупы затем прибивало к берегу, и они разлагались прямо у кромки воды, издавая жуткое зловоние.
К тому моменту, когда 30 июня советские войска оставили Малахов курган и стали отходить к бухтам Стрелецкой, Камышовой, Казачьей и на мыс Херсонес, саперы успели заминировать все уцелевшие городские объекты, а в штабах были уничтожены все секретные документы. В 9.50 утра вице-адмирал Ф. Октябрьский отправил телеграммы Сталину, наркому Военно-морского флота и командующему Северо-Кавказским фронтом, в которых сообщал, что организованная борьба в районе Севастополя может продолжаться не более двух-трех дней.
Защитники города дрались уже на окраинах, а вечером того же дня на берегу в последний раз собрались члены Военного совета Черноморского флота и Приморской армии; было зачитано решение Ставки Верховного Главнокомандующего о прекращении обороны Севастополя и эвакуации командного состава, а также ответственных работников городских органов управления. Обратите внимание: вопрос о спасении рядовых солдат и моряков вообще не поднимался и не рассматривался!
В ночь на 1 июля Ф. Октябрьский доложил Ставке о том, что все возможности для обороны Севастополя исчерпаны. Тогда же с мыса Херсонес на подводных лодках и нескольких транспортных самолетах были вывезены высшие командиры и комиссары Советской армии: генерал Петров и его штаб, командиры дивизий, командование флота, партийное руководство, команднополитический состав, высшие чины НКВД. Всего город покинули 498 человек. Из них 222 человека отправились на Большую землю на 13 самолетах из авиагруппы особого назначения. Вице-адмирал Ф. Октябрьский собирался покинуть город на последнем самолете, но в последний момент солдаты узнали его и подняли шум. Когда раздалась беспорядочная стрельба (пока — только в воздух), военком авиагруппы полковой комиссар П. Михайлов сумел взять ситуацию под контроль, заявив, что командование отбывает исключительно для того, чтобы организовать эвакуацию защитников Севастополя.
Комиссар прекрасно осознавал, что врет. Но солдаты поверили ему, самолет беспрепятственно взлетел и растаял в темноте. Ранним утром его пассажиры ступили на землю в Краснограде. Тогда же, в ночь на 1 июля, город покинули все имевшиеся в наличии исправные плавсредства. Они доставили на Большую землю еще 304 человека. Следует сказать, что подводная лодка, на которой бежал из Севастополя И. Петров, покинула город последней, и вовсе не из высоких побуждений командующего или угрызений мучившей его совести. Дело в том, что генерал отправил в пылающий город, в котором уже местами хозяйничали немцы, специальную группу; занималась она поисками любимого сына генерала, Юрия. Только после того, как Петров-младший оказался на борту подлодки, судно ушло в море.
Больше всего картина поспешного бегства из Севастополя командного состава, штабистов и ответственных работников напоминало бегство крыс с тонущего корабля. Эти люди приложили массу усилий, чтобы спасти свои шкуры, а в это же время брошенные на произвол судьбы воины продолжали с нечеловеческим упорством отбивать бешеные атаки противника, платя своими жизнями за каждый удержанный сантиметр севастопольской земли. Примечательно, что за все время осады несчастного города в нем не побывал ни один из высших военачальников; они предпочитали руководить издали, при помощи письменных приказов. С уходом командного состава управление оставшимися в Севастополе войсками было окончательно утрачено.
Но люди продолжали сражаться за город, превратившийся в сплошные развалины и пожарища. Остатки вооруженных сил возглавил командир 109-й стрелковой дивизии генерал-майор П. Новиков, который получил от бежавших чинов приказ «…сражаться до последней возможности, после чего… пробиваться в горы, к партизанам». Он отвел защитников базы к полуострову Херсонес. В ночь на 2 июня личный состав батареи № 35 взорвал орудия, поскольку боекомплект был израсходован полностью. Тогда же два тральщика, две подводные лодки и пять морских охотников в последний раз подошли к городу, чтобы принять на борт еще около 650 человек. Надо отметить, что командир дивизии совершил невероятное и продержался со своими людьми до 4 июля.
Остатки Приморской армии — более 30 000 человек — пытались укрыться в пещерах в крутых склонах берега. Там оставшиеся в живых люди, лишенные боеприпасов (снаряды и гранаты распределялись уже поштучно!), продовольствия, пресной воды и медикаментов, тщетно ожидали обещанной эвакуации. Защитники Севастополя никак не могли понять, что их просто бросили, списав со счетов… Кораблей, подводных лодок и самолетов так и не дождались. В полночь с 3 на 4 июля на причалы доставили тяжелораненых, подошли подразделения с передовой. Люди стояли молча, с надеждой глядя в море. Но к берегу подошли всего несколько маленьких катеров, которые даже не успели пришвартоваться: доведенные до отчаяния люди смяли охрану, кинулись на причалы и начали прыгать в воду. Катера поспешили отойти подальше, так что до них добралось лишь незначительное количество людей.
До рассвета на полуразрушенном причале, вокруг него, на берегу плотной стеной продолжали стоять тысячи защитников города, все еще ожидавших спасения. Первый порыв отчаяния схлынул, и они стояли молча, не шевелясь. Только когда стало светать, кто-то крикнул: «В оборону!» И потерявшие надежду солдаты начали прямо на берегу занимать места, готовясь дать врагу последний бой… С таким ожесточенным сопротивлением немцы еще не сталкивались. Затишье на берегу наступило только глубокой ночью.
4 июля организованное сопротивление на мысе Херсонес оказалось сломленным. Перед этим остатки советских войск выдержали восьмичасовой напряженный бой под градом снарядов и бомб. Все вооружение последних защитников павшей базы состояло из винтовок, патроны к которым считали поштучно. Солдаты и матросы вынуждены были сражаться на два фронта, поскольку днем в бухту вошли немецкие катера, которые открыли пулеметный и пушечный огонь по противнику. Некоторые солдаты в отчаянии бросались в волны, приспособив под плавсредства бочки и доски, многие кончали жизнь самоубийством. Часть сражавшихся пошли на прорыв, погибая под пулями. Поздно вечером в Херсонесской, Песчаной, Казачьей и Камышевой бухтах замолкли выстрелы: оставшимся в живых отбиваться было уже нечем. Эти люди действительно сражались до последнего патрона…
Раненых гитлеровцы пристрелили, а тех, кто чудом уцелел в этой бойне, отправили в концлагеря. Но на отдельных участках защитники Севастополя держались даже до 9—10 июля; одиночные выстрелы и взрывы гранат звучали в городе до 12 июля. Те, кто прятался в башнях артиллерийских батарей и в развалинах домов, по-прежнему верили в спасение… Большинство брошенных командирами солдат попали в плен или погибли. Лишь единицам удалось все же пробиться в горы.
Защитники Севастополя зря надеялись на то, что их судьба волнует кого-то из высших военных чинов. Еще 28 мая 1942 года Военный совет Северо-Кавказского фронта утвердил секретную директиву 00201/ОП, в которой были слова: «Севастопольский оборонный район имеет мощную систему обороны, способную противостоять любому наступлению». Далее следовал приказ: «Севастополь должен быть удержан любой ценой. Переправы на Кавказский берег не будет». В этот момент Крымского фронта уже не существовало, Севастополь задыхался в блокаде, но штабы точно выполняли полученную «сверху» директиву и не разрабатывали планов эвакуации защитников города или какие-либо иные меры на случай крайнего обострения ситуации. Так одним росчерком пера были перечеркнуты жизни тысяч людей, проливавших кровь за свою землю. Солдаты и матросы Севастополя были приговорены своим командованием к смерти либо к позору плена. К слову, обреченных заранее занесли в списки пропавших без вести, что в то время означало клеймо «предателя родины». Таких «предателей» в итоге набралось, по советским официальным данным, более 80 000, а по немецким — более 10 000. Впоследствии официальная историография пыталась доказать, что часть защитников Севастополя была эвакуирована, а часть прорвалась в горы к партизанам. По свидетельству солидного труда «Великая Отечественная война 1941–1945. Энциклопедия», на берегу Севастополя остались только 5500 человек, прикрывавшие отход основных частей. Особо важные цифровые показатели старательно «отредактировали», о судьбе брошенных военачальниками солдат «забыли», о том, что эвакуировались только представители командного состава и ответственные партийные работники, стыдливо умолчали. Так был рожден очередной миф, рассчитанный на восприятие тех, кто войны уже не видел, и потому может легко поверить написанному в книгах.
Следует заметить, что Ставка дала разрешение на эвакуацию военачальников, однако это не был приказ. Просто те, кого это разрешение касалось, поспешили воспользоваться случаем. К тому же всего из Севастополя бежали более 600 человек руководителей разного ранга, что в 2,5 раза превышало цифру, позволенную Ставкой.
А тем временем люди, заплатившие своими мучениями, кровью, отчаянием и жизнями за чужие ошибки, трусость, некомпетентность и подлость, десятилетиями считались пропавшими без вести и, что еще хуже, предателями. Те, кем соотечественники должны были гордиться, те, кому обязаны жизнями тысячи людей, были преданы при жизни и втоптаны в грязь после смерти. За что? На этот риторический вопрос ответа, увы, не существует. Хорошо, что хотя бы сейчас стала известна правда о последних днях защиты Севастополя.
Когда-то Ленин заметил, что и кухарка может управлять государством. Что ж, возможно, это и так. Вот только последствия действий некомпетентных недоучек оказываются слишком удручающими. Потому их всегда старались прикрыть лживыми мифами, подменяя трусость предусмотрительностью, бегство стремлением подготовить эвакуацию, списывая собственные просчеты на других и на стечение обстоятельств. Так было в прошлом, так случается и в настоящем. Дай бог, чтобы хотя бы в будущем этого больше никогда не происходило…
Операция «Висла»
Апрель 1947 года, операция «Висла», результатом которого стала депортация польскими властями свыше 140 тысяч украинцев с родных земель… Тема эта очень деликатная. Попробуем непредвзято разобраться, что же произошло в те первые послевоенные годы.
В 2006 году в Клеве Служба безопасности Украины совместно с польско-украинской группой историков презентовала пятый том польско-украинской издательской серии «Польша и Украина в 30—40-х годах XX столетия. Неизвестные документы из архивов спецслужб». Это научно-документальное издание называется «Акция „Висла“ 1947». Книга вышла благодаря сотрудничеству отраслевого государственного архива СБУ, Центрального архива Министерства внутренних дел и Администрации Республики Польша при содействии Института национальной памяти Польши и Института политических и этнонациональных исследований Национальной Академии наук Украины.
Два предыдущих тома рассказывают о польском подполье в Западной Украине в 1939–1941 годах. Еще два касаются переселения поляков и украинцев и трагических событий на Волыни в 1943–1944 годах. А вот пятый том освещает малоизвестные страницы операции «Висла» в 1947 году. Он содержит 93 исторических документа, большинство их которых до сих пор были неизвестны. Во вступительном слове на презентации этой книги бывший глава Службы безопасности Украины Игорь Дрижчаный сказал: «Часто слышим, что надо говорить правду, но часто не знаем, как это делать… Это хороший урок всем — любое насилие не может служить инструментом политики».
Украинский и польский народы претерпели в XX веке больше бедствий, чем за всю предыдущую тысячелетнюю историю. Забыть о сравнительно недавнем ужасном прошлом невозможно. Способны ли историки лечить, а не растравливать раны в коллективной истории обоих народов?
А история эта такова: 1918–1919 годы — украинско-польская война; 1920 год — советско-польская война; в межвоенное время — борьба украинских партий и военизированных подпольных структур ОУН с польским государством. В 1939 году произошло поглощение Польши Германией и Советским Союзом. В 1943–1944 годы стали временем кровопролитных столкновений двух подпольно-партизанских армий на оккупированной нацистами Западной Украине. Все это время с нечеловеческой жестокостью славяне уничтожали друг друга: с одной стороны — Украинская повстанческая армия (УПА), с другой — польская Армия Крайова (АК). Отголоски этой трагедии до сих пор напоминают о себе, хотя с тех пор и прошло не одно десятилетие.
Все трагические эпизоды противостояния 1918–1947 годов связаны с борьбой за возрождение Польши и Украины как национальных государств. И одновременно за доминирование в этом регионе шли борьба между нацистской Германией и Советским Союзом.
Как украинцы, так и поляки хотели доказать самим себе, друг другу, своим соседям да и всему человечеству, что «Ще не вмерла Украина!» и что «Еще Польска не згинела!». И речь уже шла не только о государственности. Оказавшись в эпицентре главных битв в мировых войнах, оба народа, по сути, встали перед проблемой элементарного физического выживания.
События тридцатилетнего противостояния, как в калейдоскопе, складывались в разнообразные варианты. То украинцы и поляки воевали друг с другом, то их борьба между собой становилась частью войны между великими державами, то борьба последних представляла собой фон, на котором разворачивался украинско-польский конфликт. В 1920 году случилось даже так, что поляки и украинцы объединились в стремлении вместе вырваться из тисков восстановленной большевиками империи. Однако между Ю. Пилсудским и С. Петлюрой встал ребром вопрос об украинско-польской границе, и взаимопонимания так и не было найдено.
В 1918 году возрожденная Польша пользовалась поддержкой Антанты. Франция, как главный победитель в Первой мировой войне, хотела создать на восточной границе Германии союзное государство. Победителю нужна была сильная Польша. Военная поддержка Франции помогла Ю. Пилсудскому разгромить и оккупировать Западноукраинскую Народную Республику, возникшую на украинских землях бывшей Австро-Венгрии. Одновременно Польша захватила Западную Волынь до Збруча — территорию, принадлежавшую до революции Российской империи. Был образован новый географический регион — Западная Украина. В него вошли Восточная Галиция с центром во Львове и Западная Волынь. Территория этого нового образования составляла 120 тысяч км2, что превышало четверть территории самой Польши. Население Западной Украины составляло 10 млн человек, а в Польше проживало 27 млн человек. Как видно, поляки тогда отхватили лакомый кусочек.
Стремления польской политической элиты были вполне понятны: она хотела возродить Речь Посполитую — государство, погибшее в XVIII веке. Тогда Польша была разделена соседями — Россией, Австрией и Пруссией. Теперь же независимая Польша рождалась на руинах трех империй — Германской, Австро-Венгерской и Российской.
Желание Ю. Пилсудского «творить» многонациональную Польшу Антанта не поддержала. После длительных дискуссий на Парижской мирной конференции появилась «Декларация Верховного Совета союзных и объединенных государств по поводу временной восточной границы Польши» от 8 декабря 1919 года. Намеченная в ней линия границы проходила от Гродно через Брест-Литовский и Перемышль до Карпат. Она приблизительно соответствовала размытой этнографической границе. На запад от нее, т. е. в Польше, оказались украинские этнические земли — Холмгцина, Поляшье, Посянье, Лемковгцина. На востоке от нее, т. е. в Украине, оставались миллионы поляков, проживавших там много поколений. Впоследствии эта граница стала называться линией Керзона.[16]
Польше удалось в 1920 году отстоять свою независимость в войне с советской Россией. Она добилась от Москвы признания всех ее территориальных «приобретений». Государства Антанты также признали принадлежность Западной Украины Польше. При этом территория польского государства более чем наполовину состояла из украинских, белорусских и литовских земель.
Руководители Польши прекрасно осознавали, что геополитическое положение их государства между Германией и СССР является очень опасным. Германия могла потребовать вернуть ей 44 тысячи км2 территории, переданной Польше в 1918 году. Советский Союз, в свою очередь, мог выдвинуть претензии на Западную Украину и Западную Белоруссию. Чтобы консолидировать многонациональное население страны, польское правительство проводило политику полонизации и окатоличивания украинцев и белорусов. Естественно, украинцам это не могло понравиться. В 1929 году возникла Организация украинских националистов (ОУН), которая повела против польской администрации войну не на жизнь, а на смерть.
23 августа 1939 года между Советским Союзом и Германией был заключен Договор о ненападении. К нему прилагался секретный протокол (пакт Риббентропа-Молотова), разграничивающий сферы влияния двух государств. Создание современной украинско-польской границы, или, говоря иначе, воссоединение Западной Украины с УССР, к этому протоколу не имеет никакого отношения. В пакте Риббентропа — Молотова фигурировала другая граница. Статья 2 этого документа провозглашала, что немецкая и советская «сферы интересов» разграничиваются по Нареву, Висле и Сяну. Это означало, что Советскому Союзу должны были отойти не только Западная Украина, Холмщина, Подляшье, Посянье и Лемковщина, но и вся территория Польши аж до Вислы. Никто из тех, кто разрабатывал и подписывал этот документ, не собирался думать об украинских, белорусских, литовских землях, входивших в состав советской «сферы интересов», — они попали туда только потому, что были расположены в восточной, а не в западной части Польши.
28 сентября 1939 года в Москве был заключен другой договор — «О дружбе и границе», который очень существенно отличался от предыдущего. Советский Союз отказывался от польских этнических земель, и граница устанавливалась практически по линии Керзона.
1 сентября 1939 года началась Вторая мировая война. Германия напала на Польшу. Дни последней были сочтены. В этих условиях СССР не мог допустить оккупации немцами украинских и белорусских земель, и Красная армия вошла в Польшу, в результате чего Западная Украина была воссоединена с УССР.
В августе 1941 года Ф. Рузвельт и У. Черчилль подписали Атлантическую хартию, в которой провозглашалось, что осуществленные агрессором во время войны территориальные изменения недействительны. Со своей стороны оба лидера обязывались не проводить в свою пользу территориальных изменений после победы над врагом. Впервые в истории войн государства, которые собирались победить противника, брали на себя обязательство воздержаться от аннексий. В сентябре того же года к Атлантической хартии присоединился и Советский Союз.
Газета «Правда» 20 февраля 1943 года напечатала передовую под названием «Воссоединение украинского народа в собственном государстве». Это была перепечатка статьи Александра Корнейчука из газеты «Советская Украина». Через пять дней на эту публикацию откликнулся Совет Министров Второй Речи Посполитой. В своем постановлении он напоминал, что в деле границ между Польшей и СССР обязателен статус-кво до 1 сентября 1939 года — это, мол, отвечает Атлантической хартии. Однако польское правительство сидело в Лондоне, а с Гитлером сражалась Красная армия.
Требовалось найти нестандартное решение проблемы. Инициативу в свои руки взял Черчилль. Впервые он сформулировал свою идею 29 ноября 1943 года в беседе со Сталиным на Тегеранской конференции трех союзных держав. Звучала она так: «Очаг польского государства и народа должен быть расположен между так называемой линией Керзона и линией реки Одер, с включением в состав Польши Восточной Пруссии и Оппельнской провинции».
В феврале 1945 года состоялась Крымская конференция руководителей трех союзных держав. На ней идея переформатирования Польши была развита еще глубже. Теперь свое мнение изложил И. Сталин: «Восточной границей Польши считать линию Керзона с некоторыми отклонениями от нее до 5–8 км в пользу Польши, а западной границей — линию от Штетина (Щецина) по реке Одер и дальше по реке Нейсе».
И тут началась политическая игра. Теперь уже Черчиллю не нравилась его же собственная идея. Он всячески поддерживал эмигрантское правительство в Лондоне. Однако Польшу освободили советские войска, и не прислушаться к мнению Сталина было невозможно. Черчилль не отвергал восточную границу польского государства по линии Керзона, а вот западная граница ему не понравилась. Вот что он сказал по этому поводу: «Едва ли было бы целесообразно начинять польского гуся немецкими яствами в такой степени, чтобы он скончался от несварения желудка». Вопрос о западной границе отложили на будущее.
Берлинская конференция руководителей трех союзных держав, которая работала в Потсдаме в июле — августе 1945 года, утвердила польскую западную границу только условно. Однако хозяином положения в Центрально-Восточной Европе был Кремль, и послевоенная Польша начала жить в новых границах.
Баланс потерь и приращений выглядел для Польши следующим образом. Советскому Союзу отошли Западная Украина и Западная Белоруссия — их совокупная площадь составила 180 тысяч км2. Передача этих земель была оформлена юридически договором о советско-польской государственной границе от 16 августа 1945 года, который подписал в Москве председатель Краевого национального совета Болеслав Берут. Видимо, эту дату следует взять в качестве ориентира для определения легитимного воссоединения Западной Украины с УССР.
От Германии Польша получила 105 тысяч км2. Эмигрантскому правительству в Лондоне не нравилась идея видеть Польшу страной двух народов — поляков и немцев. Однако Кремль в ходе наступления Красной армии уже осуществил гигантскую операцию по депортации немцев: с территорий Германии, отходивших Чехословакии (Судетская область), Польше и Советскому Союзу, было выселено около 13 млн немцев.
Под новую конфигурацию государственных границ подгонялось также размещение украинского и польского населения. В границах так называемой люблинской Польши (регион Люблина) оказались около 700 тысяч украинцев, а также лемков, значительная часть которых, впрочем, не отождествляла себя с украинцами. Добровольные или принудительные переселения украинцев из Польши в УССР и поляков из Украины в Польшу продолжались с 1944 по 1946 год. Они осуществлялись в соответствии с соглашением об эвакуации украинского населения с территории Польши и польских граждан с территории
Украины, подписанным 9 сентября 1944 года в Люблине между правительством УССР и Польским комитетом национального освобождения. Всего из СССР в Польшу было выселено 823 тысячи человек, а из Польши в СССР — 483 тысячи.
Правительство послевоенной Польши всеми силами пыталось добиться однонационального состава своих граждан. И поэтому украинцы не могли оставаться самими собой, со своими культурой, языком и традициями. Их, по мнению поляков, нужно было просто ассимилировать. Уже в ноябре 1946 года появились первые проекты в этом направлении. В ЦК Польской объединенной рабочей партии (ППР) рассматривалось предложение о переселении остатков украинского населения на так называемые «воссоединенные земли». Была развернута агрессивная пропагандистская кампания, которая еще больше усугубила и до того сильные антиукраинские настроения в Польше. Тех украинцев, которые не желали переселяться в УССР, польское правительство в 1947 году выводило за пределы их родины с помощью военной силы. Это и было начало военно-полицейской операции под кодовым названием «Висла». Порядка 140–150 тысяч человек были распылены небольшими группами (чтобы быстрее ассимилировались) по всей территории северной и западной Польши. За этими сухими цифрами статистики — трагедия сотен тысяч наших соотечественников…
В феврале 1947 года заместитель начальника генерального штаба Войска Польского Стефан Моссор имел уже готовую концепцию этой операции. Она была ясной и лаконичной: «Весной провести энергичную акцию переселения этих людей отдельными семьями в распылении по воссоединенным землям, где они быстро ассимилируются».
29 марта 1947 года было принято решение политбюро ЦК ППР, в котором, в частности, говорилось:
«В рамках акции, репрессивной относительно населения украинского, постановлено:
1. В быстром темпе переселить украинцев и смешанные семьи на территории одзыскане (на территории, отошедшие к Польше после Второй мировой войны от Германии, и прежде всего в северную Пруссию. — Авт.), не создавая компактных групп и не ближе чем 100 км от границы.
2. Акцию выселения согласовать с правительствами Советского Союза и Чехословакии.
3. Срок — 1 неделя».
Прискорбно, что о подготовке насильственной акции знали в Клеве. Сейчас достоянием гласности стали многие ранее засекреченные документы. Вот один из них:
«Секретарю ЦК КП(б)У товарищу Л. М. Кагановичу
От тов. Гусева (зам. министра иностранных дел СССР. — Авт.) получена телеграмма следующего содержания: Лебедев сообщает из Варшавы, что в связи с убийством генерала Сверчевского польское правительство намерено принять решение о поголовном выселении украинцев из Пешковского и Люблянского воеводств на территорию бывшей Восточной Пруссии. Речь идет о 15–20 тысячах человек.
Поляки полагают, что, возможно, при такой постановке вопроса часть украинцев будет проситься выехать в УССР, и лишать их такой возможности не стоит. Прошу сообщить Ваше мнение по этому вопросу.
Для Вашего сведения сообщаю, что 9 сентября 1944 года между правительствами УССР и Польши было заключено соглашение об эвакуации украинского населения с территории Польши и польского населения с территории Украины.
Указанное соглашение неоднократно продлевалось с той целью, чтобы предоставить возможность переселения всем желающим. От переселения отказалось и осталось в Польше, главным образом, украинское население, зараженное бандитизмом (УПА).
В настоящее время массовое переселение из Польши нами закончено и аппарат по переселению распущен. Кроме того, мы не располагаем сейчас необходимым жилищным фондом, где бы можно было разместить 15–20 тыс. переселенцев. Поэтому предлагаю ответить тов. Гусеву, что правительство УССР, в связи с окончанием работ по репатриации, не может принять одновременно указанное количество переселенцев. Однако, идя навстречу польскому правительству, мы готовы принимать переселенцев, оформленных в индивидуальном порядке через Консульство СССР в Польше, но без заключения каких бы то ни было официальных соглашений с польскими властями.
Мое мнение поддерживает также Министр государственной безопасности УССР тов. С. Р. Савченко.
Прошу Вашего согласия.
Д. Мануильский»
Такова была точка зрения министра иностранных дел УССР Дмитрия Мануильского.
Тем временем 16 апреля 1947 года политбюро ЦК ППР обсудило доклады министра обороны М. Жимерского и генерала С. Моссора о плане войсковой операции во время переселения и выделило около ста миллионов злотых на ее проведение. К слову, именно в этот день на заседании Государственной комиссии безопасности первоначальное название операции «Всхуд» («Восток») было заменено на «Висла».
Формальным поводом для начала операции послужило убийство при невыясненных обстоятельствах заместителя министра обороны ПНР генерала Кароля Сверчевского боевиками из западноукраинского подполья — УПА. Это случилось 28 марта 1947 года: генерал попал в засаду под Яблонками. Надо сказать, что для поляков Кароль Сверчевский — человек-легенда. Он был активным участником Октябрьской революции 1917 года (партийная кличка — Вальтер), мужественно воевал на фронтах Второй мировой войны.
Операция «Висла» началась в 4 часа утра 28 апреля 1947 года. В ней были задействованы семь дивизий Войска Польского, дивизия Корпуса внутренней безопасности, три отдельных полка (пехотный, автомобильный и саперный). К ней подключены были также сотни сотрудников милиции, службы безопасности и добровольного резерва милиции. Общее количество «силовиков» составило 20 тысяч человек. В этот день дивизии Войска Польского заблокировали украинские села. Части пограничных войск НКВД СССР перекрыли границу на востоке и на юге страны. Чехословацкая граница также была закрыта.
Войска окружили населенные пункты. В небе кружили самолеты и сбрасывали листовки. Тем, кого выселяли, давали на сборы, как правило, от 2 до 5 часов на укладку наиболее необходимых вещей и продовольствия. Польские власти поделили украинское население на три категории: А, В, С. Люди перемещались под военным эскортом первоначально на так называемые сборные пункты. Первую категорию, как правило, арестовывали на месте. Причина ареста — связь с УПА. На протяжении двух недель польские следователи буквально выбивали из людей признания и показания. Признавшихся ожидал приговор военного трибунала, который был создан специально на время проведения операции «Висла». По его решениям было казнено 173 человека. Тех, кого не удавалось сломить, отправляли на железнодорожные станции. Тут формировались транспорты, высылаемые в транзитные пункты в Люблине и Освенциме. Трудно в это поверить, но это страшное место стало временным пристанищем для украинских переселенцев. Именно на железнодорожной станции Освенцим людей из юго-восточной Польши делили на разные группы. Отсюда отправлялись десятки эшелонов с изгнанными силой со своих земель украинцами. Даже по неполным данным, в период с 19 мая по 23 июня 1947 года через Освенцим прошло 269 транспортов с депортированными украинцами.
Тысячи наших соотечественников, подозреваемых в связях с УПА, попали в концентрационный лагерь в Явожне. В основном это была украинская интеллигенция. В результате мучений, недоедания и болезней в лагере погибло свыше 160 человек.
Значительно труднее поддавались переселению украинцы, жившие в городах. В Кракове власти устроили засаду в греко-католической церкви Святого Норберта. Когда по воскресеньям утром прихожане входили туда, их уже ждали сотрудники службы безопасности. Входящим за дверями затыкали рты кляпами, связывали и укладывали на пол. И затем спокойно ждали следующих прихожан.
По данным генерального штаба Войска Польского, в период операции «Висла» было выселено 140 575 украинцев и членов смешанных семей из 22 уездов и воеводств. А расселили их на территории 71 уезда девяти северозападных воеводств. Переселенным в рамках операции «Висла» выдавали цветные удостоверения, чтобы их можно было отличить от поселенцев-поляков. На украинцев распространялись различного рода ограничения, им запрещалось покидать место жительства без разрешения службы безопасности. Такими методами польские власти пытались ассимилировать переселенцев в новой польской среде. Запрещалось даже употребление слова «украинец». Интеллигенцию старались всячески изолировать от основной массы людей и расселяли отдельно и далеко от громад.
Массовые депортации продолжались с апреля по июль 1947 года. Позже уже только «дочищали» территорию. Последним трагическим аккордом операции «Висла» стало выселение в январе 1950 года лемковских семей из четырех деревень близ Щавницы. В результате переселенцам достались наиболее разоренные хозяйства, а некоторым и вовсе не хватило земли. Несмотря на категорический запрет властей, часть украинцев пыталась вернуться домой. Из-под Олыптына и Легницы возвращались на родную землю на повозках и даже пешком. Заканчивалось это повторной депортацией.
Следует отметить, что одной из целей операции «Висла» была ликвидация украинского вооруженного подполья, и прежде всего Украинской повстанческой армии (УПА). УПА, в свою очередь, препятствовала массовому выселению украинцев из Восточной Польши. У польских властей не было сомнения в том, что определенная часть украинского населения поддерживала вооруженное подполье. Несомненно также, что какая-то часть людей просто вынуждена была это делать. Жестокости и зверствам обеих враждующих сторон оправдания нет, а лозунги и благородные цели не могут обелить того, что происходило в то время.
Большинство польских историков считают, что переселение, особенно лемков, не было необходимым для того, чтобы ликвидировать украинское подполье. Однако на бытовом уровне в сознании поляков сложилось совершенно иное мнение. У них ведь тоже хорошая память. Почти полстолетия так называемая «волынская трагедия» оставалась «белым пятном» истории. Сейчас нет никакого смысла скрывать то, что произошло в Волыни и Галиции 11 июля 1943 года. В тот день вооруженные подразделения УПА одновременно напала на 167 польских поселений, и в ходе кровавой бойни погибло почти 100 тысяч поляков. Чего же можно было ожидать в ответ?
Начиная с сентября 1946 года переселением украинцев занимались подразделения Войска Польского. И совсем не случайно для участия в этих операциях были привлечены дивизии, в которых служили преимущественно жаждущие мести родственники жертв преследования поляков на Волыни и в Восточной Галиции.
Из рассекреченных архивов спецслужб Польши и Украины стало известно, что в ходе операции «Висла» было уничтожено 1837 членов УПА, а 2444 — арестовано. С партизанами справились до осени 1947 года. Массированная акция оперативной группы «Висла» была скоординирована с действиями советских и чехословацких войск. Она привела к разгрому последних сил УПА либо к их изгнанию из Польши.
Украинско-польские отношения прошли тяжелые испытания временем. И есть только один путь к лечению исторического сознания — беспристрастный анализ причин трагических событий. Необходимо выявлять мотивы их участников, объективно освещать факторы, обуславливавшие нюансы политики властей тех лет. Необходимо научиться учитывать чужие аргументы. Они могут убеждать, а могут и нет. Но так или иначе, другого пути у нас просто нет.
Тайны подземных городов
Подземелий в Украине немало — в Клеве, Львове, Одессе, Севастополе, Харькове. Киевская лавра и ее подземелья, хранящие нетленные мощи Печерских подвижников, сегодня не менее известны, чем римский Колизей, афинский Акрополь или лондонский Тауэр. Одесские и севастопольские катакомбы обязаны своей славой трагическим событиям двух мировых войн. А катакомбы Харькова могли бы рассказать немало интересного о тех временах, когда самого города еще не существовало ни на одной карте.
Первые подземелья на территории Киевской Руси появились еще до X века. Это были небольшие пещерки, которые использовались как укрытия от врагов или потайные кладовые. Но со временем в разных уголках Руси выросли настоящие лабиринты, самым известным из которых являются пещеры Клево-Печерской лавры. Если верить летописям, пещерный комплекс «основал» киевский митрополит Илларион, собственноручно выкопавший в сравнительно мягкой породе небольшую келью. Правда, в Патерике указывается, что Илларион лишь приспособил для своих нужд старую пещеру, известную еще варягам. Но как бы то ни было, начало знаменитым Лаврским пещерам было положено. Главная же роль в создании первого пещерного монашеского монастыря принадлежит основателю обители пустыннику Антонию. Когда к нему начали стекаться люди, желающие уйти от мирских соблазнов, он указал им место для устройства подземных келий. Постепенно они были соединены между собой ходами, появились помещения для совместной молитвы, кладовые. Так появились Дальние пещеры, которые еще называют Феодосиевыми — в память о преподобном Феодосии, составившем устав пещерной обители. Катакомбы проходили на глубине от 5 до 15 м от поверхности в слое пористого песчаника. Благодаря свойствам этой породы, в Лаврских пещерах сохранялись постоянные температура (+10 °C) и влажность. Климат катакомб не только создавал сравнительно комфортные условия проживания для монахов, но и препятствовал гниению органической материи, то есть делал возможным образование мощей. Многие из монахов завещали похоронить себя в кельях, где они жили и молились при жизни. Это стало первым этапом создания подземного некрополя. Сегодня в Ближних пещерах лавры насчитывается 73 гробницы с мощами преподобных, а в Дальних — 51. Кроме того, здесь находятся 32 мироточивые главы. Эти православные святыни — предмет поклонения десятков тысяч богомольцев, посещающих монастырские подземелья.
Соседство живых и усопших породило немало фантастических теорий. Например, современный киевский археолог и искусствовед Юлий Лифшиц выдвинул гипотезу, что пещеры возникли как монастырское кладбище. Но православные монахи с уважением относились к покойным братьям и строить для их погребения разветвленный многокилометровый лабиринт им бы и в голову не пришло. Ведь это было бы проявлением гордыни — одного из смертных грехов. А вот подземные храмы они построили — чтобы лишний раз не подниматься на поверхность и не соблазняться красотами мира. Вскоре подземный монастырь разросся настолько, что возникла необходимость его расширения. Постепенно появился лабиринт Ближних пещер, состоящий из трех улиц, выросли многочисленные наземные сооружения.
Как нередко бывает, подземелья Печерской лавры быстро обрастали мифами. Многие средневековые авторы писали о невероятной длине лаврских катакомб, расходясь лишь в цифрах. Одни говорили о протяженности ходов от 10 до 100 миль, другие — о тысячемильных ходах. Но на картах лаврских катакомб — ни в рукописи львовского купца М. Грюневега, побывавшего в лавре в 1584 году, ни в изданной в 1638 году книге монаха Печерской лавры
А. Кальнофойского, ни в «Клево-Печерском патерике» 1661 года издания — нет данных о таких длинных ходах. Возможно, средневековые авторы имели в виду не только монастырский комплекс, но и другие подземные сооружения? Иван Каманин, автор историко-археологического исследования подземелий Клева, еще в 1914 году составил список монастырей, имевших собственную систему подземных ходов: Межигорский монастырь, Кирилловский, Андреевский, Михайловский, Пустынно-Николаевский, Клево-Печерский, Выдубецкий Михайловский, Гнилецкий. Лабиринты пещер были обнаружены и рядом с древнейшими наземными киевскими монастырями — Софийским, Георгиевским, Ирининским. А ведь были еще Зверинецкие и Китаевские пещеры, пещерный монастырь XI–XII веков в урочище Церковщина на южной окраине Клева. Всего археологи XIX века обнаружили 50 рукотворных пещер. Суммарная длина их ходов могла быть значительной, но все же до 1000 миль явно не дотягивала. Откуда могла появиться такая цифра? Возможно, ответ на этот вопрос кроется еще в одном предании. По легенде, киевские подземелья тянулись на огромные расстояния, соединяя столицу Руси с Черниговом, Смоленском, Псковом, Великим Новгородом и Москвой.
Конечно, здравый смысл заставляет усомниться в столь грандиозных масштабах: проложить тоннель от Клева до Москвы нереально даже при использовании современных технологий. Но зерно истины в легенде все же есть. Во времена Киевской Руси для указания направления часто использовали известные населенные пункты. Путешественники двигались «на Москву», «на Клев», «на Новгород». Так что знаменитый ход на Чернигов или Псков мог попросту выводить на ведущую в том направлении дорогу. Подземные туннели «под Днепром», о существовании которых также немало говорилось и писалось, можно объяснить аналогичным образом: они вели не за Днепр, а к днепровскому берегу.
Пещерный лабиринт под Клевом все еще до конца не исследован. Старые карты явно не могут служить путеводителями по подземным ходам: одни подземелья были затоплены, другие пострадали от обвалов или были замурованы. В более поздние времена появилось немало новых подземных сооружений, а фундаменты высотных домов перекрыли когда-то соединявшиеся туннели. Поэтому сегодняшние исследователи пещер оперируют довольно скромными числами разведанных участков катакомб: длина Ближних пещер — более 383, Дальних — около 500, Варяжской пещеры — 200 м. С киевскими подземельями связано немало таинственных историй. Например, до сих пор не выяснено, отчего погибли люди в Зверинецких пещерах. Известно только, что сам тамошний пещерный монастырь был разрушен половцами под предводительством хана Боняка в 1096 году. Но найденные археологами человеческие скелеты не имеют следов, нанесенных оружием. Возможно, эти люди стали жертвой обвала породы. Еще одна легенда связана с былинным героем Кирилой Кожемякой и лютым змеем, который жил в Кирилловской пещере и требовал от киевлян в дань людей. Историки считают, что в образе лютого змея предки нынешних киевлян изобразили разбойников, когда-то использовавших катакомбы для своих целей. Загадочна и энергетика подземных лабиринтов. Экстрасенсы утверждают, что киевские подземелья (особенно пещерные комплексы Клево-Печерской лавры) обладают уникальным целительным воздействием.
Подземелья Львова, в отличие от киевских, строились не как монастыри, а как оборонные сооружения. Первые подземные ходы появились в XIII веке за пределами городских укреплений, а в XIV–XV веках, когда вне границ крепостных стен начали строить церкви и монастыри, монахи прорыли к соседям тайные ходы. Это было сделано на случай долгой осады, чтобы монахи и прихожане могли безопасно перебраться в город. О львовских подземных ходах также ходит немало легенд. Говорят, что они ведут до городка Яворив, расположенного в 60 км от Львова.
В старину все входы в львовские катакомбы тщательно маскировались, а информация о них считалась абсолютной тайной. Именно поэтому ни один план здания и фортификаций не содержит сведений не только о подземных ходах, но и о нижних ярусах — подземельях. Один из подземных ходов Львова был открыт случайно при дорожных работах в начале XX века. Исследователям не удалось пройти до конца туннеля, но его план был опубликован любителем-архивариусом Яворским. Позже были разведаны другие части подземного лабиринта. Две из них львовяне связывают с легендой о змее (драконе), которому местные жители платили дань. По одной из легенд, дракон жил в пещере на Святоюрской горе и питался красивыми девушками. Долгое время жители не могли избавиться от этой напасти, но им пришел на помощь то ли сам святой Юрий Змееборец, то ли святой старец, который молитвами ошеломил дракона. Как бы там ни было, но сейчас гости Львова действительно могут увидеть на Святоюрской горе грот, в котором якобы жил змей.
Другая легенда «поселила» львовского змея в Медовой пещере, расположенной в Майоровке (одном из районов Львова). Правда, на самом деле эта не очень глубокая подземная полость имеет рукотворное происхождение: оттуда добывали камень для городских строительных нужд. На сей раз победителем змея стал не богатырь и не святой, а обычный мальчик-ремесленник Григорий.
Наверное, самым мистическим и загадочным объектом этого подземелья является саркофаг, сделанный из сплошной каменной глыбы. Вес лишь одной его крышки свыше 600 кг. Гроб предназначался для архиепископа
Выжицкого, об этом свидетельствуют надписи латынью на самом саркофаге и некоторые документальные свидетельства. Однако ни праха архиепископа, ни данных, где он был похоронен и был ли похоронен вообще, нет. А сам саркофаг имеет огромную трещину, сквозь которую может пролезть человек. Легенда говорит, что в роде Выжицких мужчины отличались невероятной физической силой. Поэтому вполне возможно, что архиепископа похоронили заживо в летаргическом сне, однако, проснувшись, он сумел выбраться из могилы.
Большая часть подземных ходов и «залов», расположенных под домами на площади Рынок, относится к XIV–XVI векам. Они служили складами товаров — ведь Львов был крупным промышленным центром. Поэтому кладоискатели до сих пор иногда находят там вина из Кипра и Мальвазии. Значительными по размерам подземельями располагали и церкви. Эти помещения часто использовали для захоронения богатых горожан. Самыми известными местами катакомбного погребения являются Доминиканский собор и подземелье костела Святого Лазаря. Кстати, в последнем мумифицированные тела сохранялись вплоть до второй половины XIX века. В военное время львовская знать прятала в церковных подвалах свои ценности. Недавно археологи нашли клад золотых монет, спрятанных некогда в подземелье костела Марии Магдалины.
Дальнейшая история львовских подземных ходов изучена мало. Известно, что в годы войны в них искали спасение львовские евреи. А в 1947 году по распоряжению НКВД был повышен уровень воды в коллекторе из-за подозрения, что воины Степана Бандеры прятали там оружие.
В общей сложности все подземелья Львова насчитывают свыше 100 км. Но лишь некоторые из них представляет интерес для историков и кладоискателей. Ведь большая часть подземных ходов — это сооружения городской канализации, как современной, так и той, что сохранилась со времен позднего средневековья.
Одесские катакомбы — это огромный лабиринт, расположенный под городом и его окрестностями. Интересно, что они получили свое название, можно так сказать, вопреки логике. Примерно 95–97 % всей протяженности лабиринта составляют каменоломни. Встречаются штольни и шурфы, военные бункеры, подземные ходы, дренажные туннели и естественные пещеры. А настоящих катакомб — искусственных подземных сооружений культового назначения — здесь нет.
Одна из загадок Одесских катакомб — карстовые пещеры, возникшие более 3,7 млн лет назад. Самой ценной из них считается «Заповедная», открытая в свое время исследователем и большим знатоком катакомб Тимофеем Грицаем. В «Заповедной» были найдены кости сорока четырех видов животных. Причем два из них смогли идентифицировать только в палеонтологическом музее госуниверситета через тридцать лет после их находки. Это ископаемые животные — гиена-кошка, не имеющая сегодня аналогов, и один из видов саблезубого тигра. Всего же в пещере обнаружено до пятидесяти тысяч костей. Этот палеонтологический некрополь — единственный в Евразии. До сих пор неясно, как в одном месте оказалось такое количество останков древних животных.
Для удобства навигации каждый район катакомб сегодня имеет свой порядковый номер. А их уже более трехсот. Некоторые, получив буквенно-цифровой индекс, продолжают сохранять и свое первоначальное название: «Крестовые залы», «Балаган», «Гидромет», «Бадаевские», «Бригантина»… А недавно в Ильичевском районе Одессы найден, пожалуй, самый крупный участок катакомб, о существовании которого даже и не подозревали. В настоящее время общая длина Одесских катакомб оценивается в 2500 км. Эта цифра вычислена теоретически, ведь более или менее подробная информация имеется только по 1700 км подземных полостей.