Никольский Александр Александрович 6 страница

В одной из своих работ он пишет: "Лес наполнен таким же живым духом, как и человек" (цит. по: Nash, 1988). Концепция Торо о дикой природе была революционна тем, что оказалась лишена всякой дискриминации дикой природы. По его мнению, дикая природа - ни что иное, как цивилизация, но другая, чем наша (цит. по: Nash, 1988). Эти мысли замечательны тем, что их не существовало в прежних западных культурных взглядах. Хотя Торо и не использовал термина "экоэтика", он, по сути, был ее идеологическим основателем. Все начиналось с его тезиса, что "лучше дарить жизнь, чем смерть". Более четкого кредо природоохранного движения трудно найти.

"Почему мы осуждает тех, кто издевается над детьми, и поощряем тех, кто делает это с природой?", - вопрошал экофилософ (цит. по: Nash, 1988). Здесь Торо останавливался на том, что природу следует наделить такими же моральными правами, что и человека. Постепенно в своих работах Торо делает все больше акцента на природе: "Здоровье вы найдете не в обществе, а в природе, - пишет он, -" Общество всегда больное, и даже самое лучшее общество - самое больное". И далее: "Поползень и красная белка - компания более вдохновляющая, чем общество государственных мужей и философов" (цит. по: Oelschlaeger, 1991). Торо говорил, что когда рубят живое дерево, в этом есть что-то почти трагическое, ибо оно становится всего "лишь древесиной". По его мнению делать из сосны доски и дома не менее справедливо, чем убивать человека и "делать" из него навоз.

Дикая природа по Торо - это не чужак, которого надо покорить, не ресурс для эксплуатации, а "вечный источник жизни". Торо один из первых объявил, что свобода - одна из главных ценностей природы: "Природа вокруг меня по необычному свободна, и эта свобода - ее часть", - пишет он (цит. по: Oelschlaeger, 1991). И дальше: "Каждая сосновая иголка наполнена сочувствием и помощью. Я четко ощущал присутствие чего-то родственного, даже в сценах, которые мы привыкли называть дикими и страшными, и то, что самым близким мне по крови и самым гуманным был вовсе не человек, и что никакое место не будет для меня чужим" (цит. по: Oelschlaeger, 1991).

Торо был одним из первых, кто стал призывать к экосаботажу. В частности, он предлагал ломать плотины на реках, мешающие рыбе нереститься. По Торо все хорошие вещи - дикие и свободные. Философ считал, что природный закон нужно ставить выше национального. Другими словами, нельзя национальным законом запретить моральное право любого организма на существование. Он неоднократно заявлял, что ни один гуманный человек, вышедший из бездумного мальчишеского возраста, не станет напрасно убивать живое существо, которому дарована та же жизнь, что и ему самому.

Большое внимание Торо уделял практике заповедания. В одной из своих статей он спрашивал: "Почему мы не можем иметь национальные заповедные зоны, где могут существовать медведь и пантера..." (цит. по: Nash, 1982). По его мнению, возле каждого города "должен быть парк или первозданный лес в 500 или 1000 акров. Эти места должны принадлежать общественности, и к ним она должна относиться с почтением" (цит. по: Nash, 1982).

Гениальность Торо в том, что он пошел дальше Адама Смита и Карла Маркса, сводящих дикую природу лишь к ценности использования. Недаром один из знаменитых тезисов Торо звучит так: "В дикости находится сохранение мира". В противовес христианам и иудеям, обесценившим природу, Торо хотел восстановить в природе святость, создать мифологию новой дикой природы: "Иногда я заходил в сосновые рощи, стоящие подобно храмам, или флотам в море с полной оснасткой, волнистыми сучьями и струящимся светом, настолько мягким, зеленым и тенистым, что друиды могли покинуть свои дубы, чтобы начать поклоняться этим соснам..." (цит. по: Oelschlaeger, 1988).

В другой главе "Уолдена" он заявляет очень важное: "Я люблю дикое не меньше, чем нравственное". В отличие от большинства людей, которые одобряют лишь хорошее, но не замечают дикое, или вообще к нему плохо относятся, Торо провозглашает важную идею о том, что ценность дикой природы лежит в ее нетрадиционности, а не в рыночной полезности. "Жизнь это дикая среда. Наиболее живое является наиболее диким", - заявил экофилософ. Недаром у Торо наряду со словом "красивый" часто употребляется слово "дикий", а приближение к дикой природе он понимал как приближение к духовному началу. Мир дикой природы непорочен - вот один из главных выводов Торо. Этот мир красив и морально совершенен. И только человек своим присутствием и своей деятельностью вносит в него порок и безобразие.

У Торо нетронутость, дикость, первозданность природы оказываются критериями гармоничности. Для него, как и для Гете, природа всегда права (цит. по: Покровский, 1983). Отсюда следовал вывод - природа требует к себе бережного и даже благоговейного отношения; нарушение ее гармонии пагубно отражается на нравственности людей. Дикая природа допускает лишь "созерцательное" освоение; человек не должен ни подчинять, ни изменять дикую природу.

Практически во всех своих работах, но прежде всего в "Дневниках", "Чернике", "Уолдене" и "Прогулках" Торо восхваляет "дикость" дикой природы. Ничего подобного до этого люди не читали. Все споры о дикой природе велись с использованием романтических или патриотических аргументов. В "Уолдене" он писал: "Зрелище дикой природы стало удивительно обычным. Я ощущал и доныне ощущаю, как и большинство людей, стремление к высшей, или, как ее называют, духовной жизни и одновременно тягу к первобытному, и я чту оба эти стремления" (Торо, 1986).

В "Прогулках" Торо продолжал: "Мне бы хотелось сказать несколько слов в защиту нетронутой Природы и абсолютной свободы, которые столь отличны от природы, освоенной человеком, и от свободы гражданского состояния (...). Дайте мне жить там, где мне хочется. Пусть с одной стороны будет город, а с другой - дикая природа. Я все чаще ухожу из города и удаляюсь на природу (...).

Когда я говорю "Запад", я имею в виду дикую природу. А теперь я подошел наконец к своей главной мысли: сохранение нашего мира зависит от того, сохраним ли мы дикую природу. Каждое дерево посылает свои живые ткани в поисках этой природы. Города ввозят ее и платят за нее любую цену. В поисках ее люди бороздят океаны. В лесах, в диких местах добывают лекарства и травы, которые повышают наш тонус. Наши предки были дикарями. История о Ромуле и Реме, вскормленных волчицей - не просто фантастическая легенда. Основатели каждого государства, которое достигло могущества, впитывали живительную силу из подобного источника, близкого к дикой природе. Сыны империи были покорены и рассеяны по миру сынами северных лесов именно потому, что в отличие от них не были вскормлены волчицей. Я верю в леса, в луга, в ночь, когда растет хлеб. Нам необходимо добавлять в чай хвою тсуги и ели (...). Я стою за дикость, перед которой бледнеет любое цивилизованное общество (...). В лесу есть места, куда с разных сторон доносится пение дроздов. Вот куда я хотел бы перебраться. Это дикая местность, не занятая еще никакими переселенцами (...).

Бен Джонсон восклицал: "Все то добро, что истинно прекрасно!". Я же скажу так: "Все то добро, что истинно природно (дико - В.Б.). Жизнь и дикая природа неотделимы друг от друга. Самое жизненное и есть самое неукротимое, еще не подчинившееся человеку, дающее ему новые силы (...).

Надежда и будущее ассоциируются для меня не с обработанными полями и лужайками, не с городами, а с непроходимыми топями и болотами. Когда я задумываюсь над тем, что мне нравилось в ферме, которую собирался купить, я обнаруживал, что каждый раз меня привлекало лишь одно - несколько квадратных метров непроходимого болота, того естественного стока, который находился на краю участка. Оно-то и было тем самым алмазом, который ослеплял меня. Я получаю больше средств к существованию от болот, окружающих мой родной город, чем от садов, растущих в поселке. Для меня нет богаче цветника, чем густые заросли карликовой андромеды, которые покрывают эти нежные места на поверхности земли (...).

Конечно, вы можете решить, что я ненормальный упрямец, но все-таки, если бы мне предложили жить по соседству с самым прекрасным в мире садом, когда-либо созданным человеческим искусством, или же рядом с гиблым болотом, я наверняка выбрал бы болото. А значит, и все труды ваши, дорогие сограждане, представляются мне совершенно напрасными!

Мое настроение неизменно поднимается в соответствии с внешней мрачностью. Мне бы жить рядом с океаном, пустыней или дикой природой. В пустыне чистый воздух и безлюдие компенсируют недостаток влаги и бесплодие почвы. Бертон в путевых записках отмечает: "Ваш моральный дух повышается, вы становитесь откровеннее и сердечнее, радушнее и целеустремленнее... В пустыне спиртное вызывает лишь отвращение. Самое простое животное существование доставляет неизъяснимую радость" (...).

Когда я хочу отдохнуть, я иду в самый темный и труднопроходимый лес или на пользующееся дурной славой болото. Я ступаю на него с благоговением, как будто попадаю в святое место, "святая святых". В нем заключена сила, мозг Природы. Девственная почва заросла чащей. На ней хорошо себя чувствуют как люди, так и деревья (...).

Спасение города не в его праведниках, а в окружающих его лесах и болотах. В таких местах, где один первобытный лес раскинул свои ветви вверху, а другой первобытный лес гниет внизу, рождаются не только хлеб и картофель, но поэты и философы грядущих веков. Такая почва дала миру Гомера и Конфуция и других философов и поэтов; такая местность была прибежищем реформатора, питающегося акридами и диким медом (...). Цивилизованные страны - Греция, Рим, Англия - держались тем, что на их территориях некогда росли первобытные леса" (Торо, 1990).

В эссе "Черника" Торо пишет: "Реки и водопады, луга и озера, холмы и скалы, горы, леса и древние деревья - все они прекрасны. Они очень ценны, и ни доллары, ни центы не стоят их... Они учат людей больше, чем высшие школы, проповедники или любая современная система образования. Я не думаю, что тот, кто не может предвидеть ценности природы, может стоять во главе штата или даже города... Если есть какой-то уникальный огромный валун, он не должен принадлежать кому-то индивидуально. В некоторых странах редкие металлы принадлежат только короне - уникальные объекты природы должны являться достоянием народа (...).

Мы срубили несколько старых дубов, которые являлись свидетелями истории города от индейцев до белых, а в музеях храним сумку для патронов британского солдата 1755 года. Как мало мы беспокоимся о действительно ценных прелестях природы! Мы будем находиться среди прекрасного ландшафта... - но не оценим и не расскажем об этом другим, но если бы кто-то нашел бы там слиток золота, или в воде жемчуг - весь штат сразу узнал об этом.

Я нахожу, что молодые горожане плохо понимают, в чем ценность дубов и сосен, кроме чисто внешнего впечатления. Может нам пригласить человека с лекцией по ботанике о дубах, например, вместо того, чтобы разрешать их рубить. Что равносильно тому, чтобы учить детей латыни и греческому языку, сжигая книги, написанные на этих языках (...). Часто бывает, что основная ценность города - это городской лес, который нужно сохранять в его первозданном состоянии" (цит. по: Callicott, Nelson, 1998).

И в заключение еще одна важная цитата из произведений этого основоположника американской идеологии охраны дикой природы. На этот раз - из "Дневников": "Я люблю Природу отчасти потому, что она - противоположность человеку, убежище, где можно от него укрыться. Ни один из его институтов не проникает сюда и не имеет над ней силы. Здесь царит иное право. Среди природы я могу дышать полной грудью. Если бы мир был только царством человека, я не смог бы распрямиться во весь рост и потерял бы всякую надежду. Мир человека для меня - оковы; мир природы - свобода. Человек заставляет меня стремиться в мир иной, она примиряет меня с этим. Ни одна радость, которую дает нам природа, неподвластна его законам и порядкам. К чему бы человек ни прикоснулся, на всем остается его грязный след (...). Счастье, которое дарит нам Природа, сравнимо лишь с тем, которое доставляют искренние слова любимого нами человека" (Торо, 1990).

В произведениях Торо содержится немало прямых призывов к охране природы. В "Прогулках" он заявляет, что наилучшая часть земли не есть частная собственность, ландшафтом не владеет никто. В 1861 году, ближе к концу своей жизни он писал в эссе "Черника", что "большинство людей не заботится о природе и променяло бы свою долю ее красоты за определенную сумму, если это хоть как-то улучшит их жизнь, а многие даже за стакан рома. Слава Богу, люди не могут летать и уничтожать небо так же, как и землю! На данный момент мы можем за это быть спокойны. Именно потому, что некоторым на это наплевать, мы должны продолжать все защищать от вандализма немногих" (цит. по: Oelschlaeger, 1988).

Литература

1. Борейко В.Е., 2000. Эссе о дикой природе, Киев: Киевский эколого-культурный центр, 143 стр.

2. Покровский Н.Е., 1983. Генри Торо, М.: Мысль, 187 стр.

3. Торо Г., 1986. Уолден, или жизнь в лесу // Ралф Эмерсон. Эссе. Генри Торо, Уолден, или жизнь в лесу, М.: Художественная литература, стр. 385-614.

4. Торо Г., 1990. Дневники. Прогулки // Сделать прекрасным наш день, М.: Прогресс, стр. 117-225, стр. 250-285.

5. Callicott B., Nelson M., ed., 1998. The great new wilderness debate, The University of Georgia Press, Athen and London, 697 p.

6. Nash R., 1982. Wilderness and the american mind, Yale University Press, New Haven and London, pp. 84-96.

7. Nash R., 1989. The rights of nature. A history of environmental ethics, The University of Wisconsin Press, Madison, 290 p.

8. Oelschlaeger M., 1991. The idea of wilderness, Yale University Press, New Haven and London, pp. 133-172.

Формэн Дейв

Дейв Формэн (р. 1946) - современный американский природоохранник, идеолог радикального движения в защиту дикой природы "Прежде Земля!", организованного им в 1983 году. Редактор журнала "Дикая Земля", один из руководителей проекта "Дикие Земли", член совета директоров Сьерра-Клуба. Автор книги "Признания эко-воина" и соавтор книги "Большое снаружи". Автор нескольких природоохранных законов США. Формэн любит говорить, что он является частью дикой природы, защищающей себя. Насилие над дикой природой он считает таким же морально нетерпимым, как и издевательства над любимыми и родными людьми.

В СССР и странах СНГ Дейв Формэн не известен.

В отличие от многих своих американских коллег, Дейв Формэн не кабинетный экофилософ. Его можно часто видеть на различных акциях движения "Прежде Земля!", направленных на спасение тех или иных участков дикой природы.

Ученик и последователь Генри Торо, Джона Мюира и Олдо Леопольда, он словом и делом защищает дикую природу: "Корнями слова "Дикая природа" (англ. Wilderness) в староанглийском является "Wild-deor-ness" - "земля с собственной волей". Земля с собственной волей имеет пожар, шторм и изменения экосистемы. Она содержит диких зверей, которым не по душе быть притесняемыми тщедушными гуманоидами" (Foreman, 1994/1995). По мнению автора, дикой природе нужно позволить идти своим путем, а не "возделывать", как учит Библия. Области дикой природы должны оставаться дикими.

В одной из своих работ Дейв Формэн сформулировал основные принципы движения "Прежде Земля!".

1. Во всех решениях, даже если это идет вразрез с благом людей, в первую очередь следует руководствоваться благом Земли. Наше движение утверждает, что природное разнообразие должно быть сохранено за счет уменьшения материального уровня жизни людей. Люди должны "подстроиться под красоту". Мы должны заботиться о других людях, но сперва мы должны позаботиться о Земле.

2. Не считать людей мерилом ценности других. Индивидуальная человеческая жизнь имеет не большую внутреннюю ценность, чем жизнь индивидуального медведя.

3. Все живые существа и сообщности обладают внутренней ценностью и подлинным достоинством. Природные сущности живут ради самих себя. Растения, животные и даже неодушевленные объекты, вроде гор и рек, не должны существовать лишь ради удобства человека. Даже такие бесспорные враги как "болезни" (например, малярия) или "вредители" (например, москиты) - это не проявления зла, которое нужно устранить, а жизненные компоненты сложной, кипучей биосферы.

4. Осознание того, что дикая природа - это реальный мир, а наши города, компьютеры, самолеты, вся деловая цивилизация - всего лишь искусственные и преходящие явления.

5. Признание того, что на Земле слишком много людей.

6. Подвергание сомнению и даже антипатии "прогресс" и "технологии".

В результате роста цивилизации мы больше потеряли, чем приобрели. За каждое материальное достижение прогресса мы платили дюжиной потерь в тех вещах, что имели более глубокую и невыразимую ценность.

7. Отказ от рассматривания рациональности как единственного способа мышления (Формэн, 1999).

Литература

1. Формэн Д., 1999. Ставлю Землю на первое место // Борейко В.Е., Прорыв в экологическую этику, стр. 115-122.

2. Foreman D., 1993. Putting the Earth first // Environmental ethics: Divergence and convergence, ed. S. Camp, Boston-London, pp. 422-426.

3. Foreman D., 1994/1995. Wilderness areas are vital // Wild Earth, winter, pp. 64-68.

4. Foreman D., 1991. The new conservation movement // Wild Earth, № 1, pp. 6-12.

5. Foreman D., 1991 (a). Confessions of an eco-warrior, New York, Harmony Books.

6. Foreman D., 1992. Developing a regional wilderness recovery plan // Wild Earth, pp. 26-29.

7. Foreman D., 1991 (b), Dreaming big wilderness // Wild Earth, spring, pp. 10-13.

8. Foreman D., Wolke H., 1992. The big outside: a descriptive inventory of the big wilderness areas of the United States, New York, Harmony Books.

9. Foreman D., 1986/1987. A modest proposal for a wilderness system // Whole earth review, № 53, winter, pp. 42-45.

10. Foreman D., Haywood B., ed., 1987. Ecodefence, Tucson, Arisona: A Ned Ludd Book, 311 p.

11. Foreman D., 1994. Where man is a visitor // Place of the wild, ed. D. Burks, Island Press/Shearwater Books, Washington, D.C., Covelo, California, pp. 225-236.

12. Foreman D., 1995/1996. Wilderness from scenery to nature // Wild Earth, winter, pp. 8-16.

13. Foreman D., 1998. Wilderness areas for real // The great new wilderness debate, ed. B. Callicott, M. Nelson, The University of Georgia Press, Athens and London, pp. 395-408.

14. Steel St., 1998. Literature as community: the essential utility of the literature of "Earth First!" // Literature of nature. An International Sourcebook, Fitzroy Dearborn Publishers, Chicago-London, pp. 447-455.

Святой Франциск Ассизский

Святой Франциск Ассизский (1182-1226) родился в богатой семье в небольшом городишке Ассизи в Италии. Он являлся основателем Францисканского ордена монахов римско-католической церкви. Канонизирован в 1228 году Одним из первых не только в христианстве, но и западной культурной традиции стал подчеркивать духовное равноправие с природой, проповедовал любовь и сострадание ко всему живому, пытался заменить идею о безграничности владычества человека на идею равенства всех живых созданий, включая человека. В 1979 году Папа Иоанн Павел II официально назвал святого Франциска Ассизского патроном экологов. Однако в странах СНГ идеи святого не известны.

Святой видел всю природу как отражение своего создателя и именовал зверей, птиц, луну, звезды, воду своими "братьями" и "сестрами". Только землю он называл сестрой-матерью. Ко всем существам он обращался, как к своим близким родственникам. Родство ценно своей связью, но не менее ценен в нем элемент индивидуальности. Как следует обращаться с братом или сестрой? - Их не следует эксплуатировать, их надо любить и уважать из-за родственной связи. Расширение этой концепции до включения всего сущего и стало проявлением гениальности святого. Его забота о животных привела его к тому, что он не убивал их, хотя и строгим вегетарианцем не являлся. Он выступал в защиту зверей в неволе, заботился о них или освобождал. Святой спас несколько диких голубей, которых несли на базар. Святой Франциск восклицал: "Если бы я только мог предстать перед императором, я бы умолял его, ради любви к Богу и ко мне издать указ, запрещающий ловить и лишать свободы моих сестер-жаворонков". Сокол добровольно служил ему как будильник. Он уважал и неживую природу: старался не наступать на воду и почитал скалы. Он расширил концепцию сообщности до каждого природного создания. Он заставил людей кормить волка, взяв с него клятву не красть овец. Он просил императора издать указ о праздничном кормлении домашних ослов и быков накануне Рождества.

За семь веков до А. Швейцера, св. Франциск убирал червяков с дороги, где они могли быть раздавлены. Франциск в любой жизненной форме видел элемент святости. Созерцая цветок, он ощущал мистический экстаз. Он просил садовников оставлять в садах место для диких трав, дабы "красота цветов могла возвещать о возможностях отца всех существ" (Hughes, 1996), создав своего рода прообразы заказников для дикой природы.

Он верил, что природа сама по себе имеет значение, потому что создана Богом и не зависит от ценности, придаваемой ей человеком. Таким образом он предвосхитил краеугольную идею экологической этики о внутренней ценности дикой природы, разрабатываемой современными экофилософами.

По мнению святого, отношения человека с природой должны носить характер взаимозависимости. Природа значима не благодаря своей пользе для людей, но и благодаря многочисленным формам выражения благожелательного присутствия Бога (Hughes, 1996).

Франциск Ассизский подчеркивал присутствие Бога в разнообразии существ и желании того, чтобы люди радовались этому разнообразию и прославляли Бога за это. Его набожность не превращала множественность в единство, но прославляла Бога в каждом созданном существе и восхищалась их индивидуальностью.

Он считал, что восхваление должно выражаться действиями, согласующимися с уважением к созданному разнообразию, а не просто соблюдением строгого правила воздержания от причинения вреда живому. Также, по мнению святого, со всеми живыми созданиями следует обращаться как можно более мягче.

Новшеством Франциска стало его проповедывание напрямую животным и растениям. Он читал Библию птицам, цветам и рыбам. Франциск полагал, что не существа должны служить человеку, а человек существам. В этом он стал еще радикальнее джайнистов.

Святой настаивал на изначальном добре и считал животных одной семьей с людьми. Все творения, по его мнению, хороши, в них он видел Бога.

Франциску Ассизскому было понятно чувство равенства творений Божьих, чувство одинакового достоинства всех и вся, космического родства, которое вдохновило его написать знаменитый гимн:

Восхваляем Ты, мой Господь,
и за сестру луну и звезды,
которые на небе ты сотворил яркими,
драгоценными и прекрасными.
Восхваляем Ты, мой Господь,
за брата ветра и за воздух, и облака,
и ясность, и всякую погоду...
Восхваляем Ты, мой Господь, за сестру воду,
которая полезна весьма и доступна, и ценна, и чиста.
Восхваляем Ты, мой Господь,
за сестру нашу мать землю,
которая нас поддерживает и направляет,
и производит различные плоды
с яркими цветами и травой...

Франциск Ассизский умер в нищете. Говорят, что в момент его смерти стая жаворонков взлетела, чтобы сопровождать святого на небо.

Американский историк Линн Уайт-младшая справедливо назвала святого Франциска Ассизского "величайшим радикалом в христианской истории после Христа" (Уайт-мл., 1990). Действительно непонятно, как за свою "ересь" он не кончил костром - ведь жил и проповедовал свои эколого-этические идеи в средние века! Недаром однажды его чуть было не выгнали из церкви. В дальнейшем настоятели францисканского ордена отказались от большинства учений его основателя. И только в середине 1960-х годов, после большого Второго Ватиканского Совета римской католической церкви, ордену францисканцев было наказано "вернуться" к своим первоистокам. С этого времени францисканцы стали принимать самое деятельное участие в охране природы.

Таким образом святой Франциск опять вернулся к нам - возможно еще вовремя.

Литература

1. Борейко В.Е., 1998. Экологические традиции, поверья, религиозные воззрения славянских и других народов, издание второе, дополненное, Киев: Киевский эколого-культурный центр, 224 стр.

2. Герье В., 1892. Франциск Ассизский // Вестник Европы, июнь, стр. 519-545.

3. Уайт-мл. Л., 1990. Исторические корни нашего экологического кризиса // Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности, М.: Прогресс, стр. 188-202.

4. Цветочки Святого Франциска Ассизского, 1997. М.: Мусагетъ, 170 стр.

5. Hughes J. Donald, 1996. Francis of Assisi and the diversity of creation // Environmental ethics, v. 18, № 3, pp. 311-321.

Харгроув Юджин

Юджин Харгроув - известный современный американский экофилософ, один из "отцов" экологической этики. Преподает экофилософию в университете Северного Техаса. В 1974 году он практически в одиночку основал и стал выпускать четыре раза в год журнал "Экологическая этика" ("Environmental ethics"), который сейчас является наиболее авторитетным среди подобных изданий в мире. Состоит членом редколлегии английского журнала "Экологические ценности" ("Environmental values").

На постсоветском пространстве неизвестен.

Автор классического труда - "Основы экологической этики" (1988). В нем он защищает экологическую этику и обвиняет академическую философию за ее безразличие к проблемам охраны природы. Он считает очень важным разработку моральных правил для принятия решений о наших отношениях с природой. Это что-то сродни правилам игры в шахматы. Экофилософ показывает, что наша традиция уважения природы развивалась из романтической поэзии, садоводства, паркового искусства, пейзажной живописи, географии, геологии, естественной истории. По мнению Харгроува, в целом она больше отдавала предпочтения эстетической, а не этической мотивации.

"В Соединенных Штатах, в частности, дикая природа является предметом национальной гордости в течение по меньшей мере полутора столетий, и рассматривалась как особая характеристика, которая утверждает природную красоту американского пейзажа, отличающегося от европейского" (Hargrove, 1988).

По мнению экофилософа, эстетическое наслаждение от картин природы, представленных, например, на фотографиях, увеличивается, если мы знаем, что эти природные пейзажи существуют, и снижается (если не исчезает), если мы узнаем об их искусственном происхождении.

Юджин Харгроув рассматривает красоту дикой природы, как присущее добро, что-то, в заботе о чем состоит наш моральный долг. "Поскольку утрата как природной, так и связанной с искусством красоты представляет собой утрату общего добра в мире, нашей обязанностью является сохранить оба вида красоты так хорошо, как мы только можем" (Hargrove, 1988).

Харгроув полагает, что наш долг поддерживать и сохранять красоту возникает из признания того, что красота, познанная или нет, является добром. Как художественная, так и природная красота представляет собой эстетическое добро, и она образует часть общего добра, которое существует и должно существовать в мире. Наш долг поддерживать и сохранять художественную красоту является широко признанным.

Существует общее согласие среди почти всех людей в том, что произведения искусства надо поддерживать и сохранять. Мир считается лучшим из-за произведений искусства. Творение дополнительных произведений искусства считается улучшением, увеличивающим количество добра, существующего в мире. Разрушение произведений искусства является злом, потому что оно уменьшает количество добра в мире. Наш долг поддерживать и сохранять художественную красоту оказывает поддержку долгу охранять природную красоту, который также необходимо широко признать, считает Харгроув (Hargrove, 1988). По его мнению, сохранять красоту дикой природы важнее, чем сохранять произведения искусства, поскольку природная красота не существует предварительно в чьем-то воображении. Все в дикой природе красиво, все заслуживает нашего восхищения и защиты.

Если эстетически ценные природные объекты могут пострадать в результате туризма, экофилософ предлагает их закрывать для посещения, приводя аналогию с картинами. Когда начинают появляться признаки невосполнимого ущерба, то картину обычно снимают с экспонирования на постоянной основе или до того времени, пока не разработают новые технологии для экспонирования. В некоторых случаях оригиналы заменяют репродукциями.

Любопытен взгляд Ю. Харгроува на красоту дикой природы с точки зрения экологической теологии. По его мнению, Бог может рассматриваться как художник, а природные объекты, даже виды - как произведения искусства в соответствии с Божьим проектом. Такие объекты могут быть истолкованы как имеющие внутреннюю ценность, поскольку они красивы, независимо от их использования человеком, и являются стандартами красоты, установленными Богом во время творения. Таким образом, дикая природа сама по себе является собственным стандартом добра и красоты, делая уродство невозможным как продукт божеской (или эволюционной - кому это ближе) творческой деятельности. Кстати, как тут не вспомнить Декарта, который говорил, что природа должна быть сама по себе совершенной, ибо создана совершенным существом.