Дневник Метроэльфа: Расстановка
Не все составы на ночь уходят в депо, часть их остается в тоннелях, чтобы с утра сразу начать движение по линии. Это и есть – расстановка…
Все, последний поезд с пассажирами ушел передо мной. На Рязанском проспекте стоит толпа молодежи. Посигналив, проезжаю мимо. По зеркалу вижу, как один со злости пинает второй вагон.
Дурак, машина‑то в чем виновата? В том, что ты опоздал на последний? Машина хоть и железная – но живая. Может «обидеться». Иногда на пустом месте. Собираешь схему в тормоз – тряхнет так, что аж зубы клацают, и опять все нормально. Что было – черт его знает…
На Китай‑городе снова «голосуют». Каждую ночь стоят опоздавшие. На Пушкинской непривычно много народа. Милиция объясняет, что поездов больше не будет, но без толку. Люди видят, едет поезд, и мелькает надежда: «Вдруг остановится?..» Увы. Не остановится. Вам, ребята, сейчас только наземным транспортом.
– Диспетчер.
– Я диспетчер.
– Диспетчер, N‑дцатый маршрут, до станции N, далее расстановка на второй главный занятый путь, указатель номер шесть.
– Понятно, занятый путь, указатель шесть.
Практически конец смены, последний перегон. Горит все освещение, желтые сигналы вообще не видны. Они как раз находятся на уровне ламп аварийного освещения. Подкрадываюсь к красному.
– Диспетчер.
– Я диспетчер.
– Светофор такой‑то – красный.
– Понятно, следуйте согласно ПТЭ[15].
– Понятно диспетчер, согласно ПТЭ.
Проехать красный светофор не так‑то просто. Ручку в «Ход‑1», нажать педаль безопасности – и ручку в «ноль». Медленно, медленно… Чпок! Щелчок и свист воздуха из‑под вагона. Стрелка манометра тормозных цилиндров прыгнула до двух атмосфер. Машина встала колом. Это мы автостоп светофора проехали. Ручку крана машиниста до упора – шипение только усилилось. Для того чтобы ехать дальше, надо «посадить» срывной клапан. Пока тормозная магистраль разряжается – встать и замкнуть контакты УАВА[16]. И таким макаром еще пару светофоров… Вот он, шестой указатель. Мой. Я сегодня последний, за мной никого.
– Диспетчер.
– Я диспетчер.
– Диспетчер, N‑дцатый маршрут расстановку окончил.
– Понятно…
Ну, вот вроде и все? Да нет, все только начинается.
Тормозную магистраль до нуля. Выключаю все. И понеслась. Ручной тормоз закрутить до упора, а это минимум 18 оборотов. Так как я последний – те, кто поставил составы впереди, все меня ждут. Мешкать нельзя. Полубегом по вагону. Второй. Отключить все и опять ручной… Третий… Четвертый… Наконец восьмой. Язык уже висит на плече. Отпустить тормоза. Воздух выходит из цилиндров. Как вздох уставшего человека… Где эта чертова книга? Да вот она, на месте. Стандартная запись: «Состав осмотрен, закрепление диванов проверено, состав взят на ручные тормоза. Замечаний нет» – и подпись. Теперь обратно.
Темные вагоны. Свет из тоннеля отбрасывает тени. Непонятные звуки.
Кажется, состав продолжает жить своей жизнью абсолютно независимо от тебя. Что‑то скрипнуло. Где‑то слышно падение капель на крышу вагона. Закрыть за собой двери на замок. В неверном тоннельном свете мерещится движение в пустом запертом вагоне… Просто показалось.
Что‑то щелкнуло!
Становится жутковато. Незаметно для себя стараешься быстрее все закрыть. А ведь проходя по вагонам, надо еще не забыть посмотреть манометры тормозных – чтобы везде был ноль. Добрался до головной кабины, надел куртку, рюкзак на плечи… Выхожу в «трубу». Надо оглянуться на состав: так, на всякий случай. Красные фары не горят – значит, точно все выключено. Шагая по тоннелю, вижу, как в хвосте впереди стоящего поезда сидит машинист. Забираюсь в кабину.
– Блин, где тя черти носят, я тут чуть не уснул!
Иду вперед, он за мной, закрывает свой состав… Легкий непринужденный треп. Новости: что было, где было…
– А ты слышал?..
– Не, расскажи…
Так доходим до «головы». А впереди еще один состав. И все повторяется. Практически один в один, только нас уже трое.
Ну вот, составы закрыты, а до станции полкилометра ходу. Тишина… Даже тихие голоса раздаются громом в тоннеле. Шорох шагов отражается эхом от тюбингов и превращается в топот.
Кто придумал такое расстояние между шпалами? Идти же неудобно. Шаг либо слишком маленький, либо слишком большой, поэтому мы идем с правой стороны от путей. Шпалы чуть возвышаются над бетонной подложкой, если на миг отвлечешься, можно споткнуться. Мелочь, а неприятно…
Капли воды срываются с потолка тоннеля и, коротко вспыхивая в свете ламп, спешат к земле. Капля за каплей. Осень… Осень наступила там, наверху, а тут еще лето. Тоннель за лето прогрелся так, что, несмотря на промозглую погоду и относительный холод наверху, машинисты продолжают работать в одних рубашках. С середины сентября обязаны надеть галстуки – такая вот осенняя форма одежды. Интересно, какое небо там? Серое от облаков, подсвеченных городом, или черное, звездное? Хотя… какая разница?
Дежурка. Сдать реверсивные ручки, отписаться о заторможенности состава. Дежурная записывает нас – что мы вышли из тоннеля. Идем по пустой станции. Народ в оранжевых жилетах провожает нас взглядами. Пустая станция. Жужжат полотеры.
Не знаю, как другие, – а я счастлив. Ощущение легкости. Сложно передать словами… Надо это чувствовать. Наверное, каждый испытывал это чувство – счастья от хорошо сделанной работы.
Поднимаемся наверх. У входа пара слегка поддатых ребят: то ли опоздали, то ли их вывели с последнего поезда, и они не знают, как добраться до дома, метро‑то закрыто, а денег, похоже, мало…
Родная «Газель» ПВС. Ныряешь в теплое нутро и слышишь привычную шутку: «Ну что, на Ленинградку за девочками?..» Какое там. В мыслях только горячий чай и крепкий сон. Пусть всего три часа, но поспать. Чтобы с утра заново: «Осторожно, двери закрываются, следующая станция…»
А пока составы ждут машинистов в тоннеле.
Крик души машиниста
Про борьбу с терроризмом (очень сдержанно)
Мы боремся с терроризмом! Мы офигенно с ним боремся! Ставя на ночь состав на линии, мы закрываем все двери, включая торцевые, чтобы, не дай бог, никто не заминировал вагоны. Зачем их запирать – отдельный разговор (за ночь воздух из системы выходит, и двери можно разжать руками), но с начальством, блин, не спорят.
В последние дни для усиления борьбы, по ночам составы в «трубе» осматривают сотрудники милиции. Ну так, на всякий случай. Приходя с утра принимать состав, что мы видим?.. Открытые настежь торцевые двери, разжатые боковые, разблокированные дверные краны и, блин, в вагоне навалена куча. Буквально. В прямом смысле.
Терроризм, блин, не пройдет! Он вляпается в дерьмо и убежит на хрен.
Естественный вопрос: с чего я взял, что в вагоне «отметились» именно борцы с терроризмом? Отвечаю. Когда машинист ставит состав на линии, он проходит его весь насквозь, тщательно осматривая. И если видит (обычно – сначала чует), что кто‑то из наших обожаемых пассажиров нагадил, он ставит в известность дежурную по станции и машиниста‑инструктора. А там уже решается, как поступить в зависимости от размера бедствия – снять состав с линии или просто дерьмо по‑быстрому убрать. Тут никакой тревожной информации не поступало (специально потом спрашивали машиниста – он клялся, что все было нормально).
Результат: состав с дерьмом выдан на линию под пассажиров.
P.S. Я люблю свою работу, но иногда я с нее охреневаю.
P.P.S. Выговорился. Полегчало.
Глава 15