Платоническая версия синергетики

Во всем содержится доля всего

Анаксагор

В этом месте наше повествование делает круг, возвра­щаясь к началу второго раздела главы. Речь пойдет о проблемах современной науки. Они удивительно напоми­нают коллизии главных школ греческой философии. Представители ионийской школы, а впоследствии атомис-ты полагали, что основными вопросами философии явля­ются следующие: «Из чего состоит мир?», «Каково исход­ное вещество?», тогда как Пифагор и Платон считали предметом философии форму, структуру и порядок мира. Современная наука явно несет в себе неоплатонические и неопифагорейские идеи. Имеется в виду структурное само­подобие мира, в идее которого современное мышление видит универсальную парадигму реальности. Наука при­нимает платоническую версию структурного самоподобия. В метафизическом плане ее можно охарактеризовать как соединение по сущности здешнего бытия и Абсолюта. В энергийной же онтологии бытийная дистанция радикаль­нее, глубже, значительнее. Но о ней говорилось ранее, те­перь же исследуем платоническую версию и ее импликации.

Согласно Проклу, все — во всем, однако в каждом особым образом. Действительно, в сущем и жизнь, и ум; в жизни и бытие, и мышление; в уме и бытие, и жизнь; но все существует в одном случае мыслительно, в другом жизненно и третьем сущно. Прокл преследовал здесь структурные цели: все существует во всем, но в каждом специфично, так что получается картина всего в четкой раздельности и упорядоченности. Подобный взгляд на мир

1 См.: Прокл. Первоосновы теологии. М., 1993. С. 78; Лосев А.Ф. Бытие. Имя. Космос. М., 1993. С. 201, 208, 210.

 

подробно исследован А.Ф.Лосевым1. Античный космос и любая его часть совершенно тождественны. Значит космос и делим, ибо возможны любые его части, и неделим, ибо в каждой своей части он опять присутствует весь целиком и опять его можно делить сколько угодно. Атом есть космос и космос есть атом. Они делимы неделимо.

В эпоху Возрождения эту точку зрения развивал Нико­лай Кузанский в блестящих диалектических рассуждениях о единстве конечного и бесконечного. Абсолютный макси­мум есть то единое, которое есть все. В нем все, поскольку он максимум, а поскольку ему ничто не противоположно, то с ним совпадает и минимум. Тем самым он пребывает во всем: в качестве абсолюта он есть актуально все возможное бытие и не определяется ничем вещественным, тогда как от него все. Максимум и минимум, возвышаясь над всем определившимся в количестве объема или силы, заключа­ют в своей абсолютной простоте весь универсум. При этом Кузанец избегает пантеизма. Он особо подчеркивает, что абсолютное единство совершенно свободно от всякой мно­жественности. Наоборот, определившееся единство, единая вселенная, пускай она тоже единый максимум, из-за своего определения в конкретные вещи, от множественности не свободна. Бог — абсолютная чтойность мира или вселен­ной, вселенная же — та же чтойность как конкретно опре­делившаяся. Бог во всем как бы через посредничество вселенной, тогда как все — во всем и каждое — в каждом. Не множество вещей актуально присутствует в каждой, а вселенское все без множественности есть само это каждое!.

Николай Кузанский употребляет творение такому про­изведению искусства, которое, совершенно завися от идеи художника, не имело бы другого бытия, кроме этой зави­симости, от которой оно существовало бы и под влиянием которой сохранялось бы. Это подобно отражению в зерка­ле образа, при условии, что это зеркало и прежде и после отражения было бы ничем. Данная платоническая идея

1 Кузанский Н. Соч.: в 2-х т. М., 1979. Т. 1. С. 51-52, 55, 102, 109-110.

 

позволяет понять тварный мир как тип виртуальной реаль­ности, продуцируемый активностью Творца.

В современной математике структурное самоподобие мира находит отражение в объектах, имеющих дробную размерность. Такие объекты получили название фракта­лов (множеств Б.Мандельброта). Фракталы обладают свойством масштабной инвариантности, т. е. малый фраг­мент такой структуры подобен другому, более крупному или даже структуре в целом. Типичные фракталы — обла­ка или береговая линия, их рисунок сходен и повторяется в различных масштабах. Свойство фрактальности описано еще Лейбницем в его учении о монаде. По словам Лейбни­ца, монада является живым зеркалом универсума. Каждая сотворенная монада представляет весь универсум, но от­четливее всего то тело, которое собственно с ней связано. Всякая часть материи может быть представлена наподобие сада, полного растений, или пруда, полного рыб. Но каж­дая ветвь растения, каждый член животного, каждая капля его соков есть опять такой же сад или такой же пруд1. Правда, Ф.Капру отталкивает фундаменталистский подход Лейбница к монаде как истинному атому природы и элементу всех вещей. Ведь философия бутстрапа, как уже говорилось, отрицает существование каких бы то ни было фундаментальных сущностей или субстанций. Что касается действительного взаимоотношения между монада­ми, основное отличие от адронного бустрапа заключается в том, что монады не способны взаимодействовать друг с другом: у них нет «окон» и поэтому они лишь отражаются друг в друге. В адронном бустрате основной акцент прихо­дится на взаимодействие или «взаимопроникновение» между всеми частицами.

Примером платонической версии структурного самопо­добия выступают учения о глобальном эволюционизме и теория о самоорганизации — синергетика. Синергетика

1 Лейбниц Г.В Соч. М., 1982. Т. 1. С. 422, 425. См. также: Капра Ф. Дао физики. Исследование параллелей между современной физикой и мистицизмом Востока. С. 274.

 

может быть названа наукой о сложном. Она ориентирова­на на поиск неких универсальных образцов (паттернов) эволюции и самоорганизации сложных систем. Для опре­деленных классов открытых нелинейных систем установ­лено, что в таких средах потенциально существуют спект­ры структур, способные возникнуть в них на развитых стадиях процессов. Спектр структур предопределен как спектр возможностей. Синергетический стиль мышления базируется на представлениях о равноправном онтологи­ческом статусе случая и закономерности, о многовариант­ности и необратимости процессов развития и о структур­ном самоподобии мира.

В исследовании процессов познания синергетический стиль мышления усматривает соответствие между гологра-фическим мозгом и миром-голограммой. Поэтому вводится понятие «гносеологического резонанса», также снимающее субъект-объектное противостояние. Открытие предстает как узнавание мира. То, что долго вынашивалось челове­ком, вдруг узнается и признается как именно это. Так объясняется феномен дежа вю1.

Тип мировоззрения, соответствующий синергетическому стилю мышления, есть пантеизм. Действительно, если мир обладает предикатом разумности на одном из уровней своей организации (историческое человечество), он дол­жен быть разумен в целом. В подобных синергетических интерпретациях вселенная предстает как грандиозная самосознающая структура. На место абсолютного наблю­дателя классического рационализма, самодовольно созер­цающего бездны прошедшего и будущего мира, который, к тому же, полностью закончен, целиком изготовлен, прихо­дит универсальный трансличностный наблюдатель, форми-

1 Налимов В.В. В поисках иных смыслов. М., 1993. С. 109; Князе­ва Е.Н., Курдюмов С.П. Интуиция как самодостраивание // Вопросы философии, 1994, № 2. С. 110-111, 122. Дежа вю (франц. deja vu) ошибочное воспроизведение в памяти: кажется, что переживаемое теперь в прошлом уже когда-то было.

 

рующий семантический универсум. Но это уже не язычес­кий платонизм в чистом виде, он обогащен новоевропей­ским учением о личности.

Такой сниженный натурализированный персонализм напоминает гностико-романтический порыв начала христи­анской эры. В нем Ты поглощало Я в мистическом экстазе. Теперь это уже не Ты, а единственно сущее. В самопозна­нии смыкались гностик и мироздание. Для гностического персонализма характерен сниженный личный абсолют. До­статочно уже обыкновенной человеческой личности для того, чтобы познавать такой абсолют, презирая безлич­ностный мир, и даже практиковать себя самое как эту абсолютную личность. В гностических источниках Господь говорит так: «И воистину Я говорю вам: все люди суть Я, и Я есмь они». Гностическая специфика и острота начина­лись там, где учение о знании становилось лишь подразде­лом знания об абсолютной личности. Картина природы у гностиков (у Валентина) мечта и пророчество о европей­ском романтизме и его бесконечном Я. Гностики бесконеч­но драматизировали проблему познания. «Совершенное знание» переживание себя в единстве с Плермой, полнотой бытия, которой чужды разобщенность, разорванность и неведение.

Подобный взгляд получил развитие в одной из послед­них работ известного отечественного психолога С.Л.Ру­бинштейна «Человек и мир». В отношении «Я — мир» происходит становление личностного Я при условии беско­нечности (актуальной и потенциальной) и эквивалентности друг другу сторон этого отношения. Личность понимается здесь как такая часть мира, которая может включать в себя, выражать собою весь бесконечный мир. Актуальная бесконечность человека реализуется в наличном бытии в форме трансцендирования, что делает наличное бытие полем творчества. Чем глубже рефлексия, т. е. сознание все более глубоких слоев психики, внутреннего Я (вплоть до кантовского интеллигибельного Я), тем более расши­ренным оказывается трансцендирование, осознание своего

 

единства с миром как целым. В данном контексте предпо­лагается, что существование в человеке актуальной беско­нечности позволяет иметь дело с бесконечно глубоким, вневременным и внепространственным содержанием, со­ставляющим основу собственно человеческого бытия.

Позднее подобные взгляды получили развитие в экспе­риментальных исследованиях человеческой психики в русле трансперсональной психологии. С.Гроф ссылается на концепцию К.Уилбера, получившую название «проект Атман». По мнению Уилбера, мотивирующей силой на всех уровнях эволюции психики является целенаправлен­ное стремление человека к исходному космическому един­ству. Уилберовское описание сознания начинается с не­дифференцированного плеромического сознания и кончае­тся предельным единением с Абсолютом. В ходе движения сознания от обыденных состояний к трансперсональным его эволюция теряет линейную траекторию и, в определен­ном смысле, оборачивается внутрь себя. Индивид возвра­щается к ранним стадиям развития, но оценивает их более зрело. Он начинает осознавать определенные аспекты и качества этих стадий, которые неявно присутствовали, но не были узнаны в контексте линейного развития. Различие между пред- и транс- парадоксально, они не идентичны, но и не совсем различны. Таков своеобразный самоповтор психики1. Гностико-романтический порыв в современной науке закономерен. Его следовало ожидать на переломе эпох.

1 Лосев А.Ф. История античной эстетики. Итоги тысячелетнего разви­тия. М., 1992. Кн. 1. С. 255-257, 288; Рубинштейн С.Л. Проблемы общей психологии. М., 1976; Арсеньев А.С. Размышления о работе С.Л.Рубинш­тейна «Человек и мир» // Вопросы философии, 1993, № 5. С. 135, 142—143, 159; Гроф С. За пределами мозга. Рождение, смерть и трансцен-денция в психотерапии. М., 1992. С. 43, 47, 54, 108-109, 305.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Книга написана авторами по принципу «Круглого стола»: авторы ведут трудную и дискуссионную тему — судьба теории познания и новые образы знания и реаль­ности в концеXX века, предоставляя возможность выска­заться многим размышляющим над этой проблематикой, но не утрачивая, надеемся, своих голосов и мнений. Пос­ледовательный диалогизм, вслушивание в многоголосие с целью преодоления доктринального изоляционизма и мо­нодисциплинарного исследования поставленной проблемы, не столько критический анализ, сколько необходимый син­тез — вот принципы, которыми стремились руководствовать­ся авторы, считая их методологически продуктивными.

Эти идеи созвучны тенденциям постмодернизма, содер­жащего не только нетривиальные подходы к традицион­ным учениям и проблемам, но и новые методологические принципы, многие из которых несомненно плодотворны. Как известно, постмодернизм избегает всех форм монизма и универсализации, не приемлет единой общеобязательной утопии и различных явных и неявных форм деспотизма;

критически относится не только к позитивистским (логи-цистским) представлениям, но к идеалам и нормам класси­ческой науки, науки Нового времени вообще. Вместо этого — провозглашение множественности и диверсивнос-ти, многообразия и конкуренции парадигм, сосуществова­ния гетерогенных элементов, признание и поощрение многообразия современных проектов жизни, социальных взаимоотношений, философских учений и научных кон­цепций. Это предполагает переоценку фундаментализма, признание многомерного образа реальности и множества типов равносущностных отношений, а также неустранимой множественности описаний и «точек зрения», отношения дополнительности и взаимодействия между ними. Эти

 

идеи, пришедшие прежде в сферу искусства (литературу, живопись, архитектуру), сегодня приобретают общекуль­турный характер, превращаются в принципы интеллекту­альной, творческой деятельности вообще.

Преодоление тотального господства одной доктрины это не только идеологическое, но 'и методологическое тре­бование в духе постмодернизма. Приоритет должен быть отдан другим подходам: диалог и взаимодействие различ­ных учений в рассмотрении конкретных проблем; принцип диалогизма и многоголосия, «когнитивного плюрализма» (В.П.Зинченко) вместо вульгарной, механической эклек­тики. Успешно реализуются различного рода «интерфе­ренции» и новые сопряжения, как, например, у П.Рике-ра — «прививка герменевтической проблематики к фено­менологическому методу»; у К.-О.Апеля — соединение рациональных идей диалектики, феноменологии, герменев­тики и философии языка; у Дж.Верча — синтез идей М.М.Бахтина и Л.С.Выготского в диалоге со многими западными философами.

Известный в постмодернизме принцип Фидлера — «Пересекайте границы, засыпайте рвы!» — должен, по-ви­димому, работать и в философских исследованиях. В част­ности, необходимо «засыпать ров» между философией (теорией) познания и гуманитарным знанием. Господство естественнонаучных идеалов знания в гносеологии и мето­дологии науки насчитывает сотни лет. По этим образцам строились и строятся категории субъект, объект, объектив­ная истина; опыт гуманитарного познания, где интерпрета­ция и понимание являются ведущими моментами, по суще­ству не учитывался, а проблема языка не рассматривалась как фундаментальная для гносеологии. Обращение к опыту гуманитарного знания и к философским учениям, учитывающим этот опыт (например, Л.Витгенштейна, гер­меневтики), позволяет прежде всего преодолеть «прямое онтологизирование», принять осознанный плюрализм язы-

 

ков, моделей, методов и подходов в ходе интерпретации и понимания философских проблем.

Важнейшим следствием из постмодернистских идей для философии познания является необходимость «расшатать» привычное бинарное мышление в оппозициях, снять упро­щенную редукцию к оппозиции, — противоположным вза­имоисключающим моментам, по принципу «или/или». Возможные для этого пути: «герменевтический круг», гар­монизация, дополнительность, одновременность вместо или наряду с оппозицией и другие приемы, требующие содержательной рефлексии и аналитической работы.

Вместе с тем следует указать на опасности и трудности, которые поджидают нас, если мы будем исходить из базо­вых идей постмодернизма. Прежде всего это трудности объединения гетерогенных, разноплановых идей и подхо­дов. Плюрализм легко совращает, подбивает на вседозво-ленность, поэтому необходимо обосновывать «право на перенос» и сам механизм переноса тех или иных понятий, принципов, методов из оной концепции в другую, что требует предварительной рефлексии и методологической грамотности. Резко возрастает также опасность релятивиз­ма, поскольку равноправие позиций может приводить к индифферентности: «Все годится!» Очевидно, что если мы признаем многообразие подходов, в философский анализ включаем целостного субъекта в отличие от абстрактно-гносеологическогго, то проблема релятивизма в познании возникает неизбежно. К ней необходимо «встать лицом», разработать новые принципы и понятия, иначе осмысли­вающие то, что традиционно оценивалось как релятивизм, но, по сути дела, отражало «человеческое измерение» по­знания.

Обновление методологии в соединении с идеями экзис­тенциально-антропологического, социокультурного и гер­меневтического подходов может стать существенной пред­посылкой для развития философии познания в начале сле­дующего века.

 

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение ...................................