М. Ю. Лермонтов «Герой нашего времени». Можно ли Печорина считать героем?
Вайсбанд Оксана Николаевна,
учитель русского языка и литературы
МБОУ СОШ № 53 г. Кирова
«Есть два желания, исполнение которых
может составить истинное счастье
человека,- быть полезным и иметь
спокойную совесть».
Л. Н. Толстой
«Человек призван проявить в себе образ Божий
делами мудрости, правды, любви и святости.
Этими чертами бессмертия он должен
наполнить свое земное существование».
П. Д. Юркевич
Давно замечено, что человек отличается от всех живых существ тем, что ищет смысл своей жизни. Как часто люди страдают и мучаются от того, что не видят или не могут понять цели своего существования. Человек в своем бытии постоянно задается вопросом: «К чему я иду? Для чего я живу?» Конечно, ответ на это можно получить только познав себя, свою природу и Бога, ибо все мы созданы по подобию Божьему. И многие писатели стараются провести своих героев через это познание, чтобы приблизиться к Истине всей нашей жизни.
Михаил Юрьевич Лермонтов не является исключением. В своем романе «Герой нашего времени» он испытывает своего героя, постоянно сталкивая Печорина лоб в лоб с «внутренним человеком», предлагая сделать выбор в пользу добра или зла, саморазрушения или спасения. Когда у девятиклассников спрашиваешь о том, можно ли Печорина считать героем, все без каких - либо колебаний отвечают положительно. Но когда следует второй вопрос о героизме Григория Александровича, то многие ученики испытывают замешательство. Путем размышлений мы приходим к выводу, что это мужественный и смелый человек, но он не в состоянии раскрыть в себе свою истинную силу, своего «внутреннего человека» (Еф.3 ,16) и смирить себя. А значит, его героизм нельзя назвать духовным.
Упиваясь своей силой и властью над людьми или, наоборот, терзаясь внутренними муками, видя свои слабости, падения, Печорин не может смирить себя, он постоянно ищет оправдание своим поступкам и мыслям, которое соединяется в его душе с тяжким отчаянием. А что такое отчаяние в православии?
"Не уступай врагу, брат, и не предавайся отчаянию, ибо это великая радость диаволу", — учил авва Дорофей.
"Согрешать — дело человеческое, отчаиваться — сатанинское", — предупредил преподобный Нил Синайский.
Святитель Филарет Московский разъяснял: "Отчаиваться - значит самому у себя отнимать милость Божию, которую Господь каждую минуту готов подать".
Подобными рассуждениями изобилуют труды Святых Отцов. Печорин вряд ли догадывался о том. Он видит и понимает все свои пороки, но не осознает в них греха, поэтому мы и не услышим от него и слова раскаяния.
"Погубляет человека не количество, не множество грехов, но нераскаянное и ожесточенное сердце", — эти слова святителя Тихона Задонского можно бы поставить эпиграфом ко всему роману. Но в большей степени мы видим в них причину бед Печорина.
Если проследить поведение и размышления героя на протяжении всего романа, то можно увидеть, что он нарушил практически все заповеди. Но мы не можем назвать его человеком вполне чуждым религиозному переживанию, хотя бы в прошлом («чающее движение воды», «нет икон - дурной знак»). Однако нарушение Божьего Закона всюду. Так, например, Печорин, выйдя на дуэль с Грушницким, пренебрег заповедью «не убий», притом он заведомо поставил противника (хоть тот и не догадывался) в ситуацию, которая для самого героя оказалась относительно безопасна (убить безоружного, не запятнав чести, нельзя). Он же, выдержав выстрел, формально имел несомненное право распорядиться жизнью стрелявшего в него человека — всё было рассчитано с поразительной точностью.
Седьмую заповедь (о прелюбодеянии) Печорин нарушает многократно, вовсе не задумываясь о том (просто не считает это грехом).
Восьмая заповедь ("не укради") нарушается вопиюще, ибо выкрадывается не вещь, но человек (княжна Бэла), да и к похищению Карагёза Печорин причастен непосредственно.
В зависти (десятая заповедь) он признаётся себе сам, хотя и без раскаяния.
Можно утверждать, что единственным непреложным правилом, не нарушенным Печориным, была девятая заповедь (о лжесвидетельстве), хотя, должно признать, порой Печорин очень изворотлив и, не произнося лжи, ведет себя, без сомнения, лживо. Это заметно в его отношениях и с Грушницким, и с княжной: нигде ни разу не говоря и слова о своей любви (какой и нет вовсе), он не препятствует ей увериться в том, что всеми его действиями и словами движет именно сердечная склонность.
Важно осознать, что весь этот список нарушений необходим вовсе не для обличения. Он нужен, чтобы герой признал свою греховность и ступил на путь исправления и очищения. Но Печорин этого не понимает или не хочет понимать. Да, он все это хорошо осознает и вроде даже исповедуется перед самим собою (вспомним его глубокие внутренние монологи). Но эта исповедь остается безблагодатной, потому что даже наедине со своей совестью у него застлан взор. Почему? Ответ мы найдем в признании самого героя:
"Я чувствую в себе эту ненасытную жадность, поглощающую всё, что встречается на пути; я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы. Сам я больше не способен безумствовать под влиянием страсти; честолюбие у меня подавлено обстоятельствами, но оно проявилось в другом виде, ибо честолюбие есть не что иное, как жажда власти, а первое моё удовольствие — подчинять моей воле всё, что меня окружает; возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха — не есть ли первый признак и величайшее торжество власти? Быть для кого-нибудь причиною страданий и радостей, не имея на то никакого положительного права, — не самая ли это сладкая пища нашей гордости? А что такое счастье? Насыщенная гордость".
Итак, причина всему - гордыня. Она слишком сильна (Да будет воля моя!). Он ею живет, она движет всеми его действиями... А что в исходе? Смерть и страдания человеческие, как ни презирай он Грушницкого и ни пожимай равнодушно плечами перед слезами княжны. Пусть тут частный случай, да ещё в мелочном проявлении, однако в нём, как в капле, отражён общий бесчеловечный закон разрушающего начала. Герой ищет себя, ищет мучительно смысл своей жизни... и не находит. Для него не существует ни любви, ни счастья. Тогда Печорин ищет удовольствия, но и они не приносят удовлетворения.
"В первой моей молодости, с той минуты, когда я вышел из опеки родных, я стал наслаждаться бешено всеми удовольствиями, которые можно достать за деньги, и, разумеется, удовольствия эти мне опротивели. <...> Тогда мне стало скучно".
Именно пресыщение чувственными удовольствиями и рождает в нем гордыню. Причем Печорин превозносит ее как высшую ценность человеческого бытия. Но понимание этого не приносит счастья герою, так как он желал получать, а не отдавать.
"Моя любовь никому не принесла счастья, потому что я ничем не жертвовал для тех, кого любил: я любил для себя, для собственного удовольствия..."
Герой понимает простую и вместе с тем важную истину: любовь не ищет своего. Печорин не знал истинного чувства, но... "Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь" (1 Ин. 4, 8). Получается, что в спасении он сам себе отказал. Но герою страшно в этом признаться. Он мучительно ищет для себя какие-то смягчающие обстоятельства, которые помогут избавиться от всех обвинений самого строгого судьи - собственной совести.
Так кто же виноват? Окружающие, обстановка, общество, рок (фатум)... Печорин чувствует себя своеобразным орудием в руках кого-то более могущественного, нежели человек. А раз так, то чего ради суетиться и чего-то желать, когда всё определяет посторонняя воля, безликая ли судьба, всемогущий ли Бог? А это и крах всех честолюбивых притязаний: нечего тешить себя иллюзией, мнить себя творцом развивающейся драмы. Судьба заставляет лишь участвовать в пошлой мещанской истории. И ты сам становишься лишь послушной марионеткой в руках неведомого кукловода. И каков же смысл в той страстной мольбе: да будет воля моя? Эти мысли приводят к глубокому разочарованию и отчаянию.
Но и здесь есть выход: признать Промысел Божий, который всегда направлен не на разрушение, а на созидание, на создание лучших условий для человека в деле его спасения. Единственное, что требуется от спасаемого, - это непременное напряжение собственной воли в устроении своей судьбы. Но это нелегко, тут требуется подвиг. Подвиг веры. А этого-то как раз и недостает Печорину, да и всякому «лишнему человеку». Вот потому-то и закрыта для героя возможность богопознания, и он завершает свой путь духовной гибелью: автор отправляет Печорина в Персию, не на край света, но... на край жизни.