РђРЅРЅР° Борисова Vremena goda 2 страница

Завтра же День Победы, вспомнила Вера. Наши там тоже все принарядились, ордена и медали надели. Чуднó, конечно, увидеть посреди Нормандии такого деда. Хотя, с другой стороны, чему удивляться? Знала же, куда еду.

Даже приятно стало, что первый, кого она видит из здешнего контингента, так похож на обычных домветовских обитателей. Вера вообще-то ожидала увидеть во «Временах года» совсем другую публику.

– Здравствуйте! – громко сказала она. – С наступающим вас! Я из Москвы приехала. На стажировку. Вероника Коробейщикова. Можно просто «Вера». С днем великой победы!

Она знала: для стариков День Победы – самый главный праздник. Потому так торжественно и выразилась.

Старик подошел и оказался не очень-то старым, то есть даже вовсе не старым. Крепкий мужчина среднего возраста, с аккуратно подстриженными седыми усами, движения бодрые. Семьдесят три – семьдесят четыре, определила Вера, хоть выглядит на десять лет моложе. В возрасте стариков она редко ошибалась. Опыт.

– Здравствуй, красавица. – Военный человек (две полосы, три звезды – это майор или полковник?) с удовольствием рассматривал Веру. – Было бы с чем поздравлять. Дурное дело – позавчерашним победам радоваться.

Она подумала, что ослышалась или не так поняла. Ветеран невесело усмехнулся в усы.

– У нас, как известно, два повода для национальной гордости. Гагарина в космос послали и немцев победили. Одной победе полсотни лет, другой шестьдесят пять. Новых побед в обозримом будущем не предвидится. Вот и радуемся старым. Уж и страны нет, которая победы одерживала, а всё в трубы трубим.

Дед был, кажется, не совсем обычный. Вера с любопытством спросила:

– Что ж вы мундир надели, ордена?

В наградах она, благодаря рассказам Марлена Федоровича, разбиралась лучше, чем в погонах. Орденов у ветерана было три, и все небоевые: «Знак почета», «Дружба народов», «Трудовое красное знамя».

– В прежние времена на флоте это называлось «показывать свои цвета». В смысле, демонстрировать национальный флаг. Для этого военные корабли специально заходили в иностранные порты. Чтоб в мире помнили: есть на свете такая держава. Вот и я тоже разрядился папуасом, чтоб напомнить французам: была на свете великая держава серпа и молота. – Он постукал себя по кокарде. – Была и снова будет. Когда-нибудь. Я-то не доживу, а ты – запросто. Ничего, что я на «ты»?

– Очень хорошо. Мне так даже приятней.

– Красивая, – повторил РѕРЅ. – Настоящая природная красавица. Брови, глаза, румянец – хоть РЅР° обложку журнала. Только зачем же ты, дочка, себя уродуешь? Оделась, будто РЅР° овощебазу. Платком повязалась. Картина художника Лебедева В«Рабфаковка СЃ портфелем».

К критическим замечаниям по поводу ее манеры одеваться Вера привыкла. Берзин называл ее стиль «С amp;А», что расшифровывалось «Cheap and Awful». Если бы работодатель знал, что она покупает вещи даже не в дешевом универмаге, а на китайском рынке, вообще бы в обморок упал. Но тратить деньги на брачное оперение, которое тебе никогда не понадобится, Вера считала глупостью. Одежда должна быть зимой – теплой, летом – легкой и в любое время года удобной. Точка. Она и сама никогда не обращала внимания, кто как одет. Берзин говорил, что у нее мужской взгляд, что она не видит деталей, а срисовывает только общее впечатление: этот человек стильный, тот безвкусный, этот богатый, тот бедный, этот свой, тот чужой.

Слова ветерана Веру насмешили. Рабфаковка СЃ портфелем!

– Без платка у меня вот что.

Сняла бандану, тряхнула головой – стала похожа на дикобраза.

Ветеран присвистнул:

– Другая за такую роскошь удавилась бы, а ты прячешь! Беда с вами, умными девочками. Боитесь быть слишком красивыми.

– Почему вы решили, что я умная?

Она еще больше развеселилась. Дедушка, кажется, был в самом деле занятный.

– Глазки ясные. Это хорошо, что умная. Будет с кем поговорить. Сама-то замужем? Нет? Но кавалер-то есть, как не быть.

Вера с улыбкой покачала головой.

– Тогда имею на тебя виды. Не для себя, не думай. – Подмигнул. – Для внука. Он у меня парень неплохой. Приедет – познакомлю. Позвольте официально представиться. Ухватов Валерий Николаевич, полковник Комитета государственной безопасности. В глубокой отставке. – Ветеран лихо отсалютовал. – Значит, Верочка, прислали тебя набираться опыта? Как лучше пестовать старпёров буржуйского сословия?

– Почему только буржуйского? Разве РІС‹ буржуй?

– РЇ нет. РЇ осколок империи. Зато сынуля РјРѕР№ – первосортная акула капитализма. Это СЏ РЅР° его денежки тут припухаю. РћРЅ Сѓ меня коррупционер, – РїРѕСЏСЃРЅРёР» Валерий Николаевич так, словно речь шла Рѕ вполне обычной профессии. – РЇ-то, РєРѕРіРґР° его отдавал учиться РІ Вышку, РІ Высшую школу КГБ, думал, смену выращу. Хороша смена. Только умеют, что крышевать РґР° отпиливать. РњС‹ РІСЃРµ были РІРѕРёРЅС‹. Тоже РЅРµ без СѓСЂРѕРґРѕРІ, конечно, РЅРѕ большинство служили Делу. Рђ эти нынешние – торгаши продажные. РњРѕР№ Петька РїРѕ СЂРѕРґСѓ службы приставлен Р·Р° таможней бдить. Дачу РЅР° Рублевке себе набдил, пентхаус СЃ РІРёРґРѕРј РЅР° РњРѕСЃРєРІСѓ-реку. Папаню СЃСЋРґР° РІРѕС‚ РЅР° санаторные харчи пристроил. Был Р±С‹ СЏ Тарас Бульба – СѓР±РёР» Р±С‹ стервеца. Рђ СЏ ничего, пользуюсь. Р–РґСѓ, РїРѕРєР° РІРЅСѓРє вырастет.

Вера занималась тем, чем она занималась, потому что старики были ей по-настоящему интересны. Она не имитировала внимание, когда слушала их нафталиновые рассказы, все эти истории о незадавшейся жизни. А какой еще может быть жизнь человека, доживающего свои дни в богадельне, пускай даже шикарной?

– Р’С‹ были разведчиком? Р—РґРѕСЂРѕРІРѕ! Расскажете? Или нельзя?

– Гриф секретности СЃРЅСЏС‚. Раньше РІ газетах имелась СЂСѓР±СЂРёРєР°: «Теперь РѕР± этом можно рассказать». Были Р±С‹ слушатели. – Валерий Николаевич СЃ преувеличенной галантностью предложил локоть, Вера изобразила книксен. РћРЅРё медленно пошли РїРѕ аллее вдоль газона. – Комитет был разветвленной организацией. Фактически параллельной структурой госаппарата. РќР° этой кристаллической решетке держалась РІСЃСЏ империя. Разведчиком, Верочка, СЏ РЅРµ был. РЇ работал РЅР° фронте международного сотрудничества. Р’ РєР°-Р·СЌ-СЌРј, потом РІ СЃСЃРѕРґРµ, потом десять лет РІ международном отделе вэцээспээс курировал контакты СЃ иностранными РјРѕСЂСЃРєРёРјРё профсоюзами. РќР° каких только РјРѕСЂСЏС… РЅРµ плавал, РіРґРµ только РЅРµ побывал!

– У меня есть знакомый моряк. Тоже в доме ветеранов живет. Не в таком, конечно, – сказала Вера. – А что такое… вот эти все аббревиатуры?

– Комитет защиты РјРёСЂР°, РЎРѕСЋР· советских обществ дружбы. Что, Рё ВЦСПС РЅРµ знаешь? Р­С…, племя молодое, незнакомое. Короче, занимался СЏ международной солидарностью трудящихся. Важное дело. Стратегическое. Было время, оказывали РјС‹ поддержку рабочему классу РІРѕ всем РјРёСЂРµ. РЈ самих, как говорится, РІ Р±СЂСЋС…Рµ щелкало, Р° помогали. Теперешние наши вожди только пыжатся, РїСЂРѕ великую РРѕСЃСЃРёСЋ болтают. Рђ нет никакой великой РРѕСЃСЃРёРё. Р’РѕС‚ Советский РЎРѕСЋР· был великий. Треть РјРёСЂР° РњРѕСЃРєРІСѓ слушала, РѕС‚ Бранденбургских РІРѕСЂРѕС‚ РґРѕ Африки. Нынче весь наш лагерь – Абхазия СЃ Южной Осетией. И те фордыбачат.

– А зачем нужно, чтобы Африка слушала Москву? – спросила Вера. Не для спора, она со стариками никогда по политическим вопросам не полемизировала. У каждого свое кредо и своя правда. Если человек горячо рассказывает про свои убеждения, это всегда интересно.

– Такая у нас страна, Верочка. Исторически, энергетически, духовно. Одно слово: держава. Миссия всякой державы – собирать вокруг себя народы. Не сосать из них соки, а питать своей кровью. Мы, Советский Союз, так всегда и делали. А когда отступились, то утратили право называться державой.

Интересный человек этот Ухватов. С какой силой говорит – заслушаешься. Всё-таки у меня самая лучшая профессия на свете, подумала Вера.

– Полтысячелетия наши предки Третий РРёРј строили, – горячо Рё серьезно втолковывал ей бывший полковник госбезопасности. – Хорошо ли, плохо ли, РЅРѕ СЃ полной отдачей. РќРµ жалея живота своего. Православие-самодержавие или социализм-РєРѕРјРјСѓРЅРёР·Рј – неважно, как называется идеология. Суть РІ том, через какую точку РїСЂРѕС…РѕРґРёС‚ силовая РѕСЃСЊ РјРёСЂР°. Р’РѕРєСЂСѓРі какого стержня земля вертится. Две трагические потери Сѓ нас РІ двадцатом веке случились. Два удара, РѕС‚ которых РІСЃС‘ рухнуло.

Вера попробовала угадать, что РѕРЅ имеет РІ РІРёРґСѓ. Революцию? Р’СЂСЏРґ ли. РћРЅ ведь Р·Р° РЎРЎРЎР. Горбачева? РќРѕ РїСЂРё чем тогда «трагическая потеря»?

– Какие два удара?

– Убийство Петра Аркадьевича Столыпина и смерть Юрия Владимировича Андропова. – Ухватов вздохнул. – Если б Столыпин в 1911 году не погиб, нам не пришлось бы производить капитальный ремонт государства, полную его перенастройку. Такой кровью, такими жертвами. А с Юрием Владимировичем… Эх, сколько надежд с ним было связано! Только начал он счищать с нашего днища всю налипшую грязь, гнилые водоросли – всякий корабль обрастает в долгом плавании дрянью – и на́ тебе. Год всего у штурвала простоял. А потом началось… Слабые, мягкожопые столпились на капитанском мостике, застрекотали, забазарили, переругались и вмазались-таки в рифы… Я быстро всё понял. Ушел в отставку, когда Горбач, иуда, объявил про уход из Афганистана. А между прочим, Верочка, был я уже на генеральской должности. М-да… Через пять лет в органах вообще никого из старой гвардии не осталось. Настало время лавочников в погонах…

Валерий Николаевич вдруг остановился. Навстречу по дорожке медленно и важно двигалась полная женщина в кожаном плаще и больших темных очках. Из-под голубоватого завитка тщательно уложенных волос сверкнула золотом увесистая серьга. Хоть дама, в отличие от Ухватова, была без мундира и советских орденов, ее национальная принадлежность никаких сомнений не вызывала.

– О, еще один обломок кораблекрушения дрейфует, – шепнул Ухватов. – Вот такие, как эта мадам, державу и потопили. На дачу с теплым сортиром променяли. Как у Багрицкого: «От мягкого хлеба и белой жены мы бледною немочью заражены». Пойду я, Верочка. Меня от коровы этой блевать тянет. Увидимся.

Шутливо вскинув ладонь к козырьку, полковник свернул к фонтану. А Вера улыбнулась приближающейся старухе. Возраст: семьдесят семь – семьдесят восемь. Одышка, походка артритическая, цвет лица пастозный.

– Здравствуйте. Меня зовут Вера Корбейщикова. Я приехала на стажировку.

– Из Прибалтики? В обслугу? – непонятно спросила та. Удивительная манера смотреть на людей: сверху вниз, хоть сама на полголовы ниже. Возможно, какая-то проблема с шейным отделом позвоночника. – Ну, старайся, старайся. Поменьше тут хвостом верти. А то знаю я вас. Чуть оглядитесь – и шмыг замуж за француза. Неохота вам за пожилыми людьми ухаживать.

– Мне как раз охота. Я врач-гериатр. Из Москвы.

– Врач? – Дама покачала головой. – Представляю себе. Кидают на пенсионеров кого не жалко. Врач! Тебе сколько лет, милая?

– Двадцать пять. Почти.

Вера улыбалась. Когда работаешь со старыми людьми, главное – терпение и не раздражаться. Очень часто они рявкают и грубят просто потому, что неважно себя чувствуют или болит что-нибудь. Молодой тоже, если, например, с утра зуб прихватило, рычит на всех волком. А для пожилого человека физический дискомфорт – постоянный спутник жизни.

Улыбка подействовала. Суровая тетя смягчилась.

– Клара Кондратьевна Забутько. Мой покойный супруг был вторым секретарем обкома. – И зачем-то прибавила, со значением. – По идеологии.

– Надо же, – почтительно протянула Вера. – По идеологии!

Сама подумала: полковник КГБ, вдова партийного секретаря. Неужели тут весь контингент такой?

Она собиралась спросить, в какой части страны трудился на своем ответственном посту товарищ Забутько – старушке это было бы приятно, но сбоку кто-то крикнул:

– Доктор Коробейщикова! Тысяча извинений! – Прямо по траве, широко шагая и маша рукой, шел стройный мужчина в голубой куртке, белых брюках. Седая шевелюра рассыпáлась по плечам. – Не мог раньше! У меня был разговор с председателем Совета резидентов. Я директор, Люк Шарпантье… Бонжур, прекрасная мадам Забутько. Эти серьги прелестно оттеняют колёр ваших волос.

Он элегантно клюнул даму массивным носом в запястье. Клара Кондратьевна зарделась, легонько хлопнула куртуазника по затылку.

– Хохмач!

Директор распрямился. Пожал стажерке руку. Господин Шарпантье не попадал в возрастной диапазон, с которым она обычно имела дело, поэтому точно определить, сколько ему лет, Вера бы не взялась. Наверное, около шестидесяти. Но в супер-форме. Морщины только там, где они красят, а не уродуют. Белейшие, причем собственные, зубы. Небольшие, цепкие глаза с ярким молодым блеском. Ни грамма лишнего веса. Золотая цепочка, львиная грива и перстень на пальце, пожалуй, лишнее. И без этого оперения директор был бы красавец. («Периода полураспада», прибавил бы злой на язык Берзин.)

По-русски директор говорил бегло, даже как-то по-щегольски, только звук «р» в горле раскатывал: «дихэктох», «пхэлестно». Нагрудная табличка на двух языках: «Dr. Luc Charpentier» и крупными буквами: «ЛУКА ИВАНОВИЧ».

– Моего отца звали Жан, поэтому «Иванович», – ослепительно улыбнулся Шарпантье. – Резидентам приятнее иметь дело СЃ человеком, которого можно звать РїРѕ имени-отчеству. Некоторые меня называют «доктор Плотников». РџРѕ-французски РјРѕСЏ фамилия значит «плотник».

Вера кивнула: знаю.

– Клара Кондратьевна, я похищаю у вас нашу гостью. С грацией танцора Шарпантье приобнял Веру за талию, повлек за собой.

– Ты поосторожней с ним, моральным разложенцем, – крикнула вслед госпожа, вернее товарищ Забутько. Но крикнула без осуждения, скорее одобрительно.

Рђ Вера Рё так уже видела, СЃ кем имеет дело. Ей РІСЃСЋ жизнь везло РЅР° альфа-самцов. Притом что сама РѕРЅР° Рє этому мужскому типу была абсолютно равнодушна. Победительность Рё напор РЅР° нее РЅРµ действовали. Разве что РІ отрицательном смысле.

Вести себя СЃ этой публикой РѕРЅР° давно научилась. Рецепт РїСЂРѕСЃС‚: держи дистанцию Рё никаких женских РёРіСЂ.

– РЇ очень рассчитываю РЅР° вашу помощь, – сказала РѕРЅР° серьезно. – РњРЅРµ нужно столькому научиться. Нам ведь РІ РРѕСЃСЃРёРё придется РІСЃС‘ создавать СЃ нуля.

И директор сразу перестал строить глазки. Талию отпустил. Так-то лучше.

– Знаю. Видел. Вы храбрая женщина, мадемуазель Вероника. Ваши дома престарелых («пхэстахэлых») – это ужас. Поместить бы туда Клару Кондратьевну, пусть только на одну неделю. – Он мечтательно улыбнулся. – Но нет. Даже ей я этого не желаю. Хотя, конечно, она очень утомительная особа.

– Откуда у вдовы советского партработника средства оплачивать всё это?

Вера кивнула на замок, фонтан, чудесные клумбы.

– Рћ, эта РїРѕСЂРѕРґР° людей оказывается наверху РїСЂРё любой политической системе. Сын мадам Забутько служит РІ РјРѕСЃРєРѕРІСЃРєРѕР№ РјСЌСЂРёРё РЅР° очень, как это называется, хлебной? Да, хлебной должности. РЇ понимаю, Сѓ каждой страны СЃРІРѕРё особенности. РњРЅРµ объяснили, что РІ РРѕСЃСЃРёРё многовековая традиция: кто верно служит государству, тот получает неофициальную привилегию извлекать РґРѕС…РѕРґ РёР· своей должности. РЈ нас, конечно, невозможно представить, чтобы служащий парижской РјСЌСЂРёРё платил частному maison de retraite[3] шесть тысяч РІ месяц Р·Р° содержание матери. Налоговая полиция немедленно, как это, сядет ему РЅР° С…РІРѕСЃС‚?

Вера нахмурилась. Неприятно, когда иностранец со снисходительной миной тыкает тебя носом в недостатки твоей страны. Наши болячки мы вылечим сами, без чужих. Не всё сразу. И где, спрашивается, был бы этот «Лука Иванович» без клиентов вроде Клары Кондратьевны Забутько или Валерия Николаевича Ухватова?

– Объясните, пожалуйста, как во Франции устроена система «мезон-де-ретретов»?

Она еще чуть-чуть подсушила тон. Французский термин употребила за неимением эквивалента в русском языке. Язык не повернулся назвать «Времена года» «домом престарелых» или «домом ветеранов».

Шарпантье остановился, горделиво обвел рукой свои владения:

– У нас все-таки не обычный maison de retraite, а résidence service, «резиденция с обслуживанием».

– В чем разница?

– Maison de retraite может быть публичным. Нет, правильно сказать «общественным», РґР°? РЇ знаю, «публичный РґРѕРјВ» – совсем РґСЂСѓРіРѕРµ. – РћРЅ засмеялся. Вера же РЅРµ улыбнулась, изобразила сосредоточенное внимание: типа «пожалуйста, РЅРµ отвлекайтесь». Директор РІР·РґРѕС…РЅСѓР» Рё продолжил, слегка поскучнев. – Р’ maison de retraite РјРѕРіСѓС‚ попасть РІСЃРµ пожилые люди, кто хочет. Платит частично государство, частично муниципалитет, частично сам человек – РёР· своей пенсии. Сведения Рѕ стариках, нуждающихся РІ размещении, собирают Centres Locaux d’Information et de Coordination gГ©rontologique, центры геронтологической информации Рё координации. Если пенсионер РїРѕ состоянию Р·РґРѕСЂРѕРІСЊСЏ может жить автономно Рё РЅРµ хочет РЅРёРєСѓРґР° переезжать, ему помогают РЅР° РґРѕРјСѓ. Размер денежного РїРѕСЃРѕР±РёСЏ определяется индивидуально, РІ зависимости РѕС‚ СѓСЂРѕРІРЅСЏ РґРѕС…РѕРґРѕРІ Рё, как это, степени автономности, так?

– Самостоятельности, – кивнула Вера.

– Спасибо, «самостоятельности». Ну, а как это пособие тратить – на жизнь в maison de retraite или на независимое существование, человек решает сам.