Безбожие — разложение и гниение
— Итак, граждане, — обратился Уральцев к публике, — нашего докладчика во всем постигла неудача. Заявил он прежде всего, что Бога нет. Но доказать этого не мог. Да и никто этого доказать не может, даже все атеисты всего мира, потому что это очевиднейшая ложь. Скорее можно поверить, что солнца нет, что мир не существует, что нас самих нет, чем поверить этой возмутительнейшей и нелепейшей лжи, что Бога нет. Не без причины же сами атеисты, отвергнув Истинного Бога, придумали своих богов и в то же время остановились в изумлении перед Абсолютной Сущностью, существование Которой даже для них бесспорно. По этому поводу очень меткую характеристику атеистам дал светский писатель, Н.В. Гоголь. «Только одни задние чтецы, — писал он, — привыкшие держаться за хвосты журнальных вождей, еще кое-что перечитывают, не замечая в простодушии, что козлы, предводившие их, давно уже остановились в раздумье и не зная сами, куда повести заблудшие стада свои»[67]. Еще прямее выразился об атеистах знаменитый астроном Фламмарион: «Если они, — заявлял он, — станут упорно отрицать Верховную Творческую Мудрость, мы принуждены будем сомневаться в их умственной способности»[68]. По характеристике же Э. Реклю, этого парижского коммунара, они бессмысленнее и бесчувственнее даже животных, ибо и те инстинктивно чувствуют Бога и по-своему преклоняются перед Ним.
Затем наш уважаемый докладчик пытался доказать, что наука отвергает Бога. Тут его постигла еще большая неудача. Нами было раскрыто, что именно наука подтверждает существование Бога.
Наконец, докладчик сделал не менее отчаянную попытку доказать, что вера в Бога и вообще религия есть продукт дикарского мировоззрения. Ему очень хотелось представить религиозных людей, верующих в Бога, какими-то остатками от темного прошлого, невеждами, дикарями. Но оказалось, что сам докладчик и его единомышленники бесконечно невежественнее, темнее, грубее, а главное — жесточе самых свирепых и самых глупых дикарей и их кровожадных богов. Оказалось даже, что дикари во многом чище, нравственнее, благороднее и честнее цивилизованных народов нашего времени.
Мы выяснили, что религия — не изобретение человека, а проявление врожденного его чувства. Она составляет основу жизни, как корень дерева. Жизнь без религии это все равно, что жизнь без дыхания, без воздуха. Такая жизнь немыслима. Это — не жизнь, а смерть. И даже хуже смерти: это разложение и гниение. Именно к разложению атеисты ведут человечество. Мы же указываем путь к Богу, к вечной и блаженной жизни.
Уральцев сошел с кафедры под гробовое молчание всего зала. Публика, испугавшись угроз Кацмана, не посмела уже проявлять своих чувств. Это вынужденное молчание было поразительной иллюстрацией к заключительным словам Уральцева, что безбожие — смерть. Один только безбожник своими угрозами превратил торжествовавшую аудиторию в молчаливую могилу. А что же могут сделать сотни, тысячи таких безбожников, как Кацман?! От них вся Великая Россия стала смердящим трупом, оживить который может только Христос — Наша Истинная Жизнь!
Перерыв диспута
Все ждали, что Степанов сейчас же разразится злой, кощунственной речью. Но этого не произошло. Посмотрев на часы, Степанов заявил:
— Поздно уже продолжать собрание. Назначаю на завтра, в 6 часов вечера второе собрание, которое будет продолжением настоящего. Настоящее же объявляю закрытым, — властно он провозгласил и, забрав свой портфель, пошел к выходу. За ним шумно двинулись и все его товарищи. Собрание же расходилось молчаливо, подавленное и устрашенное угрозами всесильного представителя советской власти. Всю ночь жители п. Климентьево ждали обысков, арестов и расстрелов. Опасаясь нападения на свою квартиру, Онисим Васильевич пошел ночевать к одному из своих друзей. Туда же направились и несколько лиц наиболее близких Уральцеву. Они долго советовались со своим любимцем — учителем о том, что предпринять. Некоторые из них были так уверены в неизбежном аресте Уральцева, что советовали ему сейчас же, ничуть не медля, спасаться бегством из п. Климентьево. Другие же настаивали лишь на том, чтобы завтра Онисим Васильевич отказался от собрания под каким-нибудь предлогом: внезапной ли болезни, или по другой какой-нибудь причине. «Пусть поторжествует этот жид, — говорили они, — это, может быть, смягчит его и успокоит». Но дерзновенный Онисим Васильевич не послушал ни того, ни другого совета. Он твердо решил завтра выступить с обличениями против Степанова. «А там, что Бог даст», — сказал он себе.
Ночь прошла в п. Климентьево, к удивлению его жителей, спокойно: никто не был ни расстрелян, ни арестован. Но опасения Онисима Васильевича относительно квартиры были не напрасны: в эту ночь ее посетили какие-то неизвестные вооруженные лица и спрашивали хозяина. Нет никакого сомнения, что будь он дома, он был бы убит этими ночными посетителями. Онисима Васильевича не устрашило, однако, это ночное посещение квартиры вооруженными лицами. Он не изменил своего решения о выступлении на собрании. К назначенному времени он аккуратно прибыл на собрание. Степанов же явился со своей, товарищеской свитой с большим запозданием. Публики собралось такое множество, что в зале происходила давка. Многие же совсем не могли попасть в помещение и бесцельно толпились около него, на улице.
Пролетарская культура
Собрание началось лишь в 7 часов речью Степанова. Говорил он как-то вяло, путался, повторялся, вообще был, как характеризуют ораторов в таких случаях, не в ударе. Только к концу речи он воодушевился. Злые языки говорили, что Степанов и его товарищи всю ночь кутили и развратничали и что он не успел проспаться к собранию, как следует. Речь его, длившуюся довольно долго, мы передадим в изложении лишь основных ее положений. Степанов прежде всего повторил главные тезисы своего доклада о пролетарской культуре. В центре всего мира он ставит человечество, служение только ему и больше никому. Пролетарская культура объединяет человечество в одно целое, делает его единым, неразрывным, равным себе во всем. Пролетарская культура ставит развитие человечества на единственно верный, единственно правильный путь. Прогресс приводит человечество к полному торжеству над силами природы. Оно всех и все покорит себе, ни в чем не будет нуждаться. Тогда жизнь его будет сплошным счастьем. Но на пути этого величественного прогресса, ведущего к столь заманчивой цели, стоят разные препятствия, в том числе и религия, вера человека не в себя, не в свои собственные силы, а в каких-то богов и в их помощь. Пролетарская культура ставит своей первейшей задачей — разрушить все эти препятствия, сделать путь прогресса гладким, ровным, успешным. Одно лишь устранение этих препятствий есть уже величайшая победа пролетариата.
— Могло многим показаться, — продолжал Степанов, — что вчерашние наши прения о Боге и религии не имеют никакого отношения к пролетарской культуре вообще и к моему докладу — в частности. На самом же деле они касаются самого существа пролетарской культуры, самой сердцевины прогресса, самой, так сказать, души человечества, это — самый тяжелый тормоз развития человечества. Религия обессиливает человечество, подчиняет его несуществующим каким-то божественным силам, делает его послушным рабом чужой воли — воли каких-то фантастических богов. Наш долг, долг представителей пролетарской культуры, разрушить эту позорную зависимость человечества от опасных миражей, сокрушить этих богов и сделать человечество вполне свободным, ни от кого и ни от чего не зависимым. И это пролетарская культура несомненно сделает.
Нет и не может быть места в социализме какой бы то ни было религии. Ибо всякая религия есть оковы. Их нужно сбросить, какие бы средства и меры для этого ни потребовались. Когда какой-нибудь зверь попадает в капкан, он не задумывается перегрызть собственную лапу или хвост, лишь бы освободиться от капкана, так тяжелы оковы даже для зверя. Для сознательного же, разумного человека, понимающего всю беспредельную ценность свободы, они еще тяжелее. К счастью, самые оковы эти, называемые религией, показывают, что в человечестве живет творческий дух, который в конце концов и приведет к полному освобождению от этих гнетущих его страшных оков. Ведь что такое в действительности все эти боги разных религий? Это — изобретение собственного человеческого духа. Уже греческий философ Ксенофан высказал мнение, что если бы быки или львы имели религию, то они своего бога представляли бы в образе быка или льва. Человек же представляет богов в виде человека — с головой, руками, ногами, существами говорящими, думающими, повелевающими. Чрезвычайно метко выразился по этому поводу известный физик и сатирик Лихтенберг, что не бог создал человека по своему образу и подобию, а наоборот — человек создал Бога по своему, т.е. человеческому, образу. Человечеству ничего не стоит отрешиться от собственных созданий. Антропоморфизм — хороший показатель. Он свидетельствует о творческой силе человечества. Если оно сумело создать богов, то оно же сумеет и сокрушить их. Пролетариат, как передовой авангард человечества на великом пути прогресса, уже сокрушил их. Самопознание человечества растет, ширится, развивается; а с развитием его человечество отречется от прежних своих суеверий и заблуждений.
На эту тему Степанов долго говорил и все общими местами, избитыми, заезженными. Уральцев все ждал, когда же он приступит к опровержению его речи. А тот все продолжал ораторствовать, повторяясь и путаясь, о значении пролетарской культуры, о прогрессе, о торжестве будущего человечества. «Должно быть, так и не коснется моих возражений», — решил про себя Онисим Васильевич. Но именно в этот момент, как бы отвечая на мысль своего возражателя, Степанов коснулся, наконец, вчерашней его последней речи.