Религии — результат экономического развития

— Наш спор о Боге, — начал Степанов, обращаясь к аудитории, — совершенно неправильно поставлен на научную почву, этот вопрос совсем не научный, а исторический и экономический. На научной почве его нельзя решать уже по одному тому, что наука вещь весьма гибкая и растяжимая: ее, как резину, можно тянуть в какую угодно сторону. Наука постепенно развивается и совершенствуется, обогащаясь все новыми открытиями, оплодотворяясь новыми гипотезами и аксиомами. Нередко новые открытия производят в ученой области целые революции, потрясая до основания научные знания, разрушая в прах прежние гипотезы и истины. То, что до новых открытий признавалось в науке незыблемым, бесспорной истиной, вечным законом, оказывалось заблуждением. Современная, например, физика совсем не похожа на ту, которую мы изучали 20–30 лет назад. Иначе она теперь учит о таких физических явлениях, как материя, свет, теплота. Для ученых нашего времени прежняя физика представляется забавной вещью, о которой даже нельзя говорить серьезно. Такие перевороты происходят и в других научных дисциплинах. Науки быстро растут, появляются все новые и новые отрасли знаний. Даже солидные ученые нашего времени едва справляются с одною только своей специальностью, если, конечно, они серьезно относятся к ней; в других же областях они круглые невежды, дикари, ничего не знающие, и ничего не смыслящие.

Как можно на основании естественных наук решать вопрос о Боге или религии, когда они не входят не в какую отрасль науки. Было бы нелепо спрашивать, например, механика: на какой почве лучше родится капуста, а у астронома узнавать что-либо относительно медицины. Еще нелепее приводить мнения или взгляды астрономов или физиков по вопросам религии, что делает мой возражатель. Астроном авторитетен лишь в своей специальности — астрономии, а физик в своей — физической области. Но богословские их мнения не имеют никакого значения, цена им, как говорят, ломаный грош. Вопрос о религии, если и может быть признан вопросом научным, то лишь в исторической обстановке; происхождение религии, как я уже сказал, вопрос исторический.

Не к физике и не к астрономии мы должны обратиться за его разрешением, а к истории и географии. Эти науки неразрывны между собой и дополняют одна другую, так как география есть не что иное, как история в пространстве, точно так же, как история есть география во времени. К ним мы и обратимся, чтобы знать, кто создал для человека богов и откуда и как возникла у народов религия.

Кропотливые ученые собрали богатый материал по вопросу о происхождении религии и веры в Бога, и на основании этого материала он разрешен вполне удовлетворительно. Для знакомых с этим материалом не может быть никакого сомнения, что в основе всех современных религий лежит миросозерцание первобытного дикаря. Если бы эту истину усвоили хорошенько современные т.н. религиозные люди, то они из одного лишь стыда отказались бы от религии, как наследия первобытных людей — дикарей.

Степанов достал из портфеля книгу Генриха Кунова «Возникновение религии и веры в Бога», изданную коммунистической партией, и начал цитировать из нее сведения о верованиях разных диких народов Америки, Австралии, Океании, Африки, о культурах древнемексиканской, китайской, вавилонской, древнеегипетской и др. религий. Кунов доказывает, что первобытные люди сначала веровали в своих предков, обоготворяли их души, а потом, с развитием земледелия, стали обоготворять силы природы, от которых они стали зависимы. Таким образом, ясно, что религия развивалась на экономической основе и есть результат экономического развития.

С того же времени, — продолжал Степанов, — как человек стал подчинять себе силы природы, он перестал их обоготворять и выработал себе более возвышенного Бога, как Подателя всяких благ и Распорядителя силами природы. Наконец, современный культурный человек так усовершенствовал технику воздействия на силы природы, что подчинил их своей воле и распоряжается ими, как своими рабами. Он понял, что теперь он не нуждается ни в каком боге. Культурному человеку Он не нужен. Дальнейшее же развитие человека должно убедить его, что только он один и есть настоящий властелин над природой, он — единственный бог, и тогда все религии отпадут, как ненужная чешуя. К сожалению, с укоренившимися предрассудками не так-то легко расстаться, чем и объясняется живучесть религии даже и в научной среде. Но время и знание, в конце концов, просветят человечество и очистят его от всех вековых наростов, разного рода суеверий. К этой светлой, счастливой поре человечества и ведет пролетарская культура, в ней наша светлая надежда и в ней наша истинная радость.

Степанов говорил почти час. Много времени заняли цитаты из книги Кунова о странных верованиях диких племен в разных духов. Степанов особенно подчеркивал эти места, стараясь вызвать у слушателей смех, и сам насмехался над этими верованиями; в то же время он отождествлял их с христианскими верованиями в загробную жизнь и в бессмертие души. Словом, он пытался доказать, что и современная религия — та же дикарская религия, и что, стало быть, последователи и современной религии не лучше в этом случае каких-нибудь австралийцев или африканцев, бушменов или готтентотов.

Наука — путь к Богу

Как только Степанов сошел с кафедры, ее сейчас же занял Уральцев. До перерыва он говорил лишь с помоста, к кафедре даже не приближался, причем обращался исключительно к Степанову, теперь же он обратился с своей речью прямо к публике.

— Граждане! — начал он, — наш уважаемый докладчик, Парфений Каллистратович, обладает великолепной способностью — опровергать самого себя. Час назад он утверждал, что наука доказала, что Бога нет. Когда же он увидел, что это поклеп на науку, — она, напротив, подтверждает веру в Бога, — то стал заявлять, что на основании науки совсем нельзя решать вопросов религии, ибо они не входят в ее область, и даже самые основы науки признал гибкими, шаткими, неустойчивыми; то, что в науке столетиями считалось истиной, оказалось, при новых открытиях, заблуждением и курьезом.

Я вполне согласен с этим взглядом на науку. Она ведь не с неба свалилась к нам, а создана людьми и, как произведение человеческое, носит в себе недостатки человеческие. Вот вам пример: тот самый ученый, Лаплас, который изложил «Небесную механику» и на которого, — помните? — наш докладчик прежде всего указал, что он не нашел в небесах Бога, разыскивая Его посредством телескопа, — этот Лаплас так фанатично был уверен в правильности своей механики, что с гордостью заявлял: тысячу миллиардов шансов против одного за то, что если будет открыта какая-нибудь новая планета, то и она окажется вращающейся справа налево, как вращаются все планеты, открытые до Лапласа. На этом вращении, как известно, и построена вся Лапласовская система[25].

Что же оказалось? Еще при жизни Лапласа были открыты спутники Урана и Нептуна, которые вращаются в обратную сторону, — слева направо. Все миллиарды шансов Лапласа лопнули, как мыльный пузырь. Величайший ученый нашего времени, Пуанкаре, изложивший «Новую механику», назвал Лапласа уже «старым глупцом»[26]. Может быть, в следующем веке и самого Пуанкаре, этого, как его величают за гениальные познания, «чуда науки», причислят тоже к лику «глупцов». Как ненадежна ученая слава!

Но в то же время нужно знать, что в науке есть что-то незыблемое, твердое, иначе она не существовала бы и не могла бы развиваться. Она имеет дело с явлениями и законами природы и упирается в самое бытие. Она может иметь в разные периоды своего развития различные взгляды на природу и ее законы и явления. Но не может отвергать бытия этой природы, не может отвергать то абсолютное, что лежит в основе всех вещей и что свидетельствует о Боге ярче, очевиднее и убедительнее, чем лучи солнечные о солнце. Вот почему ученые всех времен были верующими людьми. Вот почему наука есть путь к Богу.

Весьма знаменательно, что при новейших ученых открытиях, при постепенном развитии науки этот путь становится еще надежнее, тверже и яснее. В XVIII веке и во второй половине XIX наука сделала было уклон в сторону материализма, на время ее как бы ослепили успехи естествоведения, но теперь это ослепление прошло. Теперь даже астрология, алхимия, оккультизм и др. т.н. «тайные» науки, осмеянные представителями «точных» наук, восстанавливают свои права наряду с этими последними. Для изучения трактатов забытых средневековых ученых во Франции образовалось несколько ученых обществ. Так, например, там существует «Алхимическое Общество», под председательством ученого Жолливэ-Кастело, «Общество древних наук» и другие, в состав которых входят математики, химики, врачи, палеографы, философы[27]. В наше время только невежественный человек, незнакомый с развитием науки, может еще думать в своей наивности, что наука не знает никаких тайн, что она не признает в мире духовного начала, отрицает загробную жизнь и даже Самого Бога. Серьезные ученые нашего времени этого не скажут, кроме разве тех «дикарей», как их назвал наш докладчик, которые во многих областях являются «круглыми невеждами». Атеизм— действительно удел невежд.

Последние слова Уральцев произнес с особой выразительностью. Степанов даже завертелся на стуле, а товарищи его с какой-то натянутой улыбкой кривились на Уральцева, давая этим знать, что обличения его для них — точно горох об стену.