Религиозно-нравственное состояние дикарей
— Мой возражатель, — начал он, — с явным подобострастием преклоняется перед дикарями, воспел им похвалу за их религиозность, за их нравственность и за другие их качества. Очень пикантно слышать это от человека образованного, культурного, обладающего большими познаниями. Уральцеву должен быть известен факт, упоминаемый во многих ученых исследованиях о первобытных племенах, что когда спросили бушмена: что такое добро и зло? — тот ответил: «Добро, это если я отниму у кого жену, а зло, когда такая судьба постигнет меня». Вот какое понятие у дикарей о зле и добре. Если я кого ограблю, то это очень доброе дело; если же у меня что-либо стащат, это уже скверное дело, это и есть зло. Не правда ли: оригинальное понятие о зле и добре? Более дикого представления и придумать нельзя. Хорошей же нравственностью восхищается мой оппонент. Да еще признает ее прирожденным у человека чувством. Этот взгляд крайне ошибочен и столь же нелеп, как и бушменское понятие о добре и зле.
Ни религия, ни нравственность — не врожденные свойства человека, они прививаются воспитанием в той среде, в которой человек живет. Вот, почему они у разных народов и на различных степенях развития различны. То, что сейчас считается безнравственным, нетерпимым, сотни лет назад считалось нравственным и добродетельным. Например, языческие религии приносили в жертву своим кровожадным богам живых людей, закалали их ежегодно сотнями, приносили даже невинных детей. И такое жертвоприношение не только допускалось и узаконено было религией, но и считалось великой добродетелью, делом святым и богоугодным. Совершали его охотно и с радостью. По нашим же культурным понятиям, это — ужасное и отвратительное дело, это — величайшее зло. Нужно удивляться, как это Уральцев осмелился сказать, что дикари нравственнее и чище душой цивилизованных европейцев.
Как нравственность, так и религия меняются под влиянием экономических условий. Развитые народы не нуждаются уже в этих чудовищных богах диких народов. Но дикари еще и до сих пор обоготворяют своих предков и почитают за богов разных животных. Ученый исследователь Генрих Кунов говорит: «Боги считались предками и почитались в образе животных. Так, например, Себак, в Омбосе — в виде крокодила, Анубис Сепский — шакала, Хнуму (Хнему) Элефантинский — барана, Гор в Эдфу — ястреба, Гапи в Менфисе — быка и т.д. Точно так же и древних племен и родовых богинь мыслили в образе животных, например, Гатор Анутская представлялась в виде коровы, Баста в Бустабесе — кошки, Уазит в Буте — змеи, Нехет в Элькаб — коршуна, Апет в Фивах — бегемота»[39]. Вот каких поклонников и религиозных людей мой возражатель поставил выше цивилизованных народов, отрешившихся от этих диких верований и от всех фетишей дикарской религии. Правда, христианская Европа имеет немало своих собственных религиозных фетишей. Но все же прогресс много вышелушил из христианской религии. Прогресс идет безостановочно и в последние века очень быстрым темпом. Он скоро уничтожит все остатки дикарских верований, наука неумолимо разрушает все прежние мифы. Теперь нам, просвещенным людям, даже смешно читать дикарские представления о мироздании.
Степанов вычитал несколько мест из книги Кунова, где изложены наиболее курьезные представления дикарей о появлении мира. Бог сбросил с неба огромные камни, и вот появились острова, на которых живут полинезийцы и микронезийцы.
— Еще более наивный миф о сотворении мира — продолжал Степанов, — изложен в Библии. Тут тоже рассказывается, что Бог делал своими собственными руками. Это очень хорошо, что Он поработал. За шесть дней Он успел все сделать: и небо, и землю, и солнце, и луну, и звезды, и весь мир. Но зато пришел в полное изнеможение, и на седьмой день заснул. Э, чер...
Степанов во-время спохватился и не докончил своего ругательства. Но его кощунства и без того возмутили уже публику. Послышались довольно энергичные возгласы:
— Довольно! Довольно!
— Долой кощунника!
— Заткни свою пасть, богохульник!
На минуту Степанов остановился и ехидно смотрел в лицо возмущенной публике. Ему приятно было, что он вывел ее из терпения, достиг своей цели. Однако не решился больше кощунствовать.
Лапласовская теория
— Все эти наивные представления мироздания, — продолжал он, — свидетельствуют лишь о темноте и дикости народа. Яркий свет научных познаний развеивает эти мифические верования, как солнце рассеивает утренний туман. В наше время ни один образованный человек, даже ни один школьник уже не верит в эти мифы. Астрономия дала научное объяснение образованию мира естественным путем, без всяких вмешательств в это дело каких бы то ни было богов. Нелюбимый моим возражателем Лаплас обессмертил свое имя созданием научной теории мироздания. Все произошло самым естественным образом. Все планеты, в том числе и солнце и земля, образовались из космической туманности путем вращения около своей оси. От вращающейся туманности отрывались огромные кольца и в свою очередь вращались около своих осей, постепенно сгущаясь, уплотняясь и делаясь шарообразными. В то же время они и охлаждались. Таким образом и создалась сложная, стройная солнечная система. После этого научного объяснения никто не может верить в какие бы то ни было мифы. Они остаются наследством лишь диких невежественных людей. Дикари в своей темноте обоготворяли всю природу: каждое дерево, каждый камень они признавали одухотворенными существами, всюду видели живую душу. Они были заражены так называемым анимизмом. Но наука доказала, что все в мире совершается механическим способом. Стало быть, по взгляду науки, нет никакого бога, есть только естественные законы и больше ничего.
Степанов не раз выбирался на свою обычную дорогу, как видно, очень усердно им проторенную: на изобличение в невежестве, темноте, дикости всех тех, кто верит в Бога, признает творческие Его акты. Он и закончил свою речь о гибели дикарских мифов.
— Все в мире идет путем развития, — говорил Степанов — Кто отстает на этом пути, неминуемо гибнет. Дикари так же вымирают, как и их мифы. Боги их уже не страшны никому, их никто не боится, — даже и мой оппонент. Нужно быть смелее и покончить со всеми богами. К этому и призывает вас советская власть и пролетарская культура.
Степанов уже повернулся на кафедре, чтобы сойти с нее. Но в этот момент Уральцев, протянув к нему руку, почти крикнул:
— Подождите немного!
Степанов приостановился.
— Скажите, пожалуйста, — спросил Уральцев, — вы какое мировоззрение исповедуете: материалистическое или пантеистическое?
— Пантеистическое, — ответил Степанов.
— А в чем оно состоит?
— А вы разве не знаете? — недоумевающе спросил Степанов.
— Нет, знаю. Но я спрашиваю не для себя, а для публики.
Степанов догадался, что он попал в ловушку и не стал отвечать. Махнув рукой, он почти бегом ушел с кафедры. Ее занял Уральцев.