Вот моя обязанность здесь. 6 страница
Известны знаменитые декорации Рериха к опере Бородина «Князь Игорь», заказанные ему в 1909 году Дягилевым для «Русских сезонов» в Париже. Более пятисот представлений во всех оперных театрах мира выдержал рериховский «Половецкий стан», ставший классическим образцом театральной живописи.
Декорации эти изумительно гармонируют с музыкой Бородина. О его декорации к «Половецкому стану» искусствовед В.П.Князева пишет: «Общий горячий приглушённый тон декорации вторил страстной, динамичной музыке, буйным, неудержимым пляскам половцев...»9
Особое место среди театральных работ Рериха занимают эскизы для древнеславянского балета «Весна Священная» на музыку Стравинского. Рерих создал не только эскизы декораций, но и был одним из авторов либретто балета.
Стравинский обратился к Рериху как признанному знатоку и поэту древнеславянского эпоса и очень высоко ценил свою совместную с ним работу. Их объединяло общее увлечение Древней Русью. Художник и композитор ставили перед собой задачу — воплотить в цвете и музыке полную сказочного волшебства жизнь славян.
В декорациях к «Весне Священной» Рерих выявлял изначальную близость древнего человека к природе, его пантеистическое восприятие природы как живой соучастницы его бытия.
Основную идею балета Рерих видел в величии жертвенного подвига, о чём говорит и первоначальное название — «Великая жертва» (избранная девушка должна быть принесена в жертву Земле).
Рерих пишет о «Весне Священной»10: «Созидательное устремление духа, радость прекрасным законам природы и героическое самопожертвование, конечно, являются основными чувствованиями ''Весны Священной''».
«Это вечный праздник души. Это восхищение любви и самопожертвования...»
«Может быть, вечная новизна ''Весны'' в том, что священность Весны вечна, и любовь вечна, и самопожертвование вечно. Так, в этом вечном обновлённом понимании, Стравинский касается вечного в музыке».
Какое точное постижение музыки, самого её духа, какое единение с мыслями композитора, который сам позднее так сказал о своём произведении: «В ''Весне'' я хотел выразить светлое воскрешение природы, которая возрождается к новой жизни, воскрешение полное, стихийное, воскрешение зачатия вселенского...»
Вспоминая через много лет «великие ритмы человеческих устремлений», вложенные композитором в эту музыку, Рерих писал: «Мы не можем принимать ''Весну'' только как русскую или как славянскую... Она гораздо более древняя, она общечеловечна»11.
В древней музыке основополагающим началом был ритм. В центре декорации к первой части балета «Весна Священная» — «Поцелуй Земле» — находится огромное дерево с причудливыми изломами ветвей, напоминающими ритм движения плясок в музыке Стравинского. А вокруг мягкие, округлые линии пологих холмов, озёр и стволов берёз — ласковая песнь родной русской природы.
Во время путешествий по Азии Рерих слышал, как там «ещё звучат вечные ритмы ''Весны Священной''». Он находил аналогии между музыкой Стравинского, Прокофьева, творчеством Римского-Корсакова и народной музыкой стран Центральной Азии. «В песнях русских сектантов сказывались целые санскритские песнопения...» — писал он.
Эти ассоциации входили как часть научно-исследовательских задач его экспедиции — найти общие корни различных народов, общность культур. Рерих изучал и сопоставлял сказания, традиции, легенды, музыку Востока, их связь с наследием Древней Руси.
Так, например, в своих воспоминаниях «Струны земли (Мысли в Сиккиме)»12он рисует картины ритуальных действ, музыку, танцы сиккимцев: «Перед Новым Годом... музыканты в жёлтых высоких шапках выступают, как Берендеи в ''Снегурочке''».
«Загудели трубы. Пронзительно завыли свистки. Народ в костюмах из ''Снегурочки'' устремился к большой священной ступе. Громкий хор пошёл толпой вокруг».
«Гулко загремели барабаны... (...) Полное затмение! Демон похитил Луну!»
«Под ручные барабаны и гонги ламы поют тантрическую песнь. Где же Стравинский, где же Завадский, чтобы изобразить мощный лад твёрдых призывов?»
Рерих умел слышать и ценить прекрасные звучания не только в концертах. Он различал музыку в звуках природы: «Человек должен слушать прекрасную музыку и пение. Иногда одна гармония уже навсегда пробудит чувство прекрасного. (...) Без осознания значения музыки невозможно понять и звучание Природы. (...) Песня водопада, или реки, или океана будет лишь рёвом. Ветер не принесёт мелодии и не зазвенит в лесах торжественным гимном. Лучшие гармонии пропадают для уха неоткрытого»13.
В его картине «Песнь водопада» женщина прислушивается к музыке льющейся воды и подбирает эти звучания на струнах музыкального инструмента.
На картине «Миларепа» изображён отшельник, средневековый поэт Тибета, тибетский Орфей, слушавший вещие голоса гор.
Некоторые современные композиторы (О.Мессиан, А.Шнитке) тоже возвращаются к звукам природы в своих сочинениях, перекладывая эти звучания на музыкальные инструменты.
Во время своих путешествий Рерих прислушивался к песне монгола-певца в пустыне, он восхищался звучанием гигантских труб в горных монастырях, он наблюдал, «как в Азии ещё звучат вечные ритмы ''Весны Священной''»; он вспоминал имена Стравинского и Прокофьева, когда в горных монастырях слышал гремящие гигантские трубы и восхищался фантастикой священных танцев, полных символических ритмов.
В своих «Листах дневника»художник приводит легенду, слышанную в Тибете: «Отчего так звучны большие трубы в буддийских храмах? Владыка Тибета решил призвать из Индии, из мест жизни Благословенного, учёного ламу, чтобы очистить основы учения. Чем же встретить гостя? Высокий лама, имев видение, дал рисунок новой трубы, чтобы гость был встречен неслыханным звуком. И встреча была чудной. Не роскошью золота, но ценностью звука»14. «Разве это прекрасное почитание звука как такового не напоминает вам искание современных композиторов?»15 — добавляет он.
Музыка сопутствовала Рериху в его экспедициях. Готовясь к ним и строжайше корректируя каждый лишний килограмм груза, Рерих никогда не забывал захватить с собой патефон и любимые пластинки. На привалах, в самых трудных условиях, в короткие часы отдыха, он и его спутники слушали музыку.
Во время пребывания в Кулу, по вечерам, после насыщенного трудового дня, Николай Константинович и его семья собирались вместе для прослушивания любимых пластинок.
Среди них были оперы Вагнера: «Кольцо Нибелунгов», «Мейстерзингеры», «Лоэнгрин», «Тангейзер», «Парсифаль»; Скрябин — «Поэма экстаза», «Прометей»; Стравинский — «Весна Священная» и «Петрушка»; Римский-Корсаков — «Шехеразада», «Садко», «Золотой петушок»; Прокофьев — «Любовь к трём апельсинам»; Григ — «Пер Гюнт»; Равель — «Болеро»; Дебюсси — «Послеполуденный отдых фавна»; Франк — Симфония; Сибелиус — «Финляндия»; Шуберт — «Неоконченная симфония»; Мусоргский — «Борис Годунов»; Бах — Бранденбургский концерт; Лист — Венгерские рапсодии; симфонии Бетховена и др.
Рерих глубоко понимал значение музыки, и среди его призывов к красоте были призывы и к постижению этого прекрасного искусства: «Человек должен слушать прекрасную музыку и пение. Иногда одна гармония уже навсегда пробудит чувство прекрасного»16.
Он утверждал значение музыки для человека и для всего живого на Земле: «Сколько прекрасных сказаний от самых древнейших времён утверждает значение божественных созвучий. В назидание всем поколениям оставлен миф об Орфее, чаровавшем зверей и всё живущее своею дивною игрою»17.
В некоторых картинах Рериха, как, например, «Песнь утра» и «Девассари Абунту» («Песнь водопада»), основным содержанием является сама музыка, её жанр — песня.
В «Песне водопада» слышатся нисходящие секвенции волн, скал и камней. Весь пейзаж и стоящая у воды женская фигура струятся в едином музыкальном ритме потока, и человек находится в полном гармоническом созвучии с природой. Это напоминает полифонию Баха, где несколько голосов текут в музыкальной ткани, сплетаются в причудливые созвучия, не нарушающие единства пьесы.
Какие плавные мелодические линии в «Песне утра»; имитирующие друг друга изысканные причудливые узоры. Всё подчинено одному неторопливому ритму песни радости светлому утру жизни.
Элементы полифонии просматриваются и в горных пейзажах Рериха. Несколько планов и линий гор, объединённых в одну композицию, соответствуют богатому многоголосию (темы, противосложения-контрапункт, противоположное голосоведение — одновременное движение двух голосов в разных направлениях: одного — вверх, другого — вниз). Этим приёмом усиливается впечатление высоты горных пиков.
Рерих противопоставляет в своих картинах контрастные тона, усиливающие эффект красок, так же как композиторы сопоставляют в своих оркестровых пьесах тембры различных инструментов и добиваются таким путём особо яркого выявления звучаний каждого инструмента.
Ромен Роллан писал: «Постоянно наблюдается, что искусства влияют друг на друга, взаимно проникают друг в друга или же, в результате своего естественного развития, иной раз выходят, так сказать, за свои пределы, в области смежного искусства. То музыка становится живописью, то живопись становится музыкой»18.
Это высказывание как нельзя лучше соответствует необыкновенной по своему музыкальному звучанию живописи Рериха.
А в Древней Греции, почти за 2300 лет до нашего времени, Аристотель в трактате «О душе» писал: «Цвета по приятности их гармоний могут относиться между собою подобно музыкальным созвучиям и быть взаимно пропорциональными»19.
О том, как слушание музыки объединяет людей и возвышает их чувства, Рерих писал: «Соединяет людские сердца прекрасная симфония. Люди делаются не только слушателями, в сердце своём они становятся соучастниками прекрасного действа. (...) Под лучшие звуки, в песне, и в труде, и в радости, спешите к суждённому Свету!»20
Рерих о музыке и музыкантах
Аккорды Баха вводили в тот чистый храм, который расцветился приближением к Вагнеру, Римскому-Корсакову, Дебюсси, Скрябину... Большинство моих картин внутренне непрерывно связано с этими именами.
Н.Рерих
Рерих и музыка неотделимы. Всё его творчество как художника пронизано музыкой. Его картины изумительно музыкальны. Их роднит с музыкой изысканный ритм линий,гармоничное звучание, пение красок. Их можно назвать прекраснозвучными.
Как никто, почувствовал эту близость Рабиндранат Тагор, который в своём письме к Николаю Константиновичу в 1920 году писал: «Когда картина — великое творение, вряд ли мы в состоянии выразить словами, в чём её величие, и вместе с тем мы должны понять и познать её. То же самое и с музыкой. Мир красок и звуков непередаваем словами...»
Музыка сопутствовала Рериху всю жизнь. С нею связаны его самые первые, почти младенческие впечатления. Вспоминалась, например, старинная петровская песня, которую пела старушка, «гаванская чиновница», приходившая из Галерной гавани посидеть с больным ребёнком. Семья жила тогда на Васильевском острове, на набережной против Николаевского моста...
Размышлениями о музыке насыщены рериховские «Листы дневника», лирические поэтичные эссе, где говорится о людях, событиях с времён далёкой юности. «Листы» — своеобразный свод дум и чувств. В «Листе дневника» № 4, названном «Радость», читаем: «Одна из первых радостей была в музыке. Приходил к нам старенький слепой настройщик. Приводила его внучка. После настройки рояля он всегда что-нибудь играл. Рояль был хороший — ''Блютнер'' с надписью Лешетицкого. Слепой настройщик, должно быть, был отличным музыкантом, и игра его запомнилась.
Бывало, ждёшь не дождёшься, когда кончится настройка. Как бы не помешал кто долгожданной игре... Слепой играл что-то очень хорошее. Было удивительно, что слепой играет...
Потом ''Руслан и Людмила'' и ''Жизнь за царя'' в Большом театре. Балеты ''Роксана'', ''Баядерка'', ''Дочь Фараона'', ''Корсар''... Казалось, что музыканты играют по золотым нотам. Приходил ''господин с палочкой''. Была забота, чтобы все в ложе скорей сели по местам. ''Господин с палочкой пришёл!'' — так тревожно заявлялось в аванложу в боязни, что запоздают и начнут двигать стульями и говорить, а там уже волшебно играют по золотым листам...»
В имении Извара близ Гатчины, где прошли почти полные два первые десятилетия жизни, была библиотека, был рояль, была атмосфера преклонения перед естественными науками, историей, литературой, музыкой. К студенческим годам выработались вкусы, приобрести которые помогло посещение Беляевских симфонических концертов, концертов Русского музыкального общества. Они, эти концерты, открыли «новый путь»: путь к Римскому-Корсакову, к Мусоргскому.
А может быть, к нахождению этого «нового пути» приблизили занятия археологией, начатые с восемнадцатилетнего возраста?
Рерих изучал русскую старину, восхищался своеобразием её, сложностью, красотой. Глубокий интерес к жизни древних славян сближал духовно с композиторами «Могучей кучки», со Стравинским. Ведь сказал же Римский-Корсаков о себе: «Я увлёкся поэтической стороной культа поклонения солнцу и искал его остатков и отзвуков в мелодиях и текстах песен. Картины древнего языческого времени и дух его представлялись мне... с большой ясностью и манили прелестью старины. Эти занятия оказали впоследствии огромное влияние на направление моей композиторской деятельности».
О «Снегурочке» же Николай Константинович Рерих писал: «...''Снегурочка'', как и всё творчество Римского-Корсакова, мне близка. Сколько замечательного мог ещё дать Николай Андреевич, ведь его последние вещи — ''Салтан'', ''Золотой петушок'' и ''Град Китеж'' — шли в восходящем аккорде».
Любимая музыка художника находила отражение в его живописи, графике, в произведениях декоративно-прикладного искусства. Любимые образы требовали зрительного воплощения. «Сеча при Керженце» (эскиз панно для Казанского вокзала в Москве) вдохновлена «Сказанием о граде Китеже» Римского-Корсакова. Сделаны сотни эскизов и рисунков к его «Снегурочке», «Садко», «Царю Салтану», «Псковитянке».
Много позднее, уже живя в Западных Гималаях, в долине Кулу, где был им основан научно-исследовательский институт «Урусвати», Рерих в статье «Дружество», говоря о единстве изначального пути культуры разных стран, писал: «Жаль, что в Индии нет оперного театра. Среди взаимных ознакомлений нужно бы дать в Индии несколько русских опер. Будут оценены ''Снегурочка'', ''Царь Салтан'', ''Золотой петушок'', ''Руслан и Людмила'', ''Садко''... Прежде всего доходчива будет ''Снегурочка''. Лель — тот же Кришна Лила, Снегурочка и Купава — Гопи. Царь Берендей будет близок. Праздник Солнца всем ведом... Оценён будет Римский-Корсаков. В широком размахе надо открыть ворота искусства. Только на этом пути вырастает истинное братство народов».
Известны знаменитые декорации Рериха к опере Бородина «Князь Игорь», заказанные ему в 1909 году Дягилевым для «Русских сезонов» в Париже. Более пятисот представлений во всех оперных театрах мира выдержал рериховский «Половецкий стан», ставший классическим образцом театральной живописи. Декорации эти изумительно гармонируют с музыкой Бородина.
Благоговейное отношение было к М.П.Мусоргскому. Жена Рериха, Елена Ивановна, его спутница и верный друг в долгих и трудных путешествиях, приходилась правнучкой Кутузову и двоюродной племянницей Модесту Петровичу. Мусоргский был в числе тех, кого Рерих считал «сеятелями», творцами красоты, творцами вечного. Этот свет, эту красоту сеятели несли людям. С юных лет Рериху стал понятен гигантский размах дарования композитора, стал близок его мелодический язык, слившийся с русской народной песенностью, русским словом.
В 1939 году, когда до Кулу дошла весть о готовящемся в России праздновании столетия Мусоргского, появился «Лист дневника», названный «Мусоргский»: «...В нашей жизни это имя прошло многообразно, постоянно встречаясь в самых неожиданных сочетаниях.
Вот вспоминается, как в мастерских Общества Поощрения Художеств под руководством Стёпы Митусова[6] гремят хоры Мусоргского. Вот у А.А.Голенищева-Кутузова[7] исполняется ''Полководец''. Вот Стравинский наигрывает из Мусоргского. Вот звучно гремит ''Ночь на Лысой горе''. А вот в Париже Шаляпин учит раскольницу спеть из ''Хованщины'': ''Грех, смертный грех''. Бедной раскольнице никак не удаётся передать вескую интонацию Фёдора Ивановича, и пассаж повторяется несчётное число раз. Раскольница уже почти плачет, а Фёдор Иванович тычет перед её носом пальцем и настаивает: ''Помните же, что вы Мусоргского поёте''. В этом ударении на Мусоргского великий певец вложил всю убедительность, которая должна звучать при этом имени для каждого русского...
Радостно слышать, — заключает свою статью Рерих, — что русский народ будет праздновать столетие Мусоргского. Значит, оценили накрепко».
«Из ''Хованщины'' мне пришлось сделать лишь палаты Голицына для Ковент-Гардена, — сетует Николай Константинович. — А вот в далёких Гималаях звучит ''Стрелецкая слобода''».
Да, Мусоргский звучал и в далёких Гималаях. Готовясь к своим научным экспедициям, строжайше корректируя каждый лишний килограмм груза, Рерих никогда не забывал захватить с собой патефон и любимые пластинки. В самых трудных условиях, в короткие часы отдыха, он и его спутники слушали музыку.
Вот что пишет в своих воспоминаниях секретарь Рериха В.А.Шибаев, проживший с ним в Кулу десять лет: «Семья Рерихов проводила каждый вечер, после ужина, в тишине, слушая музыку и беседуя. Елена Ивановна или Николай Константинович выбирали ''программу'', а я заводил и ставил пластинки, примерно три-четыре в вечер. Репертуар был не особенно большой, но отличный и разнообразный, и часы, проведённые здесь в течение этих десяти лет в тишине и полумраке слабо освещённой комнаты, были и для меня какими-то возвышающими и нарастающе-сказочными, часы, когда я никогда не уставал или скучал, но когда что-то созидалось и творилось внутри сознания, часы, которые я всегда трепетно ожидал каждый вечер.
...Какие именно симфонии и оперы Рерихи так любили: может быть, чаще всего играли тетралогию Вагнера ''Кольцо Нибелунга'': ''Золото Рейна'', ''Валькирия'', ''Зигфрид'', ''Гибель богов'', ''Мейстерзингеры'', ''Лоэнгрин'', ''Тангейзер'', ''Парсифаль''. Не менее часто играли: Скрябина — поэму ''Экстаз'', ''Прометей'' (''Поэму огня''), Стравинского — ''Весну Священную'' и ''Петрушку'', Римского-Корсакова — ''Шехеразаду'', ''Садко'', ''Золотой петушок'', Прокофьева — ''Любовь к трём апельсинам'', Григ — ''Пер Гюнт'', Равель — ''Болеро'', Дебюсси — ''Послеполуденный отдых фавна'', Цезарь Франк — Симфония, Сибелиус — ''Финляндия''... Шуберт — ''Неоконченная симфония'', ''Борис Годунов'' — ''Смерть Бориса'' и ''Достиг я высшей власти'', ''Ночь на Лысой горе'' Мусоргского. Из Баха помнится... ''Бранденбургский концерт'', из Листа все венгерские рапсодии, симфонии Бетховена и другое».
Среди тех произведений, что перечислены, оперы Вагнера занимают немалую часть. Пристрастие к Вагнеру давнее, ещё юношеское. «С первого приезда Вагнеровского цикла мы были абонентами. Страшно вспомнить, что люди, считавшиеся культурными, гремели против и считали Вагнера какофонией».
«Какая это могучая картина, сколько в ней прозрачности и силы!» — записывает Рерих своё впечатление от «Полёта валькирий». «Полёт валькирий» звучит для него, когда он пишет свою картину «Бой». Фигуры сражающихся дев-воительниц составляли центральную часть этой картины в первом её варианте. Но позже, со словами «пусть присутствуют незримо», он записал валькирий пылающим закатом и багрово-синими тучами.
Особое место среди театральных работ Рериха занимают эскизы для балета «Весна Священная» на музыку Стравинского. Рерих создал не только эскизы декораций, но и был одним из авторов либретто.
Стравинский обратился к Рериху, как признанному знатоку и поэту древнеславянского эпоса, и очень высоко ценил свою совместную с ним работу. Их объединяло общее увлечение Древней Русью. Основную идею балета Рерих видел в величии жертвенного подвига, о чём говорит и первоначальное название: «Великая жертва» (избранная девушка должна быть принесена в жертву Земле).
Рерих пишет о «Весне Священной»: «Созидательное устремление духа, радость прекрасным законам природы и героическое самопожертвование, конечно, являются основными чувствованиями ''Весны Священной''. (...)
Это вечный праздник души. Это восхищение любви и самопожертвования. Может быть, вечная новизна ''Весны'' в том, что священность Весны вечна, и любовь вечна, и самопожертвование вечно. Так, в этом вечном обновлённом понимании, Стравинский касается вечного в музыке».
Какое точное постижение музыки, самого её духа, какое единение с мыслями композитора, который позднее так сказал о своём произведении: «В ''Весне'' я хотел выразить светлое воскрешение природы, которая возрождается к новой жизни, воскрешение полное, стихийное, воскрешение зачатия вселенского...»
Вспоминая через много лет «великие ритмы человеческих устремлений», вложенные композитором в эту музыку, Рерих утверждал, что «мы не можем принимать ''Весну'' только как русскую или как славянскую. Она гораздо более древняя, она общечеловечна».
Во время своих путешествий по Северному Китаю, Тибету, Монголии, странствий по областям Индии Сиккиму и Бутану Рерих одной из своих научно-исследовательских задач ставил нахождение общих корней различных народов, искал следы общности их культур. Он изучал и сопоставлял традиции, легенды, музыку Востока, их связь с наследием древней Руси.
В своих воспоминаниях «Струны земли (Мысли в Сиккиме)» он рисует картины ритуальных действ:
«Перед Новым годом... музыканты в жёлтых высоких шапках выступают, как Берендеи в ''Снегурочке''».
«Загудели трубы. Пронзительно завыли свистки. Народ в костюмах из ''Снегурочки'' устремился к большой священной ступе. Громкий хор пошёл толпой вокруг... Гулко загремели барабаны... Полное затмение! Демон похитил луну!»
«Под ручные барабаны и гонги ламы поют тантрическую песнь. Где же Стравинский... чтобы изобразить мощный лад твёрдых призывов?»
Рериху была близка и космичность музыки Скрябина, его идея, которую стремился выразить композитор в музыке: «Иду сказать людям, что они сильны и могучи». И ещё одно их объединяло: поиски Скрябина в области цветомузыки.
По мысли Рериха, звук и свет, звук и цвет нераздельно связаны. Николай Константинович искал звук в цвете — его краски звучат, поют, они полны благозвучия. Скрябин был великим новатором в области звуковых красок, как и Рерих в области цветовых звучаний.
Рерих сам говорил о себе: «Я особенно чувствую контакт с музыкой, и точно так же, как композитор, пишущий увертюру, выбирает для неё известную тональность, точно так же я выбираю определённую гамму — гамму цветов или, вернее, лейтмотив цветов, на котором я базирую всю свою схему».
Рерих размышлял о новаторстве Скрябина, размышлял о судьбах художников, несущих в мир свет новых идей, о рутине, которую приходится преодолевать всякому творцу нового. В 1936 году в статье «Чюрлёнис» он писал: «Трудна была земная стезя и Чюрлёниса. Он принёс новое, одухотворённое, истинное творчество. Разве этого недостаточно, чтобы дикари, поносители и умалители не возмутились? В их запылённый обиход пытается войти нечто новое — разве не нужно принять самые зверские меры к ограждению их условного благополучия? (...)
Так же точно многими отрицалось и тончайшее творчество Скрябина. В Скрябине и в Чюрлёнисе много общего. И в самом характере этих двух гениальных художников много сходных черт. Кто-то сказал, что Скрябин пришёл слишком рано. Но нам ли, по человечеству, определять сроки? Может быть, и он, и Чюрлёнис пришли именно вовремя, даже наверное так, ведь творческая мощь такой силы отпускается на землю в строгой мере. Своею необычностью и убедительностью оба эти художника, каждый в своей области, всколыхнули множество молодых умов».
Рерих глубоко понимал значение музыки для человека и для всего живого на земле: «Сколько прекрасных сказаний от самых древнейших времён утверждает значение божественных созвучий. В назидание всем поколениям оставлен миф об Орфее, чаровавшем зверей и всё живущее своею дивною игрою. Даже змеи при музыке оставляют своё злобное намерение. Даже дикий як становится мирным и даёт людям молоко своё, если они подойдут к нему с песней. Поучительно сообразить, сколько прекрасных подвигов человеческих остались бы несовершёнными, если бы они не были сопровождены вдохновляющим пением и музыкой.
В конце концов, нет такого дома, нет такой хижины, где бы отсутствовал звук, как возвышающая и успокаивающая гармония. Мы называем книгу другом дома, мы возвышаем глаз наш созерцанием прекрасных линий и красок. Разве мы не должны считать гармонию звука нашим водителем к мирам высшим?»
Живя в Гималаях, Рерих вёл обширную переписку. Во многих странах создавались культурно-просветительные общества его имени, всюду у него было много друзей. В одной из своих статей, написанной в Индии в 1931 году, Николай Константинович обратился к молодёжи мира с вдохновенными словами о музыке:
«Вы, конечно, любите музыку. Не только продолжайте любить её, но постоянно утончайте это понимание, приближайтесь к ней, лично узнавайте её больше; она откроет творчество ваше, напитает сердце ваше и сделает доступным то, что без гармонии и звука, может быть, навсегда осталось бы во сне. Смотрите на музыку как на раскрытие сердца вашего, а что же может быть и нужнее, и прекраснее, как не беспредельное в своей мощи и вместимости сердце?»
Опубликовано в журнале «Музыкальная жизнь», 1976, № 23
Значение музыки
в творчестве Святослава Рериха
Доклад, прочитанный на второй Всесоюзной
конференции «Рериховские чтения», Новосибирск, 1979 г.
Смотреть на Прекрасное — значит улучшаться.
Платон
В творчестве Святослава Рериха и в его выступлениях красной нитью проходит его отношение к прекрасному.
«Я всегда искал красоту. Она меня привлекала. И передавая то красивое, что я видел, я передавал долю радости, которую ощущал, когда видел сам»1, — говорит С.Н.Рерих.
Красота, по мысли С.Н.Рериха, даёт не только эстетическое наслаждение. Она имеет воспитательное значение, она помогает формированию нового, более совершенного человека и, следовательно, улучшению всей жизни.
«Поистине, стремление к совершенствованию, к прекрасному — это самое целесообразное, самое реальное отношение к жизни. К сожалению, в жизни есть много негативных сторон, но мы никогда не сможем противостоять им, если сердце наше не будет открыто навстречу более совершенному и в сознании нашем не будет представления о прекрасном»2, — говорит С.Н.Рерих.
В ответ на мои вопросы во время пребывания Святослава Николаевича в Москве, 6 июня 1978 года, он сказал, что для него искусство универсально в своём выражении, оно всё объемлет и всё включает в свою сферу — «все виды искусства взаимосвязаны, и его нельзя разделять определёнными перегородками»3.
В творчестве С.Н.Рериха музыка играла немаловажную роль, но этот вопрос ещё не исследовался. Интересны, в частности, вопросы влияния среды на творчество художника, его отношение к музыке, западной и восточной, и выражение её через ритм и цвет в его картинах.
«Музыка откроет творчество ваше, напитает сердце ваше и сделает доступным то, что без гармонии звука, может быть, навсегда осталось бы во сне», — писал Николай Рерих в статье «Музыка сфер».
Так же как и его отцу, музыка сопутствовала Святославу Рериху с самого раннего детства, когда он учился играть на фортепиано, слушал свою мать, Елену Ивановну, талантливую пианистку, родственницу Мусоргского. Вся семья часто посещала концерты, где дети приобщались к отечественной и зарубежной музыке.
С.Н.Рерих рассказывал, что в молодости он интересовался балетом. «Балет всегда очень привлекал. И помню, мы сами поставили несколько балетов вместе с одним из друзей; декорации и костюмы писал я сам. Например, в Америке поставили один из современных балетов в начале двадцатых годов на тему, которая потом продолжилась в моём искусстве и в жизни, — борьба Света и Тьмы. Весь балет и был основан на этом. Назывался ''Свет и Тьма'' и был поставлен в Бостоне. Музыка была написана американским композитором Алеком Штейнертом»4.
После переезда в Индию Святослав Рерих стал внимательно изучать индийское искусство, в том числе и музыку, что не могло не отразиться и в его творчестве.
Древнее искусство музыки понимается на Востоке как выражение гармонии, единства и взаимопроникновения противоположных начал Вселенной. «Музыка приводит в равновесие пять добродетелей: человечность, справедливость, воспитанность, предусмотрительность и искренность. Обнимая собою всё сущее, она обеспечивает нормальное гармоническое развитие природы и всего живого на Земле»5.
С.Н.Рерих говорит, что и восточная музыка ему близка, потому что всё искусство Индии близко ему как таковое.
«Она (музыка. — Н.С.) несомненно влияла, может быть, на многие темы моих картин. Серия ''Священная флейта'' основана на легенде о Кришне и связывает эту легенду с современной жизнью Индии. Эти звуки флейты связывают нас с тем прошлым и являются живым мостом, который переброшен от нашей сегодняшней жизни к далёкой прошлой жизни. Как вы знаете, индийские миниатюры очень часто отражают именно музыкальную эстетику Индии»6.