Таинственная пара возвращается после многих лет добровольного изгнания Нед Беттертон 3 страница
В конце коридора все подождали, пока служащий отомкнет тяжелую металлическую дверь, затем пошли по другому звучному пустому коридору. Наконец остановились возле никак не помеченной двери. Служащий повозился с ключами, и взорам предстала небольшая, скудно обставленная комнатка без окон. Мебель – стол, кровать и единственный стул – были прочно привинчены к полу. На прикрепленной к стене книжной полке стояло несколько томов. На столе красовалась небольшая пластиковая ваза с нарциссами из больничного сада.
– Как вам комната? – спросил доктор Остром.
Женщина внимательно осмотрелась и сказала:
– Спасибо, я полностью ею удовлетворена.
– Рад слышать. Привыкайте, обживайте без спешки. Я вскоре пришлю к вам служащую с новой одеждой, более подходящей для вас.
– Буду вам чрезвычайно благодарна, – сказала Констанс и посмотрела на книжную полку. – Боже правый! «Magnalia Christi Americana» Коттона Матера,[1] «Автобиография» Бенджамина Франклина, «Кларисса» Ричардсона. Это ведь книги двоюродной бабушки Корнелии!
– Новые их издания, – подтвердил доктор Остром. – Знаете ли, когда-то это была ее комната, и ваш опекун попросил купить эти книги для вас.
– Ах… – На мгновение щеки Констанс порозовели от неожиданной радости. – Словно вернулась домой! Так чудесно продолжать семейную традицию даже здесь!
В комнате было тепло, но по спине доктора Фелдера пробежали холодные мурашки. Насколько же все безнадежно…
Глава 9
Лейтенант Винсент д’Агоста сидел, уткнувшись взглядом в письменный стол, и боролся с подступающей депрессией. Как только он вернулся из отпуска по болезни, его босс, капитан Синглтон, отправил его заниматься канцелярской работой. Всех-то дел – перекладывать бумаги с одного края стола на другой. Д’Агоста бросил взгляд за дверь, на комнату участка. Там деловито сновали люди, звенели телефоны, происходило оформление преступников. Там делали настоящее дело. Лейтенант вздохнул, снова посмотрел на бумаги. Д’Агоста их ненавидел. Но ведь Синглтон старался ради блага лейтенанта. Всего полгода назад врачи госпиталя в Батон-Руже боролись за жизнь Винсента д’Агосты, прикованного к больничной койке. Пуля зацепила сердце. Еще повезло, что он способен ходить и к тому же вернулся на работу. Да и не вечно ему сидеть за бумагами. Нужно всего лишь поправиться в полной мере, вернуть прежние силы.
Д’Агоста напомнил себе: в жизни есть повод для оптимизма, и еще какой. Отношения с Лорой Хейворд стали чудесными. Она по-настоящему встревожилась, испугалась его потерять – и смягчилась, стала заботливее, нежнее. Лейтенант всерьез рассчитывал, полностью оправившись, сделать ей предложение. Конечно, обычный консультант по семейным вопросам вряд ли посоветовал бы получить в грудь пулю, чтобы улучшить отношения, но ведь сработало!
Ощутив чужое присутствие, лейтенант поднял голову и встретил взгляд молодой женщины. Лет девятнадцать-двадцать, невысокая, одета в джинсы и застиранную футболку с «Рамоунз». На плече висит черная кожаная сумка, усаженная мелкими металлическими заклепками. Волосы перекрашены в жгуче-черный цвет, на предплечье заметна татуировка – копия рисунка Эшера.[2]
Девица-гот.
– Чем могу помочь, мэм? – раздраженно спросил д’Агоста.
И отчего чертов секретарь не вышибает такую публику?
– Я что, выгляжу как «мэм»? – ответила девица.
– Чем могу быть полезен? – исправился лейтенант, вздохнув.
– Вы – Винсент д’Агоста, правильно?
Он кивнул.
Девица шагнула в офис.
– Он упоминал вас несколько раз. У меня память на имена никудышная, но ваше запомнила – такое уж итальянское, звучное.
– Такое уж итальянское, – повторил лейтенант.
– Да я ничего плохого не имела в виду. Просто на моей родине, то есть в Канзасе, ни у кого таких имен нету.
– Итальянцы так далеко в глушь не забирались, – ответил д’Агоста сухо. – Не поясните ли, кто такой «он», о котором вы говорите?
– Агент Пендергаст.
– Пендергаст? – спросил лейтенант, невольно выдав удивление.
– Угу. Я была его ассистенткой в Медсин-Крике, в Канзасе. Помните серийные убийства, «натюрморты»?
Лейтенант в недоумении уставился на девицу. Ассистентка Пендергаста? Да что такое она несет?
– Неужели он обо мне не говорил? Я – Кори Свенсон.
– Я слегка знаком с «натюрмортами», но не припомню, чтобы Пендергаст называл ваше имя.
– Он про свои дела никогда не рассказывает. Я его возила, помогала обследовать город. Он же у нас как белая ворона был – в черном костюме и всякое такое. Без меня, местной, не обошелся бы.
Лейтенант удивился еще больше, но понял, что она говорит правду, хотя, возможно, несколько преувеличивает. Ассистентка? Хм… Раздражение вдруг сменилось подозрением.
– Заходите! – предложил он запоздало. – Садитесь!
Кори Свенсон уселась, звякнув металлом, отбросила назад челку, открыв фиолетовую и желтую пряди.
Д’Агоста откинулся на спинку кресла и спросил, стараясь не показывать свои эмоции:
– Итак, в чем дело?
– Я в Нью-Йорке уже год. Как раз в сентябре и приехала. Учусь на втором курсе и только что перевелась в колледж уголовного права имени Джона Джея.
– Продолжайте, – сказал лейтенант.
Известие о колледже его впечатлило. Девица явно не дура, хотя и прилагает все усилия, чтобы выглядеть таковой.
– У меня курс по девиантному поведению и социальному контролю.
– Девиантное поведение и социальный контроль, – задумчиво повторил лейтенант.
Такой курс Лора, наверное, прослушала бы с удовольствием. Она неравнодушна к социологии.
– Как часть обучения нам нужно написать курсовую работу по какому-нибудь делу. Вот я и выбрала для работы тему серийных убийств «натюрмортов».
– Не уверен, что Пендергаст одобрил бы такой выбор, – осторожно заметил лейтенант.
– Он-то как раз одобрил. Тут и зарыта собачка. Я ж, когда только приехала, договорилась с ним пообедать. Вчера был назначенный день, а Пендергаст не появился. Я пришла в его квартиру в «Дакоте», но портье меня завернул, и дело с концом. А ведь у Пендергаста есть номер моего телефона. Мог бы и позвонить, отменить обед. Он будто сквозь землю провалился.
– Странно. Быть может, вы ошиблись с датой?
Девица покопалась в сумочке, выудила конверт и протянула полицейскому. Тот вынул письмо, начал читать.
«Дакота»
Западная 72-я улица, д. 1
Нью-Йорк, NY 10023
5 сентября
Мисс Кори Свенсон
Амстердам-авеню, д. 844, кв. 30Б
Нью-Йорк, NY 10025
Дорогая Кори!
Рад узнать о Ваших успехах в учебе. Выбор курсов всецело одобряю. Полагаю, «Введение в криминалистическую химию» покажется наиболее интересным. Я поразмыслил над Вашей идеей курсового проекта. Да, я согласен с его темой и приму посильное участие – при условии, что Вы ознакомите меня с окончательным вариантом работы и не станете разглашать определенные, не слишком значительные подробности.
Кори, не согласитесь ли отобедать со мной? Вскоре я уеду за пределы страны, но вернусь к середине октября. 19 октября могу пригласить вас на обед. Позволю себе предложить «Ле Бернардин» на Западной 51-й улице. Зарезервирую столик на свое имя.
Буду очень рад с вами повстречаться.
С наилучшими пожеланиями,
А. Пендергаст
Винсент д’Агоста дважды перечитал письмо. Действительно, пару месяцев от Пендергаста не поступало никаких известий. Само по себе это не слишком удивительно: агент нередко пропадал подолгу. Но слово он держал всегда. Не явиться, пригласив заранее девушку, уж точно не в его характере.
– Столик был зарезервирован? – спросил лейтенант, возвращая письмо.
– Да. Причем в день отсылки письма. Пендергаст заказа не отменял.
Д’Агоста кивнул, уже не на шутку встревоженный.
– Я надеялась, хоть вам что-то известно. Мне как-то не по себе. Это на него не похоже.
– Я уже давно не разговаривал с Пендергастом, но уверен: его отсутствию есть объяснение, – сказал лейтенант и попытался ободряюще улыбнуться. – Наверное, он занят очередным сложным делом. Я проверю и немедленно с вами свяжусь.
– Ага, вот мой номер. – Она придвинула к себе блок бумаги для заметок, черкнула быстренько ряд цифр.
– Я вам позвоню, мисс Свенсон.
– Спасибо. Зовите меня Кори.
– Отлично, Кори, – проговорил лейтенант задумчиво.
Чем больше он размышлял над исчезновением Пендергаста, тем непонятнее оно казалось. Погруженный в раздумья лейтенант и не заметил, как девушка подхватила сумку и направилась к дверям.
Глава 10
Каирн-Бэрроу
Хай-стрит проходила через центр деревни, за площадью чуть сворачивала на восток и дальше превращалась в дорогу, теряющуюся среди заросших травой холмов у озера Лох-Ланарк. Все дома и магазины в деревне были выстроены из камня серо-глинистого цвета, на крутых высоких кровлях тускло поблескивал шиферный сланец. Из свежевыкрашенных цветочных ящиков на окнах выглядывали нарциссы и первоцвет. Колокола на приземистой колокольне Уи-Кирк сонно прозвонили десять утра. Даже на раздраженный взгляд старшего инспектора Балфура, картина невероятно живописная.
Инспектор быстро шел по улице. У деревенского паба «Старая колючка» стояло с десяток машин. По местным меркам почти транспортный затор – сезон-то уже прошел, отпускники и туристы давно разъехались. Балфур шагнул за порог, кивком приветствовал Филиппа, хозяина паба, ступил в дверь у телефонной будки и поднялся по скрипучей деревянной лестнице в зал – самое большое место собраний на двадцать миль вокруг. Теперь оно заполнилось целиком. Мужчины и женщины – свидетели и просто любопытствующие – сидели на длинных скамьях лицом к дальней стене и большому дубовому столу перед нею. За столом восседал местный коронер, доктор Айнсли, одетый в черное. Иссохшее его лицо бороздили глубокие морщины, выдававшие постоянное недовольство их носителя мирозданием и делами, происходящими в этом мироздании. Рядом за столом гораздо меньших размеров сидел Джадсон Эстерхази.
Айнсли чуть шевельнул подбородком – заметил инспектора, усевшегося на скамью. Осмотревшись, он прокашлялся и начал:
– Данный коронерский суд собран, дабы прояснить и оценить обстоятельства исчезновения и возможной смерти мистера Алоизия Ка-Эл Пендергаста. Возможной – поскольку тело не было найдено. Единственный свидетель гибели мистера Пендергаста – тот, кто, возможно, и стал причиной гибели, его зять Джадсон Эстерхази.
Угрюмый оскал коронера так натянул иссохшую кожу, что казалось, еще немного – и она полопается и обсыплется лоскутами.
– Поскольку у мистера Пендергаста нет живых кровных родственников, можно утверждать, что Джадсон Эстерхази не только причина инцидента, повлекшего возможные неприятные для мистера Пендергаста последствия, но и представитель его семьи. Как следствие, данное заседание не может де-факто следовать обычной процедуре, поскольку тело отсутствует и факт смерти не может быть утвержден достоверно. Тем не менее мы де-юре последуем установленной практике. Эрго, наша цель – установить факты и определить обстоятельства исчезновения мистера Пендергаста, а также установить возможность утверждения факта смерти. Мы выслушаем все относящиеся к делу показания и вынесем определение.
Затем Айнсли обратился к Эстерхази:
– Доктор Эстерхази, вы не станете отрицать, что в данном случае вы – заинтересованное лицо?
– Да, я заинтересованное лицо, – подтвердил тот.
– И вы по собственной воле отказываетесь от адвоката?
– Именно так.
– Хорошо. Перед началом слушания позволю себе напомнить присутствующим пункт тридцать шесть Уложения о деятельности коронеров: целью процедуры не является установление того, в какой мере должна быть применена административная либо уголовная ответственность, хотя мы и можем определить, в какой мере открывшиеся обстоятельства совместимы с предусмотренными законом нормами признания виновным. Определение виновности – прерогатива суда, буде таковой произойдет в данном случае. По этому поводу есть вопросы?
Ответом было молчание.
– В таком случае перейдем к опросу свидетелей. Начнем с Йона Кромарти.
Инспектор Балфур без особого интереса выслушал рассказ хозяина охотничьего домика о Пендергасте и Эстерхази: первые впечатления о гостях, совместный ужин накануне, ошалевший Эстерхази на следующее после ужина утро, явившийся с криками, что подстрелил зятя. Затем Айнсли опросил нескольких постояльцев Килхурна, наблюдавших возвращение растерянного, изнеможенного Эстерхази. После обратился к егерю Гранту. Все это время на лице коронера читалось лишь недоверие и раздражение.
– Если не ошибаюсь, вы Роберт Грант, так?
– Ну да, сэр, – ответил старый егерь.
– Как долго вы работаете егерем в Килхурне?
– Уже тридцать пятый год, сэр.
По просьбе Айнсли егерь описал в подробностях поход к месту происшествия и смерть гончей.
– Насколько обычно для охотников, гостящих здесь, заходить в топи Фоулмайр?
– Обычно? Ну какое ж обычно. Это против правил.
– Значит, Пендергаст и доктор Эстерхази нарушили правила?
– Ну да.
Балфур заметил, как Эстерхази заерзал, очевидно нервничая.
– Подобное поведение свидетельствует о некомпетентности. Почему вы позволили им идти?
– Да я ж помню, они раньше бывали. Хорошие охотники.
– Рассказывайте дальше, прошу вас.
– Была уже эта парочка, лет десять-двенадцать тому. Я их тогда и водил, точно я. Чертовски хорошо стреляли и знали в точности, что делать и как, в особенности доктор Эстерхази. – Грант кивнул в сторону доктора. – Да если б я вообразить-то мог, что они в болота, – без проводника не выпустил бы!
Балфур напрягся. Конечно, он уже знал, что Пендергаст и Эстерхази прежде охотились в Килхурне, – про это Эстерхази рассказывал на допросе. Но известие о том, что егерь сам водил их и считает Эстерхази отличным стрелком, оказалось новостью. Доктор всегда приуменьшал свои таланты стрелка. Балфур обругал себя за неспособность выявить такое простое и важное обстоятельство.
Наступила его очередь давать показания. Балфур описал свое прибытие в охотничий домик, эмоциональное состояние Эстерхази, поиски тела и прочесывание топи, последующие бесплодные поиски среди окрестных гор, пустошей и деревень. Инспектор говорил медленно, осторожно подбирая слова. Айнсли слушал очень внимательно, изредка прерывая его вопросами.
Когда инспектор закончил, Айнсли пристально взглянул на него и спросил:
– Полиция продолжала поиски в течение десяти дней после сообщения о происшествии?
– Это верно, – подтвердил Балфур. – Мы прочесали топь не единожды, а дважды и затем еще дважды. Мы прочесали и все окрестные топи. Мы использовали поисковых собак, чтобы обнаружить след, ведущий от места происшествия. Следа так и не нашли. Хотя в его отсутствии нельзя быть уверенным: шел сильный дождь.
– Таким образом, вы не нашли ни свидетельств в пользу смерти мистера Пендергаста, ни свидетельств о том, что он остался жив?
– Именно так. Мы не отыскали ни его тела, ни личных вещей, включая винтовку.
– Инспектор, считаете ли вы поведение доктора Эстерхази полезным в проведении розысков?
– Большей частью – да. Хотя он определил свои навыки в стрельбе иначе, чем их определил мистер Грант.
– И как же доктор Эстерхази определил свои стрелковые навыки?
– Он назвал себя неопытным стрелком.
– Соответствуют ли его поступки и утверждения типичному образу действий человека, вовлеченного в подобный инцидент?
– Насколько я могу судить, да.
Несмотря на свои подозрения, Балфур не мог вспомнить ни единого поступка или высказывания Эстерхази, которые нельзя было бы объяснить стыдом, горем либо чувством вины.
– Можете ли вы утверждать, что его допустимо рассматривать как надежного и компетентного свидетеля?
Балфур замялся:
– Я бы сказал, по сей день не обнаружилось ничего противоречащего утверждениям доктора Эстерхази.
После недолгих раздумий коронер сказал:
– Спасибо, инспектор.
Следующим давал показания сам Эстерхази. За десять дней после происшествия он в значительной мере вернул прежнюю уверенность и способность держать себя в руках. Но на лице его, осунувшемся от переживаний, по-прежнему читались тревога и озабоченность, лишь усилившиеся со временем. Говорил он тихо, искренне, уверенно. Рассказал о дружбе с Пендергастом, начавшейся, когда агент ФБР женился на его сестре. Кратко упомянул ее жуткую смерть в пасти льва-людоеда, вызвав удивленные восклицания публики. Затем – при мягком подталкивании со стороны коронера – рассказал о событиях, приведших к смерти Пендергаста: охота в горах, спор о том, какого оленя выслеживать, погоня в Фоулмайре, поднявшийся туман, дезориентация, внезапное появление оленя, выскочившего из тумана, инстинктивный выстрел, отчаянные попытки спасти зятя, утопление того в болоте. Когда Эстерхази рассказывал о смерти зятя и о своем возвращении в охотничий домик, самообладание оставило его, он заволновался, заговорил сбивчиво, путано. Публика сочувственно закивала: такое ведь горе у человека! Но Балфур с удовлетворением отметил, что лицо коронера по-прежнему выражает лишь унылое раздражение и недоверие. Айнсли задал несколько вопросов, в основном о мелочах вроде последовательности событий и оценки доктором Эстерхази раны Пендергаста. Опрос Эстерхази занял всего четверть часа. Все ясно, понятно, никаких недомолвок. Чудесный спектакль.
Спектакль, хм. Почему в голову пришло именно это слово?
А потому, что, вопреки всем свидетельствам, Балфур продолжал подозревать Эстерхази. Уличить его он ни в чем не мог. Все говорило в пользу доктора. Но если бы инспектор хотел кого-либо убить и представить убийство несчастным случаем, он действовал бы в точности как Эстерхази.
Инспектор размышлял над этим, пока чередой проходили второстепенные свидетели. Он искоса посмотрел на Эстерхази – тот прикладывал все усилия, чтобы казаться простодушным, искренним, даже простоватым, эдаким типичным заторможенным американцем. Но заторможенным и уж тем более глупым он никак не мог быть. Настоящее медицинское образование, диссертация. Инспектор проверил подлинность и того и другого.
– Как я и оповещал о том в начале слушаний, цель их – установить факт смерти либо ее отсутствия, – сухо и раздраженно изрек коронер. – Свидетельства таковы: по словам доктора Эстерхази, он случайно ранил Алоизия Пендергаста выстрелом из ружья. По мнению доктора Эстерхази как медика, ранение смертельное. Эстерхази наблюдал, как мистер Пендергаст погрузился в топь. По словам инспектора Балфура и прочих, место происшествия было тщательно обследовано и немногие найденные следы говорят в пользу показаний доктора Эстерхази. Инспектор также свидетельствует, что ни тело, ни личные вещи мистера Пендергаста не отыскались на месте происшествия и в его окрестностях. Далее, инспектор Балфур утверждает, что, несмотря на тщательные розыски в окрестных деревнях, следов мистера Пендергаста найдено не было. Также не нашлось и свидетеля, видевшего мистера Пендергаста живым либо мертвым.
Коронер обвел взглядом собравшихся:
– В свете этих обстоятельств возможны два вердикта, согласующиеся с изложенными здесь показаниями: непреднамеренное убийство либо «открытый вердикт». Непреднамеренное убийство квалифицируется как убийство без предварительного преступного умысла. «Открытый вердикт» подразумевает, что причина и обстоятельства смерти, а в данном случае еще и самый факт смерти в настоящее время установлены быть не могут.
Он замолчал и снова обвел комнату циничным раздраженным взглядом:
– Основываясь на данных сегодня свидетельских показаниях, я объявляю в данном случае «открытый вердикт».
– Простите, сэр! – Балфур невольно вскочил на ноги. – Я должен опротестовать этот вердикт!
– В чем дело, инспектор? – спросил Айнсли, хмурясь.
– Несмотря на то что… – Инспектор помедлил, собираясь с мыслями. – Несмотря на то что рассматриваемый случай, возможно, и нельзя классифицировать как убийство, тем не менее он произошел вследствие преступной небрежности. Это решительно говорит в пользу вердикта о непреднамеренном убийстве. Показания самого доктора Эстерхази подтверждают это. Нет ни малейшего свидетельства о том, что жертва выжила, и есть убедительнейшие свидетельства в пользу ее гибели.
– Да, они есть, – согласился Айнсли. – Но, инспектор, позвольте вам напомнить: тела нет. Подтверждения свидетельствам нет. У нас есть лишь показания единственного человека. Независимых свидетельств смерти нет. Мы не можем быть уверенными в том, что убийство вообще имело место. Потому единственно возможный вердикт в данном случае – «открытый».
Балфур, однако, не сдавался:
– Но в случае «открытого вердикта» я не могу предотвратить отъезд доктора Эстерхази из Шотландии!
– Если возражаете, можете обратиться в суд графства с просьбой о пересмотре вердикта.
Собравшиеся начали перешептываться. Балфур искоса взглянул на доктора. Увы, ничего не поделаешь.
– Если больше вопросов нет, объявляю слушание закрытым! – возвестил суровый коронер.
Глава 11
Инверкирктон, Шотландия
Одинокий велосипедист усердно крутил педали, двигаясь по узкой, извилистой дороге. Черный трехскоростной велосипед имел усиленный багажник, на котором размещалась пара боковых седельных сумок из кожи, закрепленных резиновыми тяжами. Ездок был одет в темно-серую ветровку и светло-серые брезентовые брюки. Светло-серое, темно-серое и черное – на фоне заросшего вереском и дроком склона велосипедист казался забавной монохромной картинкой.
На вершине холма, где россыпь валунов торчала клыками из зеленых зарослей дрока, дорога раздвоилась. Ездок остановился, слез с велосипеда и, весьма довольный передышкой, вытянул из внутреннего кармана карту, расправил на сиденье и неторопливо и безмятежно занялся ее изучением.
Но спокоен и безмятежен Джадсон Эстерхази был только наружно. Он потерял аппетит. Заталкивать пищу в глотку стало пыткой. Постоянно хотелось оглянуться, не подкрадывается ли кто сзади. Мучила бессонница. Едва он смыкал веки, память с ужасающей ясностью рисовала смертельно раненного Пендергаста, глядящего из трясины. Жуткий взгляд, острее и ярче отточенного лезвия.
В тысячный раз доктор проклял себя за слабость. Нельзя было уходить, оставлять Пендергаста живым. Следовало дождаться, пока грязь не поглотит его. Так почему же не дождался? Из-за взгляда. Ни секунды более не мог он смотреть в прищуренные серебристо-серые глаза, пронзающие душу с остротой скальпеля. Жалкая, прискорбная слабость в момент, требовавший наибольшего присутствия духа. А ведь он знал, что Пендергаст в высшей степени изобретателен и находчив. «Вы не имеете представления, ни малейшего представления о том, насколько опасен Пендергаст». Разве не сам Эстерхази изрек это всего полгода назад? «Он упорен и умен, и сейчас он заинтересован, чрезвычайно заинтересован». Эстерхази так тщательно все спланировал – и не смог довести свой план до конца.
Неизвестность – страшное проклятие.
Пока Эстерхази стоял у велосипеда, притворяясь, что изучает карту, и ощущая, как сырой ветер треплет брючины, он в который раз напомнил себе: рана была смертельная, это точно. Даже если Пендергасту как-то удалось вылезти из трясины, за несколько суток скрупулезных поисков они обязательно нашли бы его тело. Логичное объяснение неудачи с прочесыванием болота лишь одно: Пендергаст смог выбраться из этой топи и умер, забившись в густые заросли поодаль, либо утонул на другом участке болота.
Но ведь наверняка не знаешь, и это сводит с ума. Нужно узнать правду, необходимо! Альтернатива – жизнь, наполненная паранойей и ужасом, – просто неприемлема.
После слушания, окончившегося «открытым вердиктом», Эстерхази покинул Шотландию, причем самым заметным образом: в Глазго его отвез сам инспектор Балфур, сердитый до невозможности.
А неделю спустя Эстерхази вернулся. Он коротко подстригся, выкрасил шевелюру в черный цвет, нацепил толстые очки в роговой оправе, под носом прилепил дорогостоящие, отличного качества накладные усы. При маловероятной встрече с инспектором либо его подчиненными шанс быть узнанным практически нулевой. Эстерхази стал обычным американским туристом, вздумавшим прокатиться поздней осенью по шотландским горам.
С перестрелки на болотах прошло три недели. Следы искать практически бесполезно. Но раньше он не мог приступить к поискам: во время дознания находился под пристальным наблюдением. Теперь нужно двигаться как можно быстрее, не теряя ни минуты. Необходимо твердо установить факт гибели Пендергаста, то, что он не сумел выползти из болот. Если удастся, тогда, возможно, вернется и душевный покой.
Наконец Эстерхази сумел сосредоточиться на карте. Он определил свое положение, нашел пик Бен-Дерг и Фоулмайр, деревню Каирн-Бэрроу, самую большую в округе. Уставив кончик пальца в место, где подстрелил Пендергаста, тщательно изучил окрестности. Ближайшая деревня – Инверкирктон, три мили от этого места. Ближе человеческого жилья нет, если не считать охотничий домик поместья Килхурн. Если Пендергаст выжил, он неизбежно направился в Инверкирктон. Поиски следует начать там.
Эстерхази сложил карту, посмотрел вдаль с высоты и различил у горизонта несколько строений. Инверкирктон. Ездок откашлялся, оседлал велосипед и мгновение спустя покатил вниз, на восток, подгоняемый в спину послеполуденным солнцем, не замечая сладкого верескового запаха, несомого ветром.
Инверкирктон оказался всего лишь тесной группкой ухоженных домов у поворота дороги, но в нем имелись две вещи, обязательные для каждого шотландского поселения: паб и гостиница. Эстерхази подрулил к гостинице, слез с велосипеда и прислонил его к стене, выбеленной известкой. Затем достал из кармана носовой платок и шагнул за порог.
Маленький вестибюль был живописно украшен: кроме тартанов и карты местности, на стенах висели в рамках фотографии Инвернесса и мыса Кинтайр. Здесь никого не было, за исключением мужчины лет шестидесяти с небольшим, очевидно хозяина, который стоял за стойкой полированного дерева и читал газету. Он внимательно, оценивающе посмотрел на вошедшего ярко-голубыми глазами. Эстерхази тут же принялся вытирать пот, потом громко высморкался в платок. Наверняка в крошечной деревушке случай на болоте обсуждали не раз, и Эстерхази остался очень доволен тем, что хозяин явно не узнал гостя.
– Добрый вечер, – пророкотал хозяин густо и басовито.
– Добрый… – ответил Эстерхази, стараясь отдышаться.
Хозяин взглянул на раскрытую дверь – в просвет виднелось переднее колесо велосипеда.
– В отпуске?
– Ну да. Мне бы комнату, если есть свободная.
– Есть одна. Как вас величать, сэр?
– Эдмунд Дрейпер. – Эстерхази снова глубоко задышал, отер лицо платком.
Хозяин снял с полки большую конторскую книгу в кожаном переплете.
– Эк, парень, запыхался ты.
– От Фрейзербурга педали крутил.
Старик замер над полуоткрытой книгой.
– Фрейзербург? Да это ведь сорок миль! И бо́льшая часть – по горам…
– Я уже знаю. Собственными ногами выяснил. Второй день отпуска всего… кажется, я малость переусердствовал. Но у меня всегда так: гоню до упора.
Хозяин покачал головой:
– Ну что же, зато спать сегодня будешь отлично. А завтра уж не гони, расслабься.
– Думаю, по-другому и не получится. – Эстерхази замолчал, задышал глубоко и шумно. – Кстати, я видел паб по соседству. Наверно, там можно пообедать?
– Угу, и притом чудесно! И если ты не прочь запить чудесным чудесное, я бы посоветовал местное солодовое виски, «Глен»… – Хозяин умолк, видя гримасу боли на лице гостя. – В чем дело-то?
– Не знаю, – растерянно ответил Эстерхази, запинаясь. – В груди вдруг сдавило… боль такая…
Старик встревожился. Чуть не подбежал к гостю, взял под руку, провел в небольшую комнату, смежную с вестибюлем, усадил в кресло, изготовитель которого явно переборщил с набивкой.
– В руку стреляет… Боже, больно-то как… – проговорил Эстерхази сквозь стиснутые зубы, прижав правую руку к груди.
– Выпить чего-нибудь? – озабоченно спросил хозяин, склоняясь над гостем.
– Нет… врача, скорее…
Эстерхази обмяк и закрыл глаза.
Глава 12
Подъездная дорожка, ведущая к портику дома 891 по Риверсайд-драйв, теперь выглядела гораздо лучше. Когда Винсент д’Агоста впервые пришел сюда, двор был усыпан мусором, высаженные вдоль дорожки кусты барбариса и айланта пребывали в жалком состоянии, чахли и сохли. Сам особняк в стиле боз-ар, разваливающийся и заброшенный, испещряли граффити уличных банд. А ныне и окрестности, и сам дом выглядели чистыми, ухоженными. Четырехэтажное каменное строение полностью восстановлено, крыша с мансардой, башенки и площадка на крыше возвращены к первоначальному состоянию. И все-таки, даже не ступив за порог, лейтенант ощутил странную холодность и пустоту.
Вообще-то, Винсент д’Агоста не совсем понимал, зачем приехал сюда. Не раз он уговаривал себя не быть параноиком, не тревожиться по пустякам, будто старая баба. Но визит Кори Свенсон оставил глубокое – и неприятное – ощущение беды. Он и подтолкнул в конце концов поддаться порыву и навестить особняк Пендергаста.