Языковая игра как средство воздействия

В основе игрового употребления языковых выражений лежит прием осложнения понимания и остранения формы, присущий, по Шкловскому²⁰⁴, любой форме искусства. В отличие от феномена юмора, языковая игра непосредственно связана с формальной стороной употребления языковых выражений — с грамматикой, синтаксисом, прагматическими характеристиками общения. В общем плане языковую игру можно определить следующим образом:

²⁰⁴ См.: Шкловский В. Искусство как прием // Поэтика. Сборники по теории поэтического языка. Вып. 3. СПб., 1919.

Языковая игра— это нестандартное, отклоняющееся от нормы использование языковых выражений, целью которого является не передача информации, а затруднение понимания, приводящее — среди прочего — к концентрации внимания участников ситуации общения на самом языковом выражении, на границах и возможностях языкового воплощения смысла.

Процесс игрового осложнения формы в результате отклонения от стандарта, как правило, приводит к возникновению нескольких смысловых планов в содержании высказывания, которые сложным образом взаимодействуют между собой²⁰⁵.

В имеющейся литературе обсуждались различные аспекты феномена игры: поведенческий (Э. Берн²⁰⁶), культурный (И. Хейзинга²⁰⁷), языковой (Ю.К. Щеглов²⁰⁸); рассматривались специфические особенности языковой игры в обсценном дискурсе и типология контекстов игрового употребления (Василий Буй²⁰⁹). Игровые контексты часто называют «несерьезными». Так, Дж. Остин, обсуждая нестандартные способы употребления языка, отмечает: «Например, существует намек (и другие переносные употребления языка), шутка (и другие несерьезные употребления языка), существуют ругань и бахвальство (это, по-видимому, экспрессивное использование языка)».²¹⁰«Несерьезность» языковой игры с лихвой компенсируется ее эффективностью как средства воздействия, практически не подпадающего ни под какие юридические ограничения. Дей-

²⁰⁵ О таком понимании феномена языковой игры см.: Василий Буй.
Обсценная идиоматика как объект лингвистического описания // Ва-
силий Буй. Русская заветная идиоматика. М., 1995.

²⁰⁶ См.: Берн Э. Игры, в которые играют люди. М., 1988.

²⁰⁷ См.: Хейзинга Й. Homo ludens. M., 1992.

²⁰⁸ См.: Щеглов Ю.К. Семиотический анализ одного типа юмора //
Семиотика и информатика. Вып. 6. Грамматические и семантические
проблемы. М., 1975.

²⁰⁹ См.: Василий Буй. Обсценная идиоматика как объект лингвистического описания // Василий Буй. Русская заветная идиоматика. М.,
1995.

²¹⁰ Остин Дж.Л. Слово как действие // Новое в зарубежной линг-
вистике. Теория речевых актов. М., 1986. С. 100.

ствительно, тот смысловой план, который порождается языковой игрой, неуловим, трудновербализуем, вариативен, а часто и вовсе факультативен.

Между тем в делах о защите чести и достоинства контексты игрового употребления языка часто анализируются среди других средств речевого воздействия. Один из примеров такого рода уже упоминался выше (см. раздел 2.1. главы 2). В подписи к фотографии Без пяти минут «оборотень», начальник Тютъ-кинского УВД Василий Удалой использован прием языковой игры, основанный на семантике идиомы без пяти минут кто-л. Дело в том, что данная идиома используется преимущественно по отношению к позитивно оцениваемым изменениям статуса человека. Так, можно сказать Без пяти минут генерал, доктор наук, академик, инженер, чемпион и пр., но стилистически и семантики плохо выглядят фразы Без пяти минут бандит, покойник, подлец, идиот, осужденный. В рассматриваемом примере использование идиомы без пяти минут кто-л. позволяет привнести семантику ожидания позитивного события: того, что В. Удалого таки посадят, уличат в чем-то. Понятно, что этот игровой компонент смысла не поддается собственно юридической оценке, поскольку его, конечно, не удается реконструировать как утверждение или обязательное следствие.

Еще один пример из уже упоминавшейся публикации о деятельности А. Семихватова:

Такое исключительное положение ОФГ по отношению к другим акционерам позволит стоящим за Семихватовым международным спекулянтам манипулировать рынком акций Газпрома. То есть начать атаку. Даже если «ОфиГисты» и не получат никакой внутренней (так называемой инсайдерской) информации от «Де-лойт энд Туш», всегда можно сделать вид, что информация существует. И тогда, управляя пакетом акций Газпрома, можно (в логике Семихватова — даже нужно) организовать классическую спекулятивную операцию.

В приведенном фрагменте в номинации «ОфиГисты» используется языковая игра, основанная на аббревиатуре названия акционерного общества «Объединенная финансовая группа» — ОФГ. Корректная номинация выглядела бы как

«Оэфгисты». Выбор некорректной номинации преследует цель вызвать в сознании читателя две аллюзии — ассоциацию с семантикой глагола офигеть (например, офигеть от деятельности А. Семихватова и ОФГ) и ассоциацию с известным анекдотом о «пофигистах», которые представляются в нем как совершенно безнравственные люди, озабоченные только своим материальным благополучием. Очевидно, что выбранный прием игры позволяет имплицитно отождествить с людьми сомнительных моральных качеств и акционеров ОФГ, и самого А. Семихватова, при этом вербализовать конкретный вид такого отождествления затруднительно. Иными словами, установить форму выражения смысла, оценить эту форму как утверждение, предположение, мнений и т.д. не представляется возможным.

Языковая игра в ряде случаев позволяет фиксировать в сознании адресата нужную говорящему языковую форму и при этом избежать ответственности за необоснованные обвинения. В деле, связанном с выборами регионального уровня, ведущая телевизионной передачи следующим образом оформляет свои суждения о деятельности исполняющего обязанности мэра:

Ведущая. Да, действительно, небольшие выводы за эти полгода, которые Петр Березкин исполняет обязанности мэра, действительно можно сделать. Конечно, не юридические, а моральные. Например, выводы о патологическом не скажу вранье, но скажу лукавстве ИО.

В рассматриваемом фрагменте использовано прилагательное патологический в значении 'отклоняющийся от нормы, болезненно-ненормальный, уродливый'²¹¹. Журналистка в явной форме отказывается от использования слова вранье, заменяя его на лукавство, однако слово патологический не отвергается. Использованная риторическая фигура имеет в данном случае два важных следствия. Во-первых, слово патологический остается, что придает слову лукавство очевидный негативный стилистический оттенок. Впрочем, в современном русском языке значение слова лукавство также скорее негативно, чем позитивно: 'хитрость, коварство'²¹². Во-вторых, словосочетание

²¹¹ См.: Словарь русского языка: В 4 т. / Под ред. А.П. Евгеньевой.
Т. III. M., 1987.

²¹² См.: Указ. соч.

патологическое лукавство в современном русском языке отсутствует. Это звучит не по-русски. Иными словами, у зрителя, являющегося носителем русского языка, фиксируется в сознании стандартное словосочетание патологическое вранье. Использование языковой игры позволяет ведущей передать негативную информацию о том, что П. Березкин имеет обыкновение говорить неправду гражданам. В отличие от предшествующих способов языковой игры, в разобранном примере имеются основания для квалификации формы передаваемой негативной информации как скрытого утверждения в силу того, что выражение патологическое вранье является в современном русском языке коллокацией — устойчивым выражением, характеризующимся минимальной степенью идиоматичное™.

Похожий прием используется журналисткой и дальше:

Ведущая. Так что я не скажу лжет, но как-то очень мелочно и склизко лукавит господин Березкин, когда говорит, что не занимается политикой, не готовится к выборам, да и вообще еще не решил, будет ли он участвовать в этих выборах или нет.

В приведенной фразе присутствуют слова мелочно и склизко, которые в русском языке в данном контексте имеют значения, соответственно, 'основываясь на мелочах, на несущественном' и 'таящий в себе что-л. опасное, затруднительное или сомнительное, двусмысленное'²¹³. Анализируемые прилагательные также привносят отчетливую негативную составляющую в значение глагола лукавить: 'хитрить, притворяться, имея какой-л. умысел'²'⁴, что 'таит в себе что-л. опасное, затруднительное или сомнительное'. Тем самым и в данном фрагменте П. Березкин характеризуется как человек, который говорит неправду гражданам.

Как уже отмечалось выше, языковая игра часто предполагает формирование множественных смысловых уровней —

²¹³ См.: Указ. соч. Т. 2. М., 1986. Т. 4. М., 1988. Слово склизкий относится к просторечным формам. В литературном языке ему соответствует наречие скользко, толкование которого и воспроизводится в тексте заключения.

²¹⁴ См.: Указ. соч. Т. 2. М, 1986.

возможностей понимания и интерпретации текста. Естественный и органичный способ создания нескольких смысловых планов — использование многозначности слов или эксплуатация омонимов. В уже упоминавшейся серии авторских программ С. Доренко на ОРТ (14.11.1999, 21.11.1999, 28.11.1999 и 05.12.1999) среди прочего обсуждалось судебное дело, возбужденное Ю. Лужковым о защите чести и достоинства. Как известно, слово достоинство кроме автономного употребления в значении 'совокупность высоких моральных качеств, а также уважение этих качеств в самом себе'²¹⁵ используется еще и в устойчивом словосочетании мужское достоинство, обозначающем мужской половой орган. С. Доренко пытался играть на этом, говоря, что его обвиняют в том, что он ущемил ему (Лужкову) достоинство. Когда Г. Крылова — адвокат Ю. Лужкова — обратила на это внимание, С. Доренко заявил, что Г. Крылова видит непристойность там, где ее нет. Причем фраза ущемить достоинство Ю. Лужкова дополнительно обыгрывалась кадрами процесса, когда Г. Крылова во время выступления, по-видимому, волнуясь, сдавливала кожу на своей руке. С. Доренко комментирует это следующим образом:

Со стороны это выглядит ужасно, но, возможно, это какой-то сайентологический прием. Ущемления плоти. Того самого ущемления плоти, которое, как она думала, мы сделали ее доверителю.

Непристойный смысл, вкладываемый С. Доренко в слова Г. Крыловой, в комментариях ведущего развивается и обрастает невероятными подробностями:

Так, например, адвокат Лужкова настаивала не менее двух раз, что слово достоинство, в применении к мэру Москвы не может означать моральные качества. <...>.

Больше того, по ущемлению достоинства вообще вопросов на этой неделе не было. <...> Из чего я делаю вывод о том, что мэрская сторона смирилась с ущемлением его достоинства не только в том смысле, который имел в виду я, но и в непристойном смысле, на котором настаивала адвокат <...>.

²¹⁵ См.: Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М„ 1992.

В применении к мэру слово достоинство, по-видимому, означает такую разновидность какого-то непотребства, о котором адвокат мэра знает, видела даже, но никому не скажет.

Г. Крыловой приписывается такое понимание слова достоинство, которое она не имела в виду, причем говорится, что Г. Крылова настаивала на этом понимании: мэрская сторона смирилась с ущемлением его достоинства не только в том смысле, который имел в виду я, но и в непристойном смысле, на котором настаивала адвокат.

С. Доренко конструирует совершенно немыслимые ситуации, не забывая, впрочем, эксплицитно указать на их гипотетичность:

Доверитель Лужков, несомненно, мог показать адвокату то, что они между собой называют его достоинством. Или, по крайней мере, описать это что-то. И очень может быть, что у Крыловой есть основания оценивать это что-то у мэра как вполне пошлую вещицу.

Слова и словосочетания мог, может быть, по крайней мере переводят обсуждение в сферу предполагаемого, не вполне реального (см. понятие лексем-ограничителей в § 14 главы 3). Более того, ведущий демонстративно открещивается от каких бы то ни было подозрений в свой адрес, при этом идея того, что Г. Крылова обсуждала со своим доверителем что-то непристойное, сохраняется: Но я категорически против того, чтобы мне приписывали осведомленность в их секретах подобного рода. И тут же С. Доренко опять повторяет то же самое, но с лексическим показателем предположения: Впрочем, возможно, между этими двумя женщинами и мэром есть секреты, и я не хотел бы вторгаться в сферу их внеслужебных отношений. Налицо совмещение нескольких приемов воздействия — концентрированное повторение негативной информации, «замазывание», «Ad Нос'овый негатив» и, наконец, языковая игра, основанная на многозначности.

Возникает вопрос, можно ли что-то предпринять против такой речевой агрессии, продуманно подготовленной и профессионально исполненной? Практика лингвистических экспертиз показывает, что можно, хотя это и не вполне триви-

альная задача. В рассматриваемом случае С. Доренко, будучи очень талантливым коммуникатором, тем не менее допустил ошибку, которая выявляется средствами семантического анализа. Изначальное предположение С. Доренко о возможности понимания выражения ущемить достоинство кому-л. в значении 'нанести урон общественному лицу кого-л., его представлениям о собственных высоких моральных качествах' некорректно. Дело в том, что ущемить достоинство имеет нужное С. Доренко значение только при управлении родительным падежом — ущемить достоинство кого-л. (ср. выражения нанести урон имиджу кого-л., задеть честь кого-л., эксплуатировать самолюбие кого-л.). Дательный падеж однозначно указывает на «непристойное» понимание — ср. прищемил руку Роману, порезал себе палец. Тем самым выражение ущемить достоинство кому-л. понимается только в «непристойном» значении, но такое управление (с дат. падежом) появляется именно в словах С. Доренко, а не в выступлении Г. Крыловой. Иными словами, иск Г. Крыловой о защите чести и достоинства по отношению к С. Доренко в данном случае совершенно оправдан и лингвистически обоснован²¹⁶.

Формирование второго смыслового плана в содержании языкового выражения, дающего игровой эффект, может достигаться и за счет использования метаграфематического оформления текста, т.е. варьирования гарнитур, кегля, замены строчных букв на прописные, привлечения «внутригарнитурных» выделений — курсива, разрядки, полужирного шрифта и т.д. Это область взаимодействия вербальной и невербальной составляющей текста (см. подробнее главу 5). В одной из спорных публикаций об известном бизнесмене С. Великанове был использован подзаголовок «Новый ИУДАизм». Поскольку и вся статья была посвящена С. Великанову, и в рассматриваемой главке шла речь об С. Великанове, то выделенный фрагмент названия ИУДА отождествляется с ним же. Согласно МАСу слово Иуда имеет стилистическую помету бранное и употребляется по отношению к предателю, изменнику²¹⁷. Аналогичную

²¹⁶ См. также комментарии по поводу данного дела в: Левонтина И. Б. Буква и закон. Судебная лингвистическая экспертиза // Отечественные записки. 2005. № 2.

²¹⁷ См.: Словарь русского языка: В 4 т. / Под ред. А.П. Евгеньевой. Т. I. M., 1985.

помету это слово имеет в Толковом словаре русского языка под ред. Д.Н. Ушакова²¹⁸. Тем самым анализируемый пример языковой игры используется для передачи негативной информации об С. Великанове. Более того, можно ставить вопрос и о наличии признаков оскорбления, поскольку использование слова Иуда в указанном значении, т.е. как бранного слова, в СМИ можно квалифицировать как унижение чести и достоинства в неприличной форме. Языковая игра в данном случае не снижает негативность номинации, однако она позволяет скрыть или по крайней мере завуалировать то, к кому непосредственно относится номинация, т.е. акт установления референции номинации. Следовательно, в лингвистическом заключении потребуется уделить значительное место доказательству того, что под Иудой имеется в виду именно С. Великанов.