Восток накануне завоеваний Александра
Государственная апатия и культурный застой.
С политической точки зрения это положение определялосьвереницей деспотических империй, которые главенствовали наВостоке в предшествующие века. Их способы завоевания идолгое господство сломали политический хребет местногонаселения и приучили принимать каждого нового хозяина какданность при каждой перемене обстановки. Роль центральнойвласти была бесспорно гибельной для подчиненных, которыхпросто затаскивали на государственные должности. Некотороевремя спустя взгляд Даниила на четыре царства все ещеотражал это пассивное отношение восточных людей кпреемственности государственной власти. Поэтому случилосьтак, что три сражения, которые сломали военную мощьПерсидской империи, определили властителя громаднойтерритории с бесчисленным населением, которое отреклось отмысли о самоопределении и даже не чувствовало побужденияпринять решение. Более-менее серьезное сопротивление, и томестного характера, встретило Александра в Тире и Газе, нооно было сломлено продолжительной осадой. Это исключениебыло не случайным: граждане финикийского города, несмотряна подчиненное положение по отношению к суверенной властиВеликого Царя, боролись по своим мотивам, вспомнивдавнишнее противостояние греков и финикийцев на море(случай с городом Газа, вероятно, аналогичен тирскому).
Политическая апатия сочеталась с культурным застоем,появившимся по разным причинам. В древних центрах восточнойцивилизации, на Евфрате и Ниле, которые перед Персидскойэпохой были также центрами политической власти, посленескольких тысяч лет существования все интеллектуальныедвижения пришли в упадок, и только труднопреодолимыетрадиции действовали по инерции. Мы не можем здесьвдаваться в объяснения, которые увели бы нас далеко отосновной линии наших размышлений; мы просто констатируемфакт, который в случае с Египтом особенно очевиден. Можем,однако, отметить, что неподвижность, которую нашидинамические пристрастия склонны преуменьшать какоцепенение, может также считаться признаком концаопределенной системы жизни -- это утверждение хорошоприменимо по отношению к Египту.
Вдобавок ассирийская и вавилонская практикаэкспатриирования и переселения завоеванных народов, или,более точно, их ведущих в социальном и культурном отношениислоев, уничтожила возможности культурного роста во многихрегионах за пределами старых центров. Эта судьба во многихслучаях постигла народы более юного культурного возраста,еще не раскрывшие свои потенциальные возможности. Имперскоеуправление таким образом добивалось (а центральная властьплатила) истощения потенциальных источников своегодуховного возрождения. Здесь мы не подвергаем сомнению однуиз причин оцепенения старых центров, отмеченную нами ранее:подавив национальные и региональные жизненные силы во всемцарстве, завоеватели окружили себя пустыней, и в этихусловиях верхушка власти отказалась от любых омолаживающихвлияний, которые могли бы прийти снизу. Это может отчастиобъяснить то состояние паралича, в которое Восток словнопогрузился до Александра и от которого освободилсяблагодаря возрождающему влиянию эллинского духа.
Начало религиозного синкретизма.
Подобное положение дел содержало некоторые позитивныепредпосылки для той роли, которую сыграл Восток вэллинистическую эпоху. Эта господствующая пассивность,отсутствие сознательно сопротивляющихся ассимиляции силзначительно ослабила местные различия локальных культур,устранила множество препятствий к слиянию в более широкомсинтезе. Следовательно, появилась возможность вхожденияэтих местных сил в общую группировку. В частности,насильственное переселение целых народов дало двазначительных эффекта. С одной стороны, это привело косвобождению культурных традиций различных слоев, ихвыделению в передаваемые формы учений, и, в результате, онистали доступны как элементы в космополитическомвзаимообмене идеями -- точно также и эллинизм мог ихиспользовать. С другой стороны, это шло в одном направлениис еще до-эллинистическим синкретизмом, смешением богов икультов различного, зачастую весьма далекого происхождения,что снова предвосхитило особенности будущегоэллинистического развития. Библейская история предлагаетвниманию читателя множество примеров обоих этих процессов.
Самое раннее описание генезиса понятийного религиозногосинкретизма мы находим в IV Книге Царств 17:24-41, вистории о новых жителях, переселенных ассирийским царем вСамарию, в том хорошо известном повествовании опроисхождении Самаритянской секты, которое заканчиваетсясловами:
Народы сии чтили Господа, но и истуканам своим служили.
Да и дети их и дети их детей до сего дня поступали так же,
как поступали отцы их.
В общемировом масштабе религиозный синкретизм позднеестал характерной чертой эллинизма -- здесь мы видим егоначало на Востоке.
Начало теологического абстрагирования в иудаистской, вавилонской и персидской религиях.
Еще более важной является другая черта развития,отмеченная нами: трансформация сущности местных культур видеологии. Возьмем другой классический пример из Библии -- ниспровержение Вавилона, значимое для иудеев как сточки зрения развития той стороны их религии, которая вышлаза рамки собственно палестинских условий, так и в планепротивопоставления этого вероучения, взятого таким образомв его целостности, другим религиозным принципам мира, вкотором они оказались. Это означало конфронтациюпредставлений с представлениями. Мы находим данноеположение полностью осуществленным у пророка Исайи, которыйпровозгласил чистый принцип монотеизма, освобожденный отспецифически палестинских ограничений культа Яхве, какоснову мироздания. Таким образом, это искоренениеограничений завершило процесс, который действительно былначат еще древними пророками.
Несмотря на уникальность иудейского случая, определенныепараллели этим процессам можно разглядеть повсюду вполитическом разделении Востока или же вывести изпозднейшего развития событий. Следовательно, послесвержения Вавилона персами древне-вавилонская религияперестала быть государственным вероучением, прикрепленным кполитическому центру и функционирующим как закон. Как одиниз институтов монархии она обладала определеннымофициальным статусом, и это соединение с местной системойсветской власти поддерживало и в то же самое времяограничивало ее роль. И поддержка, и ограничение произошлив связи с потерей первоначального положения. Освобождениерелигии от политической функции было искоренением,сопоставимым с территориальным искоренением Израиля. Потерявлияния и политическое бессилие в Персидской империизаставили вавилонскую религию с этого времени остановитьсяна одном лишь духовном содержании. Не имея большой связи синститутами местной системы власти и не обладаяавторитетом, она была отброшена к свойственным ейизначально теологическим особенностям, которые былисформулированы так, как если бы они противостояли другимрелигиозным системам, удержавшимся на плаву и теперьсоперничающих за умы человечества. Поэтому политическоеискоренение привело к освобождению духовной субстанции. Какпредмет познания обобщенный принцип требовал жизни длясамого себя и раскрывал свои абстрактные подтексты. Мыможем распознать здесь работу исторического закона, которыйпомогает нам понять многие ментальные заключения позднейантичности. В случае с вавилонской религией успех этогодвижения по направлению к абстрагированию проявился в болеепоздней форме, так как он возник при расцвете эллинизма. Водностороннем развитии своих изначальных астральныхособенностей более древний культ превратился в абстрактноеучение, объясняющее систему астрологии, которое простоблагодаря обращению к рациональному содержанию,представленному в греческой форме, стало могущественнойсилой в эллинистическом мире идей.
Для сравнения возьмем последний пример, -- древнююперсидскую религию маздеизм, отделенную от родной иранскойпочвы. Привнесенная во все страны от Сирии до Индиичисленно малой правящей нацией, она среди множества религийПерсидской империи нашла себя в ситуации, в чем-то подобнойкосмополитической. Вследствие падения Империи она потерялаподдержку, но также избавилась от недоброжелательногоотношения властей окружающих держав, и с этого времениразделяла в странах за пределами собственно Персии вместе сдругими вероучениями тяготы и преимущества диаспоры. Здесьснова из не столь определенной национальной традиции былизвлечен уникальный метафизический принцип, который былвключен в систему общей интеллектуальной значимости:система теологического дуализма. Это дуалистическое учениев своем обобщенном содержании было одной из значительныхсоставляющих в эллинистическом синкретизме идей. В Персиинациональная реакция привела к последовательному основаниюпарфянского и неоперсидского царств, подготовила исопроводила религиозную реставрацию, которая, в своюочередь, была усилена, чтобы систематизировать идогматизировать элемент старой народной религии, -- процесс, некоторым образом, аналогичный созданию Талмуда вту же эпоху. Следовательно, как на родине, так и в диаспореизменение условий привело к сходному результату:трансформации традиционной религии в теологическую систему,по своим особенностям приближавшейся к рациональному учению.
Мы можем представить похожие процессы, проходившие повсему Востоку, -- процессы, благодаря которымизначально национальные и местные верования соотносилисьдруг с другом, чтобы стать элементами интернациональногообмена идеями. Общим направлением этих процессов быладогматизация (в том смысле, что принцип выделялся изглавной части традиции и разворачивался в стройнуюдоктрину). Греческое влияние, представляя и побудительные,и логические инструменты, повсюду вносило завершенность вэтот процесс; но мы пытаемся показать, что Восток наканунеэллинизации уже предварил этот процесс в основных чертахотдельных религий.
Мы уже отмечали три из них, выбранные с определеннойцелью: иудаистский монотеизм, вавилонскую астрологию ииранский дуализм, которые были, возможно, тремя главнымидуховными силами, вложенными Востоком в форму эллинизма, иони все больше влияли на его позднейшее развитие.
Вот многое из того, что мы называем "предпосылками".Отметим тот факт, что первая известная в историикосмополитическая цивилизация, которую мы называемэллинистической, стала возможна вследствие катастроф,постигших исходные единицы региональных культур. Безпадения государств и наций этот процесс абстрагирования иобмена никогда не произошел бы в таком масштабе. Этосправедливо, хотя и менее очевидно, даже для греческойстороны, где политическое падение полиса, этого наиболееинтенсивного из частных образований, представляло собойсравнительно негативную предпосылку. Только в Египте,которым мы пренебрегли в нашем обзоре, условия былисовершенно иными. В основном, однако, силы, активнодействующие в эллинистическом синтезе вместе с греческимнаследием, исходили из Азии, семитской или иранской:поэтому мы можем ограничить наш беглый очерк рассмотрениемазиатских условий.
Восток при эллинизме
Рассмотрев вопрос о предпосылках, мы должны краткообсудить судьбу Востока при трансформации эллинизма.Первое, что мы отмечаем, -- Восток затих на несколькостолетий и стал основным, но невидимым при подавляющемсвете эллинского дня, фактором синтеза. То, что последовалоза первым веком н.э., мы можем назвать исходной стадиейпериода скрытого состояния восточного ума и сделать изэтого наблюдения вывод о разделении эллинистической эпохина два отдаленных периода: период проявления греческогогосподства и подавления Востока и период реакции навозрождение Востока, который в свою очередь победнопродвигался на Запад в своего рода духовной контратаке иприобретал форму универсальной культуры.
Мы говорим, разумеется, с точки зрения интеллектуальных,а не политических событий. В этом смысле эллинизацияВостока преобладала в первом периоде, ориентализация Запада -- позднейший процесс, подошедший к концу около 300 г.н.э., -- во втором. Результатом этого явился синтез,который перешел в Средние века.
Подавление Востока.
О первом периоде мы можем сказать кратко. Это была эпохацарств Селевкидов и Птолемеев, характеризующаяся, вчастности, расцветом Александрии. Эллинизм триумфальношествовал по Востоку и учреждал общую культуру, чьи правиламышления и выражения были приняты всеми, кто хотел принятьучастие в интеллектуальной жизни эпохи. Был слышен толькогреческий голос: все публичные литературные высказыванияделались на этом языке. С точки зрения того, что мыговорили о вхождении восточного в поток греческойинтеллектуальной жизни, немота Востока не может бытьистолкована как недостаток интеллектуальнойжизнеспособности у части индивидуумов: она состоит скорее внеговорении от себя, от своего имени. Любой, кто хотелчто-нибудь сказать, не имел иного выбора, как сказать этопо-гречески, не только с точки зрения языка, но также сточки зрения понятий, представлений и литературной формы,то есть очевидной части греческой традиции.
Разумеется, у эллинистической цивилизации, открытой игостеприимной, было место для творений восточного уматолько в том случае, если они принимали греческую форму.Поэтому формальное единство этой культуры охватывало,фактически, многое из того, что еще находилось подофициальным греческим клеймом. На Востоке эта ситуацияпородила род мимикрии, которая имела далеко идущиепоследствия для его будущего. Греческий ум, со своейстороны, не мог оставаться бездейственным: он призналотличия новой ситуации от того, что мы называли "греческим"до и после Александра, что, в свою очередь, помоглоДройзену ввести термин "эллинистический" в отличие отклассического "эллинский". "Эллинистический" былпредназначен для обозначения не просто расширения полиснойкультуры до космополитической и трансформаций, присущихэтому процессу, но также для изменения особенностейвосприятия ориентальных влияний в этом расширенном целом.
Однако анонимность восточного вклада сделала эти влиянияв первом периоде трудноразличимыми. Люди, подобные Зенону,о которых мы говорили прежде, желали быть эллинами и никеминым, и их ассимиляция была завершена, как это и должнобыло случиться. Философия обычно во многом идет по следам,оставленным исконно греческими школами; но к концу данногопериода, примерно через два столетия после Зенона, онатакже начала выказывать значительные признаки изменения всвоем до сих пор автономном развитии. Признаки сперва былинедвусмысленными. Продолжительная полемика о Посидонии изАпамеи (ок. 135-50 гг. до н.э.) хорошо иллюстрируеттрудность любого уверенного приписывания влияния и, вобщем, неопределенность того, что в этом периоде являлосьподлинно греческим, а что окрашивалось ориентализмом.Являлось ли пламенное астральное благочестие, котороепропитало философию Зенона, выражением восточного ума? Сэтим можно спорить, и, возможно, спор этот будет продолжен,хотя можно не сомневаться, что был ли он греком по рождениюили нет, его ум, его мышление были подлинно греческими. Вданном случае это укладывается в общую картину: мы не можемтребовать большей определенности, чем нам позволяет сложнаяприрода ситуационных допущений. Столкнувшись сосвоеобразной анонимностью, мы можем даже сказать с"псевдоанонимностью", которая скрывает восточный элемент,мы должны быть довольны тем общим ориентальным влиянием всамом широком смысле, которое имело место на протяженииэтого периода в области греческой мысли.
Более ясный случай представлен растущей литературой"мудрости варваров", которая появилась в греческихписьменных источниках: в конце концов, она представляла нетолько антикварный интерес, но постепенно принималапропагандистский характер. Инициатива греческих авторов вэтой области обсуждалась в старых центрах Востока, Вавилонеи Египте местными жрецами, которые стали описывать своюнациональную историю и культуру на греческом языке.Античные писатели могли рассчитывать на вежливоелюбопытство греческой публики, но так как это все больше ибольше сопровождалось восприимчивостью по отношению кдуховному содержанию как таковому, любители древностинезаметно превращались в учителей и проповедников.
Однако в это время наиболее важной формой вклада Востокав эллинистическую культуру была область не литературы, акульта: религиозный синкретизм, который стал явлением,имевшим решающее значение в более поздней фазе, началформироваться в первом периоде эллинистической эры.Значение термина "синкретизм" может быть расширено и обычноохватывает и светские явления; в этом случае всяэллинистическая цивилизация может быть названа синкретичнойв том смысле, что она все больше и больше становиласьсмешанной культурой. Однако, строго говоря, синкретизмозначает религиозный феномен, который выражается болееадекватно древним термином "теокрасия" (не путать с"теократией" -- формой правления, при которой властьпринадлежит духовенству -- прим. ред.), т.е. смешениебогов. Это центральное явление данного периода, и одно изтех, к которым мы, знакомые в других отношениях сосмешением представлений и культурных ценностей, не имеемточных параллелей в нашем современном опыте. Он неуклоннорасширялся, и сила этого процесса, в конечном счете,привела от первого периода эллинизма ко второму,религиозно-ориентальному. Теокрасия выражала себя в мифеточно так же, как в культе, и одним из ее наиболее важныхлогических инструментов была аллегория, которую философияуже использовала по отношению к религии и мифу. Все данныеявления отмечались в обзоре первого периода эллинизма, втой религиозной сфере, где Восток как таковой был наиболееактивен. Растущий престиж восточных богов и культов впределах Западного мира предопределил ту роль, которуюпредстояло играть Востоку во втором периоде, когдапревосходство перешло к нему. Это была религиозная роль,несмотря на то, что греческий вклад в эллинистическое целоебыл вкладом в светскую культуру.
В итоге мы можем точно определить первую половинуэллинизма, которая продолжалась приблизительно дохристианской эры и главным образом характеризоваласьгреческой светской культурой. Для Востока это было времяподготовки к его новому проявлению, сравнимое синкубационным периодом. Мы можем только предполагатьпоследующую вспышку основательных трансформаций, которыедолжны были произойти там в это время под поверхностьюэллинизма. За исключением восстания Маккавеев, едва лисуществовал какой-либо признак самоутверждения восточныхобществ в пределах эллинистического круга периодапротяженностью от Александра до Цезаря. За пределами этогокруга основание Парфянского царства и возрождение маздеизмасоответствуют воздействию иудаизма внутри эллинистическогомира. Эти события в действительности мало затронули какобщую картину ассимилирующей Эллады, так и общую картинуВостока, ассимилированного во время этого периода.
Греческая концептуализация восточной мысли.
Тем не менее, этот латентный период был исполненглубокого значения в истории жизни Востока. В греческоймонополии на все формы интеллектуального выраженияодновременно существовали и ориентальный дух, и аспекты егоподавления и освобождения: подавления -- потому что этамонополия лишала его исконных средств выражения и усиливалафальшь при выражении его содержания; освобождения -- потому что греческая понятийная форма предполагала длявосточного ума совершенно новую возможность освещениязначения его собственного наследия. Мы уже видели, чтонакануне эллинизма начался подъем пересекающихся духовныхпринципов за пределами большей части народных традиций; ноон был логическим показателем, которому греческий духпредоставил возможность осуществления. В Греции изобрелилогос, абстрактное понятие, метод теоретического описания,систему убеждения -- одно из величайших открытий вистории человеческого разума. Этот применимый к любомупонятию формальный инструмент эллинизм предоставил Востоку,чье самовыражение могло теперь извлечь из него пользу.Эффект, отсроченный в своем проявлении, был неизмеримым.Ориентальная мысль была непонятийной, выраженной в образахи символах, скорее маскирующей свои окончательные цели вмифах и ритуалах, чем излагающей их логически. Она былаограничена устойчивостью своих древних символов и былаосвобождена из этого заключения благодаря живительномудыханию греческой мысли, который дала новый толчок иодновременно подходящий инструмент для любых тенденцийабстрагирования, с которыми работали прежде. По сути,ориентальное мышление оставалось мифологическим, что сталоясно, когда оно заново представило себя в мире; но оно темвременем училось переносить "той идеи в форму теорий иприменять, разъясняя, рациональные понятия вместочувственных образов. Таким образом, определенноепостулирование системы дуализма, астрологического фатализмаи трансцендентного монотеизма произошло с помощью греческойконцептуализации. Получив статус метафизических учений, онистали общераспространенными, и их сообщения могли бытьадресованы всем. Это греческий дух освободил восточнуюмысль от рабства ее собственного символизма и далвозможность в обдумывании логоса открыть себя. И это былооружием, приобретенным из греческого арсенала, с которымВосток, когда пришло его время, перешел в контрнаступление.
Восточный "андеграунд".
Неизбежным результатом развития такого рода явилосьсмешение, но здесь очевидна и опасность, свойственная ему втом, что касается подлинной сущности ориентальной мысли.Потерей специфики расплачивались за каждую генерализациюили рационализацию. В частности, греческое доминирующеевлияние, естественно, искушало восточных мыслителейизвлекать пользу из престижа всего греческого, выражая своиисходные положения не прямо, но под маской аналогий,собранных по мелочи из греческой традиции мысли. Поэтому,например, астрологический фатализм и магия могли быть одетыв покровы стоической космологии с ее учениями о симпатии икосмическом законе, религиозный дуализм -- в покровыплатонизма. Для сторонников ассимиляции это былоопределенно началом мира; но мимикрия таким образом началавызывать ответную реакцию дальнейшего роста восточного умаи предоставлять историкам специфические проблемыинтерпретации. Явление, которое Освальд Шпенглер называл,пользуясь термином из минералогии, "псевдоморфозом", будетзанимать наше внимание в дальнейшем (см. ниже, гл. 2).Существует другое, возможно, более глубокое воздействие,которое греческое доминирующее влияние оказало навнутреннюю жизнь Востока, воздействие, котороесуществовало, чтобы проявиться только много позже:разделение ориентального духа на поверхностные и скрытыетечения, на открытую и тайную традиции. Влияние греческогообразца для подражания имело не только стимулирующий, но ирепрессивный эффект. Его избранные стандарты действовалиподобно фильтру: то, что поддавалось эллинизации,укрепилось и извлекло пользу из положения в свете, то естьстало частью высшей формации космополитической культуры;остальное же, радикально отличное и не ассимилированное,было исключено и ушло в подполье. Это "иное" не моглочувствовать себя представленным в традиционных творенияхлитературного мира; не могло найти своего места в общемстрое идей. В противопоставлении своего идейного посыладоминирующему оно должно было выработать собственный язык;и эти поиски стали делом длительного тяжелого труда. Посвоей природе оно было наиболее подлинным и самобытнымвыражением духа Востока, чье будущее больше, чем прошлое,было подчинено этим условиям подпольного существования.Поэтому духовная монополия Греции объясняла рост невидимогоВостока, чья тайная жизнь формировала антагонистическоеподводное течение под поверхностью общенароднойэллинистической цивилизации. Процессы глубокойтрансформации, далеко идущие новые линии поведения должныбыли быть скрыты в этом периоде подавления. Мы,действительно, не знаем их; и все наше описание не давалобы оснований предположить внезапного прорыва новогоВостока, если бы мы не были свидетелями поворота эпохи, помощи и масштабу которого мы можем сделать выводы обинкубационном периоде.
Возрождение Востока
То, что мы действительно видели в данном периоде,приблизительно совпало с началом христианства, являясьпрорывом Востока. Подобно долго заключенным водам, его силысломали твердую поверхность эллинизма и наводнили древниймир, хлынув в созданные греками формы и наполняя их своимсодержанием, помимо этого создавая собственные новыенапластования. Превращение эллинизма в религиознуюориентальную культуру поставило его на ноги. Время прорывабыло, вероятно, обусловлено совпадением двух одновременныхсобытий -- завершения подпольного роста Востока,которое дало ему возможность выйти на свет, и готовности,даже глубокой потребности Запада в религиозном обновлении,которое объяснялось всем духовным положением этого мира иего склонностью энергично реагировать на послание Востока.Это одновременное взаимодействие активности ивосприимчивости было похоже на беседу, наблюдавшуюся тремястолетиями ранее, когда Греция наступала на Восток.
Новизна возрожденной восточной мысли.
Теперь важно признать, что в этих событиях мы имели делоне с реакцией древнего Востока, но с новым явлением,которое в эти решающие часы вышло на историческую сцену."Древний Восток" умер. Новое пробуждение не означалоклассического воссоздания его освященного веками наследия.И даже не новая концептуализация ранней ориентальной мыслибыла действительной сущностью движения. Традиционныйдуализм, традиционный астрологический фатализм,традиционный монотеизм -- все были очерчены в немвместе с такой специфически новой отличительной чертой,которая в настоящей обстановке содействовала представлениюнового духовного принципа; и то же самое справедливо дляиспользования греческих философских терминов. Необходимовыделить этот факт с самого начала в связи с сильнымвоздействием по-другому созданных внешних проявлений,которые долго вводили историков в заблуждение относительноструктуры мышления, поставленной перед ними, исключаяхристианство, просто дополняющее оставшееся от старыхтрадиций. Все они фактически проявились в новом потокесимволов древней ориентальной мысли, действительно, целоммифологическом наследии: представления и образы Библии;элементы учения и терминологии греческой философии, вчастности платонизма. В самой сути синкретической ситуациизаложено, что все эти различные элементы являютсядоступными и могут сочетаться как угодно. Но синкретизм кактаковой представлял только внешние аспекты, а не сущность явления.
Внешний аспект приходил в беспорядок из-за своегосостава, а вернее, из-за ассоциаций со старыминаименованиями. Однако, хотя эти ассоциации никоим образомне были неуместными, мы можем различить новый духовныйцентр, вокруг которого теперь кристаллизовалисьтрадиционные элементы, единство среди разнообразия; и это,скорее, чем синкретическое значение явления, являлосьистинной сущностью того, с чем мы столкнулись.
Если мы признаем этот центр как автономную силу, тогдамы должны сказать, что он заставляет использовать, скорее,элементы, чем то, что они составляют своим слиянием; ицелое, до такой степени сознательное, что, несмотря на егоярко выраженный синтетический характер, оно могло бытьпонято не как продукт непреднамеренного эклектизма, но какоригинальная и устоявшаяся система представлений. Еще этасистема выявила сходство в массе коренным образомотличающегося материала, которое раскрывалось только принадлежащем исследовании, то есть интерпретация уже давалаоснования для предварительного знания о лежащем в основеединстве. Невозможно отказаться ни от наблюдавшейся такимобразом определенной цикличности доказательств, ни отсубъективного элемента, включенного в интуитивноепредвидение цели, по направлению к которой двигаласьинтерпретация. Это, однако, представляет собой сущность иопасность исторической интерпретации, которая пользуетсяуказанием первого впечатления от материала и становитсядоказанной только благодаря результату, его внутреннейубедительности или правдоподобию, и прежде всегопрогрессивно подтвержденному опыту с предметами,занимающими свое место при контакте с гипотетическойсистемой.
Основные проявления ориентальной волны в эллинистическом мире.
Теперь мы дадим краткий перечень явлений, в которыхориентальная волна проявила себя в эллинистическом мирепримерно с начала христианской эры и далее. Это, восновном, следующие: распространение эллинистическогоиудаизма, и особенно расцвет иудаистской философии вАлександрии; распространение вавилонской астрологии имагии, совпавшее с общим ростом фатализма в Западном мире;распространение разнообразных восточных мистических культовв эллинистическо-римском мире и их перерождение в духовныемистические религии; подъем христианства; расцветгностических движений и великое формирование системы внутрии за пределами христианской структуры; трансцендентальныефилософии поздней античности, начиная с неопифагорейства изаканчивая неоплатонической школой. Все эти явления,различные сами по себе, в широком смысле взаимодействовали.Их учения имели важные точки соприкосновения в общей и дажев расходящейся части общей атмосферы мысли: литературакаждого могла дополнить наше понимание других учений. Болееочевидно, что сродству духовной сущности способствовалапериодичность типических систем выражения, специфическихобразов и формул, встречающихся на протяжении развитиялитературы целой группы. У Филона Александрийского мывстречаемся, помимо платонических и стоических элементов,пересекающихся с иудаистской сущностью, также с языкоммистических культов и зарождающейся терминологией новогомистицизма.
Мистические религии, со своей стороны, имели сильныевзаимосвязи с астральным комплексом представлений.Неоплатонизм был широко открыт всем языческим и особенновосточным религиозным знаниям, претендующим на античность иореол духовности. Христианство, даже в своих"ортодоксальных" проявлениях, имело с самого начала(особенно при св. Павле) синкретические аспекты, которые внесравненно большей степени присутствовали в егоеретических ответвлениях: гностические системы сочетали все -- восточные мифологии, астрологические учения,иранскую теологию, элементы иудаистской традиции,библейские, раввинистические или оккультные, христианскиепредставления, спасение -- эсхатологию, платоническиетермины и понятия. Синкретизм достиг в этом периоде своейнаибольшей эффективности. Он больше не придерживалсяопределенных культов и не беспокоился об их престиже, нонаполнил собой мышление целого столетия и показал себя вовсех областях литературного выражения. Следовательно, ниодно из явлений, перечисленных нами, не может бытьрассмотрено отдельно от остальных. Если синкретизм,смешение данных представлений и образов, т.е. совмещенныетечения нескольких традиций, являлся только формальнымявлением, которое оставило открытым вопрос о его умственномсодержании, то внешняя привлекательность определила егопопулярность. Являлся ли он одним из многих феноменовтакого типа и чем он вообще являлся? -- спрашиваем мыперед лицом такого сложного явления. Что было организующейсилой синкретизма? Мы сказали перед предварительнымопределением, что, несмотря на "синтетическую" внешнююсторону, новый дух не был непреднамеренным эклектизмом. Чемтогда был направляющий принцип и каково направление?
Исходное единство: представительность гностической мысли.
Чтобы получить ответ на этот вопрос, давайтесконцентрируем наше внимание на определенной характеристикементальных отношений, которые более или менее отчетливосуществовали на всем протяжении развития целой группы,независимо от сущности и интеллектуального уровня,значительно различающихся в других отношениях. Если приисследовании этих общих фигур мы находим духовный принцип,который не был представлен в отдельных элементах состава,мы можем определить его как истинную действующую силу.Теперь подобный неизведанный принцип можно, в сущности,различить, хотя бы в некоторых определенных чертах, на всемпротяжении существования уже отмеченной нами литературы.
Он появляется повсюду в движениях, приходящих с Востока,и наиболее очевидно в той группе духовных движений, которыеобъединяются под именем "гностические". Мы можем, такимобразом, взять более поздние в качестве наиболеерадикальных и непреклонных представителей нового духа иможем, в результате, назвать общий принцип, который, менееопределенно выраженный, распространился за пределы областисобственно гностической литературы аналогично"гностическому принципу". Какой бы ни была польза отподобного расширения значения имени, определенно, чтоизучение этой специфической группы не только чрезвычайноинтересно само по себе, но также может предоставить если неключ к целой эпохе, то по крайней мере жизненно важноесодействие его отысканию.
Я лично склонен считать данную серию явлений, в которойориентальная волна проявила себя в различных преломлениях иреакциях, этим гипотетическим гностическим принципом, и явезде доказываю свое мнение. Однако если подобная точказрения допущена, она заключает в своем значенииограничение, которое может быть определено как общийзнаменатель, могущий носить много масок и допускающиймножество степеней ослабления и компромисс с конфликтующимипринципами. Она может поэтому во многих случаях быть толькоодним из элементов в комплексе интеллектуальных мотивов,лишь частично действенным и не полностью осуществленным вобобщенном целом. Но новый фактор, где бы он ни заставилсебя почувствовать, и его наиболее глубокое откровениеявляются основанными на так называемой собственногностической литературе. К этой проблеме мы теперь иобратимся, попробовав позднее (Часть III) выразить весть,провозглашенную в этих текстах, в более широком контекстесовременной культуры.
Часть Первая
ГНОСТИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА: