Миртл-Бич, штат Южная Калифорния
Восемнадцатая лунка на поле для гольфа Пальметто-Спрей была одним из худших кошмаров для игроков на всем Восточном побережье. Пятьсот шестьдесят ярдов, пар-пять,[12] да еще хитро искривленного, плюс полдюжины песчаных ловушек вплотную к фейрвею.[13]
Меир Вайс подкатил на инвалидной коляске к ти,[14] снял одеяло со своих искалеченных ног, подхватил костыли, висевшие рядом с сумкой для клюшек, выпрямился и закрепил себя в стоячем положении, застопорив коленные шарниры на ножных фиксаторах.
– Вы не против, если я посоветую вам кое-что еще?
Алоизий Пендергаст опустил взятую взаймы сумку для клюшек наземь.
– Пожалуйста, я с удовольствием выслушаю.
– Лунка длинная, но ветер нам в спину. В таких случаях я обычно пробую хорошо размеренный фейд.[15] При небольшом везении мяч ляжет на середину фейрвея и даст возможность достичь грина[16] на втором ударе.
– Увы, я весьма скептично отношусь к понятию «везение».
Старик почесал загорелый лоб и рассмеялся:
– Лично я всегда предпочитаю сыграть раунд перед любым делом. Это столько говорит о возможном партнере. Кстати, на последних лунках я заметил: вы стали лучше играть. только следите за своим свингом, делайте, как я показал.
Взяв драйвер,[17] старик заковылял к ти. Опершись как следует на костыли, занес клюшку и махнул, описав идеальную дугу. Сухо щелкнув, мяч взмыл, в полете чуть уклонился вправо и скрылся за растущими у фейрвея деревьями.
Наблюдавший за полетом Пендергаст сказал Вайсу:
– В этом ударе я не заметил никакого везения.
Вайс хлопнул по костылям:
– У меня было много лет, чтобы натренироваться с этими штуками.
Пендергаст подошел к ти, прицелился и занес драйвер. Клюшка ударила по мячу слишком плоско, и задуманное как фейд вышло чем-то вроде слайса.[18]
Старик покачал головой и сочувственно зацокал языком, почти не скрывая удовольствия:
– Ох, вам придется повозиться с этим мячом.
Пендергаст задумался на секунду и спросил:
– Полагаю, вы едва ли позволите мне маллиган?[19]
Ответ он знал заранее, но любопытно было увидеть реакцию Вайса.
– Мистер Пендергаст, вы меня удивляете. Мне показалось, вы не из тех, кто довольствуется маллиганом.
Пендергаст едва заметно улыбнулся.
Старик отомкнул шарниры и взгромоздился на инвалидное кресло. Мускулистые руки взялись за колеса, и кресло стремительно покатилось по гравийной дорожке. Так характерно для Меира Вайса, сурового старого охотника за беглыми наци. Багги для гольфа – ненужная роскошь, лучше своими силами кататься по полю. Восемнадцать лунок, и не самых коротких, но старик не выказывал признаков усталости.
Они увидели мячи за поворотом фейрвея. Мяч Вайса лег идеально для удара к грину. Мяч Пендергаста оказался в песчаной ловушке.
Вайс покачал головой:
– Что ж, надо выбивать.
Пендергаст прошелся вокруг ловушки, затем опустился на колени возле мяча, прикидывая траекторию полета и ожидая рекомендации Вайса.
– На вашем месте я бы взял лоб-ведж,[20] – посоветовал тот, немного поразмыслив. – С нею проще, чем с питчинг-ведж.[21]
Агент перебрал клюшки, торчащие из сумки, выбрал лоб-ведж, осторожно прицелился, взмахнул пару раз для пробы и, вздыбив целый фонтан песка, ударил по мячу. Тот перекатился на два фута к краю ямы.
– Эх-эх, вы не волнуйтесь так. Попробуйте представить удар клюшки по мячу перед тем, как на самом деле ударите.
Пендергаст снова прицелился – и на этот раз удар получился. Мяч взлетел высоко – кажется, вот-вот улетит за фейрвей, – но из-за вращения приземлился точно у грина, почти не прокатившись.
– Мазел тов![22] – вскричал Вайс, с восхищением глядя на соперника.
– Боюсь, это чистое везение, – скромно признался агент.
– Да, но вы же сказали, что не верите ни в какое везение! Впрочем, последовали моему совету, и вот он, прекрасный результат!
Выбрав седьмой айрон,[23] Вайс ударил, и мяч лег в десяти футах от лунки. Пендергаст, чей мяч оказался в двадцати футах, первых два пата[24] промахивался, но затем закатил на богги.[25] Вайс же закатил на игл.[26]
Пендергаст отметил результат в учетной карточке и протянул ее Вайсу:
– Шестьдесят девять ударов. Мои поздравления!
– Это же мое родное поле. Уверен, если вы последуете моим советам, ваша игра быстро улучшится. У вас сложение прирожденного гольфиста. А теперь давайте побеседуем.
Завершив игровые формальности, они направились к дому Вайса, находившемуся прямо у пятнадцатой лунки. Уселись на веранде, и Хайди, жена старика, принесла кувшин мятного джулепа.
– Давайте перейдем к делу, – объявил Вайс, пришедший в замечательное настроение.
Он разлил джулеп по бокалам, поднял свой:
– Вы пришли ко мне по поводу Вольфганга Фауста.
Пендергаст кивнул.
– Мистер Пендергаст, вы пришли к самому лучшему специалисту по этому типу. Дело всей моей жизни – выследить треклятого «Доктора из Дахау». Остановило меня только это!
Он указал на укрытые одеялом ноги. Поставил бокал на стол. Потянулся к лежащей на нем толстой папке.
– Здесь результаты трудов целой жизни, мистер Пендергаст, – сказал он, похлопывая по папке. – Все тут, переплетено воедино. И я знаю все написанное там наизусть.
Он отпил из бокала.
– Итак, приступим. Вольфганг Фауст родился в Равенсбрюке, Германия, в тысяча девятьсот восьмом году. Учился в Мюнхенском университете, где повстречал Йозефа Менгеле, старше его на три года, и стал его протеже. Вольфганг Фауст работал ассистентом Менгеле в Институте наследственной биологии и расовой гигиены. В тысяча девятьсот сороковом году он защитил диссертацию, а также вступил в ряды «Ваффен-СС». Позднее по рекомендации Менгеле был устроен на работу под его началом в медицинском блоке Освенцима. Вы ведь знаете, какой именно «работой» занимался Менгеле?
– Имею представление.
– Грубейше проведенные, жестокие, бесчеловечные операции, часто совершаемые без анестезии.
Добродушие и замечательное настроение улетучились разом, лицо Вайса стало каменно-суровым.
– Ненужные ампутации. Чудовищно болезненные, уродующие медицинские «эксперименты», проводимые на маленьких детях. Шоковая терапия. Стерилизация. Операции на мозге, чтобы изменить восприятие времени. Впрыскивание ядов, заражение болезнями. Замораживание до смерти. Менгеле маниакально привлекала любая необычность, отклонение от нормы: гетерохромия, карликовость, идентичные близнецы, полидактилия. Любимая мишень – цыгане. Он заразил сотню цыган проказой в попытке создать биологическое оружие. Закончив бесчеловечный эксперимент, Менгеле убивал мучающуюся жертву – часто посредством укола хлороформа в сердце, чтобы сделать аутопсию и описать развившуюся патологию. Для него люди были лабораторными крысами.
Вайс вылил в рот полбокала джулепа.
– Фауст так проявил себя в Освенциме, что был откомандирован в Дахау, чтобы создать лабораторию для экспериментов над людьми. Об этих экспериментах известно немного. Фауст гораздо успешнее, чем Менгеле, скрывал следы своих преступлений. Он уничтожил записи, умертвил свидетелей. Но похоже, жесткостью и зверством он не уступил Менгеле. Возможно, и превзошел его. О его «работе» я говорить не буду. Если вам захочется узнать, до каких низостей может пасть человеческая душа, читайте сами. Все в этой папке. Лучше перейдем к случившемуся после войны. После сдачи Берлина и капитуляции Фауст ушел в подполье, благо желающих помочь беглому эсэсовскому врачу хватало. Он прятался на чердаке – по иронии судьбы, как несчастная Анна Франк. У этих желающих помочь оказались то ли неплохие связи, то ли большие деньги. А возможно, и то и другое.
– Почему вы так думаете?
– Они сумели изготовить либо достать фальшивые документы очень высокого качества: паспорта, свидетельства о браке и тому подобное. Вольфгангу Фаусту дали фальшивый паспорт на имя Вольфганга Лансера. Ближе к концу сороковых – в точности неизвестно, когда именно, – его вывезли из страны и переправили в Южную Америку. Сначала в Уругвай. Мне потребовалось десять лет, чтобы вызнать, куда делся Вольфганг Фауст после войны. Он селился в далеких захолустных городках, зарабатывал лечением крестьян, но долго на одном месте не засиживался. Вернее, ему не позволяли засиживаться. Цены он заламывал непомерные и временами не удерживался от искушения попробовать свои фирменные, так сказать, средства, отчего пациенты нередко умирали.
– Закоренелый экспериментатор, – пробормотал Пендергаст.
– В тысяча девятьсот пятьдесят восьмом я выследил его в Уругвае. Но Фауст как-то пронюхал, что я взял след, и сменил паспорт. Стал Вилли Линденом, сделал пластическую операцию и перебрался в Бразилию. Там примерно в тысяча девятьсот шестидесятом году его след оборвался. Как в воду канул. Мне не известно ничего, подчеркиваю, абсолютно ничего о том, где он жил и чем занимался. И лишь четверть века спустя, в тысяча девятьсот восемьдесят пятом, скорее по счастливой случайности, чем как результат расследования, я натолкнулся на его могилу. Останки опознали по рентгенограмме челюсти, а позднее и по анализам ДНК.
– Когда он умер?
– Насколько я смог установить, в конце семидесятых. Тысяча девятьсот семьдесят восьмой или девятый.
– И вы ничего не знаете о том, чем он занимался двадцать лет?
– Я пытался. – Вайс пожал плечами. – Видит бог, я пытался изо всех сил.
Он одним глотком прикончил напиток. Руки старика заметно дрожали.
Несколько минут оба молчали. Затем Вайс пристально взглянул на агента.
– Мистер Пендергаст, скажите мне: отчего вы интересуетесь Вольфгангом Фаустом?
– У меня есть основания полагать, что он, возможно, связан с гибелью одного из членов моей семьи.
– Да, само собой… Так он «связан» с тысячами семей… Впрочем, после того как я обнаружил могилу, его дело, по сути, закрыли. Другим охотникам за нацистами было неинтересно заполнять лакуны в биографии Фауста. Преступник мертв, к чему лишние хлопоты? Но по-моему, найти мертвое тело или передать еще живого нациста правосудию недостаточно. Мы должны выяснить все возможное об этих монстрах. Понять и узнать – наша задача и долг. А в деле Фауста столько вопросов, оставшихся без ответа… Почему его похоронили в простом сосновом гробу? Отчего никто в окрестностях не имел понятия, кто это? Ни один человек в радиусе двадцати пяти миль от могилы и слыхом не слыхивал о человеке по имени Вилли Линден. А после несчастного случая со мной продолжить дело некому. Мне говорят: брось это, Меир, злодей давно умер. Могилу его ты нашел – что еще надо?.. Я не жалуюсь, но правда в том, что никому это оказалось не нужно.
Вайс со звоном поставил пустой стакан на стол, резко подтолкнул папку к Пендергасту.
– Хотите узнать больше о том, чем занимался Вольфганг Фауст в последние двадцать лет своей жизни? Выясните это. Продолжите мою работу!
Он схватил агента за запястье. Этот калека, прикованный к инвалидному креслу, добродушный и общительный, яростью и упорством мог поспорить со львом.
Пендергаст шевельнул рукой, стараясь высвободиться, но Вайс не отпускал.
– Продолжите мою работу! – повторил он. – Выясните, где был этот демон, чем занимался. Тогда мы наконец поставим точку в деле «Доктора из Дахау». – Он посмотрел прямо в глаза гостю. – Вы сделаете это?
– Сделаю, что смогу, – ответил Пендергаст.
Вайс ослабил хватку и, чуть помедлив, выпустил запястье Пендергаста.
– Но будьте осторожны! Даже сейчас у демонов, подобных Фаусту, хватает приверженцев и последователей. Они хранят жуткие секреты нацистов, иногда даже из-за могильной черты.
Он с силой ударил по ручке кресла.
– Я буду осторожен, – пообещал Пендергаст.
Приступ гнева миновал, и лицо Вайса опять стало добродушным и спокойным.
– Значит, нам осталось только выпить еще по одной – если вы не против, конечно.
– Очень даже не против. Пожалуйста, скажите жене, что она готовит великолепный джулеп.
– О, из уст джентльмена с самого настоящего Юга это трижды комплимент!
Старик взялся за кувшин и снова наполнил бокалы.
Глава 50
Нью-Йорк
Кабинет доктора Острома в «Маунт-Мёрси» некогда был приемной работавшего при больнице «специалиста по душевным болезням». Эстерхази подумал, что подобного рода преемственности стоило ожидать. Кабинет еще носил следы тех времен, когда «Маунт-Мёрси» была больницей для весьма обеспеченных людей: большой мраморный камин в стиле рококо, причудливая лепнина, хрусталь в окнах, теперь забранных стальными решетками. Того и гляди, войдет дворецкий в белом галстуке, с бокалом шерри на серебряном подносе.
– Итак, доктор Пул, – произнес Фелдер, подавшись вперед и упершись ладонями в колени, – что вы думаете о сегодняшней консультации?
Умный, простодушный, нетерпеливый энтузиаст. Эстерхази смотрел на него с откровенным удовольствием. Мысли Фелдера настолько захватила странная болезнь Констанс и ее удивительная личность, что доктор начисто утратил профессиональную объективность и необходимое исследователю сдержанное благоразумие. Эстерхази же интересовался Констанс всего лишь как пешкой в его игре. Это давало ему огромное преимущество перед простофилями, зачарованными ее ненормальностью.
– Полагаю, доктор, вы обращались с нею в высшей степени тактично и осторожно. Адресоваться к ее ложным представлениям не прямо, а только в контексте общей картины, стоящей за ними, – несомненно, выигрышная стратегия. Должен признаться: когда я решил обратиться к вам, у меня было весьма пессимистичное мнение о перспективах лечения. Думаю, вы не хуже меня, а возможно, и лучше знаете о долгосрочном прогнозе развития параноидальной шизофрении. Результаты моей прежней работы с нею были, как я уже говорил, менее чем удовлетворительными. Но теперь должен с удовольствием констатировать: неудавшееся мне, очевидно, удается вам, и в такой степени, какая мне не представлялась возможной.
Фелдер кивнул, слегка покраснев.
– Вы заметили, что ее избирательная амнезия слегка ослабла?
– Да, я заметил, – согласился Фелдер и смущенно кашлянул.
– Не сомневаюсь, что пребывание в «Маунт-Мёрси» сыграло немалую роль в улучшении состояния Констанс, – сказал Эстерхази с легкой улыбкой. – Доброжелательная, интеллектуально стимулирующая атмосфера – это очень важно. По-моему, благодаря «Маунт-Мёрси» можно смело утверждать, что терапия даст положительный результат.
Сидящий в кресле по соседству Остром кивнул, принимая комплимент. В отличие от Фелдера он, хотя и явно заинтересованный в случае Констанс, голову от энтузиазма не потерял. В общении с ним требовалась большая осторожность. Однако лесть – оружие универсальное и эффективное.
Эстерхази скользнул взглядом по переданным Остромом документам, пытаясь определить полезное для себя.
– Я вижу, Констанс в особенности приятны два рода занятий: посещение библиотеки и отдых на свежем воздухе.
– У нее пристрастие к прогулкам на свежем воздухе, свойственное скорее веку девятнадцатому, чем нынешнему времени, – подтвердил доктор Остром.
– Это благоприятный знак, и, полагаю, нужно двигаться в этом направлении, – заявил Эстерхази, откладывая папку. – Вы не думали о том, чтобы организовать ей дневную экскурсию за пределы «Маунт-Мёрси»? Возможно, прогулку в Ботаническом саду?
Остром пристально взглянул на Эстерхази.
– Признаюсь, не думал. Выход за пределы больницы, как правило, требует судебного разрешения.
– Я понимаю. Как правило. Но мне кажется, если администрация больницы решит, что Констанс не представляет угрозы для себя и окружающих и, более того, по медицинским показаниям нуждается в выходе за пределы больницы, решение суда не требуется.
– Мы редко прибегаем к подобному. Слишком велика ответственность.
– Но подумайте о больной. О благе больной.
И тут, как и надеялся Эстерхази, вмешался доктор Фелдер:
– Я целиком и полностью согласен с доктором Пулом! Констанс ни в малейшей степени не проявила наклонностей к суициду либо к агрессии. И риска ее побега нет, скорее наоборот. Экскурсия не только усилит ее интерес к активности на свежем воздухе, но и продемонстрирует наше доверие. Надеюсь, вы не станете возражать против того, что подобное выражение доверия полезно для терапии и подтолкнет пациентку к большей открытости?
Остром задумался.
– Полагаю, доктор Фелдер прав, – подхватил Эстерхази. – И по-моему, разумнее всего выбрать в качестве места экскурсии зоопарк в Центральном парке.
– Хотя постановления суда не требуется, пациентка признана виновной в уголовном преступлении. Я считаю, что необходимо получить одобрение.
– Не думаю, что это серьезное препятствие, – возразил Фелдер. – Поскольку я состою в правлении Департамента общественного здоровья, я могу получить санкцию без особого труда.
– Великолепно! – воскликнул Эстерхази. – Сколько потребуется времени?
– День или два.
Остром раздумывал с минуту, затем решил:
– Вы оба будете ее сопровождать. Экскурсия ограничится временем до полудня.
– Весьма разумно, – согласился Эстерхази. – Доктор Фелдер, вы позвоните мне на мобильный, когда уладите формальности?
– Конечно же!
– Спасибо, джентльмены. А теперь прошу меня извинить: дела!
Пожав обоим докторам руки, Эстерхази улыбнулся и отправился восвояси.
Глава 51
Человек, называвший себя Клаусом Фальконером, отдыхал на верхней палубе яхты «Фергельтунг». День опять выдался приятный и теплый, в гавани на Семьдесят девятой улице было спокойно, тихо и сонно под нежарким солнцем поздней осени. На столике рядом с Фальконером лежала пачка «Голуаз», стояли коньячный бокал на высокой ножке и неоткупоренная бутылка «Коньяк Рой де Франс Фин Шампань».
Вытащив сигарету из пачки, Фальконер прикурил от золотой зажигалки «Данхилл», глубоко затянулся, затем нежно посмотрел на бутылку. С безмерной осторожностью снял старый, еще девятнадцатого века, воск с горлышка, смял в шарик и бросил в оловянную пепельницу. В лучах послеполуденного солнца коньяк, необычно темный, отсвечивал густым насыщенным багрянцем и казался выточенным из красного дерева. В чреве «Фергельтунга», в заботливо обустроенном винном погребе лежала еще дюжина таких бутылок – крошечная часть награбленного предшественниками Фальконера во время оккупации Франции.
Фальконер выдохнул струю дыма, с удовольствием посмотрел вокруг. Еще одна крохотная часть награбленного шестьдесят с лишним лет назад – золота, драгоценностей, денег со счетов, предметов искусства, древностей – пошла в уплату за «Фергельтунг». Это была весьма специфическая трехпалубная моторная яхта: длиной сто тридцать футов, шириной двадцать шесть, а в ней – шесть роскошных кают. В баках – пятьдесят четыре тысячи галлонов дизельного топлива. При полной заправке два дизеля «Катерпиллар» мощностью в тысяча восемьсот лошадиных сил каждый позволяли пересечь любой океан, кроме Тихого. Такая автономность, способность перемещаться вне зоны действия радаров и вне зоны действия закона, была жизненно важна и для работы, которой занимался Фальконер, и для организации, членом которой он состоял.
Затянувшись еще раз, он раздавил недокуренную сигарету в пепельнице – не терпелось попробовать коньяк. Очень осторожно налил немного в бокал в форме тюльпана. Возраст и уникальный аромат коньяка требовали бокала, концентрирующего запах, а не обычного, пузатого и приземистого.
Фальконер аккуратно повращал бокал, затем медленно, растягивая удовольствие, поднес к губам и сделал крошечный глоток. Во рту расцвел пышный, невероятно сложный, на удивление крепкий для такого старого коньяка букет вкусов. Да, это легендарный урожай «года кометы». Фальконер закрыл глаза, отпил еще.
Кто-то подошел, осторожно ступая по тиковому настилу палубы, и вежливо кашлянул за спиной. Фальконер глянул искоса: в тени мостика стоял матрос Ругер с телефонной трубкой в руке.
– Сэр, вам звонят.
Фальконер поставил бокал на столик:
– Если это не герр Фишер, меня лучше не беспокоить.
Да, с герром Фишером лучше не медлить. Воистину страшный человек.
– Сэр, это джентльмен из Саванны, – ответил Ругер, держа трубку в безопасном отдалении.
– Verflücht![27] – вполголоса выругался Фальконер, принимая трубку. – Да? – холодно произнес он.
Раздражение от необходимости прервать ритуал, отвлечься от дегустации придало его голосу нехарактерную жесткость. Этот никчемный тип на удивление быстро превращался из досадной мелочи в крупную проблему.
– Вы приказали мне решить дело с Пендергастом раз и навсегда, – послышалось из трубки. – Так вот, я все для этого приготовил.
– Мне неинтересно, что вы собираетесь делать. Я хочу знать, что вы сделали.
– Но вы обещали помощь. «Фергельтунг».
– И?
– Я планирую привезти на борт гостью.
– Кого??
– Невольную гостью. Особу, близкую к Пендергасту.
– Как я понимаю, в качестве наживки?
– Да. Пендергаст явится на яхту, и с ним будет покончено раз и навсегда.
– Звучит рискованно.
– Я проработал все до малейших деталей.
Фальконер протяжно выдохнул:
– Я готов обсудить с вами детали. Но не по телефону.
– Отлично. Мне понадобятся пластиковые наручники, кляп, веревка, изоляционная лента и прочее.
– Это хранится в безопасном месте. Мне потребуется время, чтобы переместить нужное вам на борт. Приходите вечером, обсудим.
Фальконер оборвал связь, передал трубку ожидающему матросу и проводил его взглядом. Затем взял бокал, и вскоре его лицо приняло прежнее выражение умиротворенного довольства.
Глава 52
Нед Беттертон ехал по Франклин-Рузвельт-драйв на взятом напрокат «шевроле-аэро». Настроение у репортера было хуже некуда. Через час следовало вернуть автомобиль в прокат у аэропорта, а вечером улететь домой в Миссисипи.
Все, маленькое репортерское приключение завершилось.
Сейчас трудно поверить в то, что несколько дней назад везение шло сплошной полосой. Он так здорово раскусил «парня-иностранца в плаще»! Используя метод социальной инженерии, известный как «претекстинг», позвонил в «Дикси эрлайнз», выдал себя за копа и выведал адрес Фальконера, прилетевшего в Миссисипи двумя неделями раньше: Нью-Йорк, Ист-Энд-авеню, 702.
Легко, да. Но тут-то он и уперся в стену. Во-первых, дома 702 по Ист-Энд-авеню не существовало в природе. Улица была всего в десяток кварталов длиной, шла прямо у берега Ист-Ривер, номера домов кончались задолго до 702-го.
Затем Нед выследил специального агента Пендергаста. Проводил до особняка под названием «Дакота». Но домище оказался натуральной крепостью, пролезть невозможно. В будке у входа всегда торчал портье, внутри постоянно околачивались привратники и лифтеры, на попытки разговорить отвечали вежливо, но твердо, делая бесполезными все уловки и увертки. Не удалось ни проникнуть в здание, ни получить какие-либо полезные сведения.
Беттертон попытался вызнать что-нибудь про капитана нью-йоркской полиции. Но женщин-капитанов оказалось несколько, и кого бы и как он ни спрашивал, но так и не смог выведать, кто сотрудничал с Пендергастом и летал в Нью-Орлеан. Наверняка это было неофициально, не по служебному заданию.
А главной проблемой был сам чертов огромный дурацкий Нью-Йорк. Никого не разговорить, все как параноики: «частная жизнь», «личная информация» и прочее. Это не Дальний Юг…
Оказалось совершенно непонятно, как здесь говорить с людьми, какие шестеренки вертеть, как втираться в доверие, задавать вопросы. Даже акцент стал проблемой – люди сразу настораживались.
После неудачи с Пендергастом Беттертон вернулся к поискам Фальконера и почти преуспел. Исследуя возможность того, что объект использовал фальшивый номер на настоящей улице – ведь Ист-Энд-авеню не самый лучший выбор для фальшивого адреса, – Беттертон прошел ее от начала до конца, стуча в двери, останавливая прохожих на улице, спрашивая, знает ли кто живущего неподалеку высокого блондина с уродливой бородавкой на лице, говорящего с немецким акцентом. Большинство – типичные ведь ньюйоркцы – либо отказывались разговаривать, либо советовали убираться подальше. Но некоторые из людей постарше оказались вежливее и разговорчивей. От них Беттертон узнал: этот район, известный теперь как Йорквиль, раньше был центром немецкой эмиграции. Старики с тоской вспоминали рестораны «Ди Лореляй» и «Кафе Моцарт», чудесные пирожные в «Кляйне кондиторай», яркие красивые танцзалы, где каждую ночь танцевали польку. Теперь все исчезло, сменилось безликими закусочными, супермаркетами и бутиками.
Несколько человек подтвердили, что да, видели такого типа. Дружелюбный старичок даже сказал где: у заброшенного, разваливающегося здания на Ист-Энд-авеню между Девяносто первой и Девяносто второй улицами, у северной оконечности парка Карла Шютца.
Беттертон начал «пасти» здание и вскоре выяснил, что тут невозможно слоняться без дела и притом оставаться незамеченным и не вызывать подозрений. Пришлось взять напрокат машину и наблюдать из нее. Он провел три изнурительных дня, наблюдая. Часы с невыносимой медлительностью сменяли друг друга, а в дом никто не входил и никто из него не выходил. Деньги были потрачены, время отпуска заканчивалось. Хуже того, Крэнстон названивал каждый день, интересуясь, где черти носят подчиненного. Намекал, что незаменимых нет.
Так и подошло к концу время, отведенное для розысков в Нью-Йорке. Билет на самолет сдать нельзя, сменить рейс стоит четыреста долларов. А денег таких уже нет.
И потому в пять часов вечера Беттертон ехал по Франклин-Рузвельт-драйв к аэропорту, собираясь сесть на самолет и улететь домой. Но когда увидел знак, указывающий на выезд с Ист-Энд-авеню, в нем вдруг всколыхнулась надежда, странная, неразумная – и необоримая. Захотелось на минутку свернуть, глянуть напоследок еще раз. И смириться с разочарованием.
Места припарковаться не было, и Беттертон начал делать круги по кварталу. Безумство. Точно ведь на рейс опоздаешь! Но, проезжая в четвертый раз, он увидел, что перед руинами остановилось такси. Заинтригованный, он подъехал, дерзко припарковался прямо перед ожидающей машиной, вытащил карту и, притворившись, что разглядывает ее, стал наблюдать за видимым в зеркале заднего вида входом в полуразрушенное здание.
Прошло пять минут, дверь открылась. На улицу вышел человек с парой увесистых сумок в руках. У Беттертона перехватило дыхание. Высокий худой блондин. Даже издали заметна бородавка под правым глазом.
– Да провалиться мне, – прошептал Нед.
Блондин швырнул сумки в такси, забрался внутрь и захлопнул дверь. Машина немедленно тронулась, проехала мимо «шевроле». Беттертон глубоко вдохнул, отер ладони о рубашку, отложил карту. Затем, вдохновенно и цепко взявшись за руль, покатил за такси, которое свернуло на Девяносто первую улицу и направилось на запад.
Глава 53
Доктор Фелдер ощущал себя третьим лишним. Доктор Пул и Констанс жизнерадостно гуляли под руку по зоопарку Центрального парка. Уже зашли к котикам, поглядели на полярных медведей, Констанс попросила показать японских снежных макак. Она казалась гораздо оживленнее, раскрепощеннее, чем когда-либо. Конечно, обычная сдержанность осталась. Странно было бы полагать, что особа настолько флегматичная может запрыгать от радости. Но всегдашняя настороженность определенно понизилась на градус-другой. Правда, Фелдеру не доставляло особого удовольствия, что его пациентка раскрепостилась с посторонним доктором.
Вышагивая рядом, Фелдер думал, что она уж слишком подобрела к Пулу. Это раздражало.
Еще на подходе к вольеру они услышали вопли и визг животных, играющих друг с дружкой, носящихся сломя голову по площадке, огороженной скалами и каналом.
Фелдер украдкой глянул на Констанс. Ветер трепал ее темные волосы, на обычно бледных щеках разгорелся румянец. Она улыбалась, наблюдая за проказами самого шаловливого детеныша. Тот, визжа от восторга, спрыгнул с камней, шлепнулся в воду, выбрался, вскарабкался наверх и тут же спрыгнул опять. Точь-в-точь как человеческий малыш.
– Поразительно: им вовсе не холодно! – воскликнула Констанс.
– Потому их и называют «снежными обезьянами», – ответил Пул, смеясь. – На их родине бывает холодновато.
Понаблюдали за ними немного, и доктор Фелдер демонстративно посмотрел на часы. Оставалось еще полчаса, но доктору хотелось как можно скорее вернуть Констанс в «Маунт-Мёрси». В зоопарке трудно обеспечить надлежащий контроль, случиться может всякое, а доктор Пул слишком уж приблизился к границе допустимого в отношениях с пациенткой. Возможно, уже и ступил за грань – с остротами, заливистым смехом, с гулянием взявшись за руки.
Констанс сказала что-то Пулу вполголоса. Тот повернулся к Фелдеру и сообщил:
– Прошу прощения, но нам следует вымыть руки. Кажется, это близко, в здании тропических видов.
– Хорошо, – согласился Фелдер.
Они прошли по дорожке до нужного здания. Внутренность его была имитацией влажного тропического леса, где животные и птицы находились в естественной среде обитания. Туалеты были в конце длинного коридора. Фелдер ожидал у его начала, Пул же проводил Констанс до двери и остался караулить снаружи.
Прошло несколько минут. Фелдер снова посмотрел на часы: одиннадцать сорок. Прогулка запланирована до полудня. Он заглянул в коридор: Пул стоял у двери, скрестив руки и задумавшись.
Прошло еще несколько минут, и Фелдер забеспокоился. Подошел к Пулу, шепотом спросил:
– Может, нам стоит проверить?
– Кажется, да…
Пул наклонился к двери и спросил:
– Констанс? С вами все в порядке?
Ответа не последовало. Во взгляде Пула появилась тревога.
– Лучше нам зайти и проверить!
Подавив внезапно нахлынувший страх, Фелдер кивнул. Пул зашел в туалет, громко объявляя о себе, чтобы предупредить возможных посетительниц. Дверь за ним захлопнулась. Фелдер услышал, как он зовет, открывает двери кабинок.
Через минуту он появился в дверях с пепельно-серым лицом:
– Она исчезла! Окно распахнуто, и ее нет!
– О боже! – выдохнул Фелдер.
– Она не могла уйти далеко! – зачастил Пул. – Скорее, нужно ее найти! Наружу! Вы – налево, я – направо! И ради бога, смотрите в оба!
Фелдер помчался, выскочил наружу, едва не вышибив дверь, обежал здание, вертя головой, высматривая беглянку.
Напрасно.
Добежал до задней стены, куда выходили окна туалетов. Вот то окно, в самом деле распахнутое. Но… оно ведь забрано решеткой…
Решеткой?!?
Фелдер беспомощно завертел головой, высматривая Пула, который должен был прибежать с другой стороны. Но не прибежал. Чертыхаясь, Фелдер понесся вокруг здания и через шестьдесят секунд оказался у двери.
Но Пула не встретил.
Фелдер заставил себя успокоиться, рассуждать логично. Разве могла Констанс вылезти через окно, забранное решеткой? И где, черт побери, Пул? Погнался за нею? Наверное…
Зоопарк обнесен стеной. Выхода два: первый – на Шестьдесят четвертую улицу и Пятую авеню, второй – у южного края зоопарка. Фелдер кинулся к южному выходу, повернул турникет, выходя, посмотрел на Центральный парк: потерявшие листву деревья, длинные аллеи, людей немного. Хотя время обеда, парк на удивление пустынен.
Приметного силуэта Констанс нигде не видно. Доктора Пула – тоже.
Ясно, что она не покидала зоопарк. А может, выбежала через другой выход? Фелдер внезапно осознал весь ужас ситуации. Констанс – признанная безумной убийца. Разрешение на вывод ее за пределы больницы получил он, Фелдер, используя личные связи. Если Констанс убежит, с карьерой будет покончено раз и навсегда.
Звонить в полицию? Нет… Сразу представился заголовок в «Таймс».
Голова идет кругом. Так, спокойно! Нужно сосредоточиться. Пул наверняка отыскал Констанс. Потому и не подошел. Сейчас нужно связаться с ним, только и всего.
Фелдер двинулся назад, зашел в зоопарк, вернулся к зданию тропических видов. Тщательно проверил и внутренность здания, и окрестности. Напомнил себе: Пул наверняка отыскал ее, ситуация под контролем. Доктор Пул изловил беглянку и удерживает где-то неподалеку. Вероятно, ему нужна помощь.
Лихорадочно порывшись в карманах, Фелдер вытащил мобильный телефон, набрал номер, но услышал лишь сообщение о недоступности абонента.
Он вернулся в здание и ворвался в женский туалет. Окно по-прежнему было открыто. Но решетка на нем очевидна, не ошибешься. Фелдер замер, и наконец к нему пришло понимание случившегося.
Он сам слышал, как Пул звал Констанс, как открывал и закрывал двери кабинок. Но зачем же делать это, если на окне решетка и нет возможности убежать?
Фелдер осмотрел небольшое помещение туалета – прятаться негде…
И тут с кошмарной, ужасающей ясностью он осознал: объяснение возможно лишь одно.
Доктор Пул – соучастник побега.
Глава 54
Кори Свенсон валялась на кровати в своей спальне, слушая через наушники «Nine Inch Nails», и вдруг сквозь рок-грохот прорвался телефонный звонок. Она нехотя встала, вытащила из ушей наушники, раскопала лежащую в два слоя на полу одежду и вытащила телефон.
Хм, незнакомый номер.
– Да?
– Алло? Это Коринна Свенсон?
– Коринна?
У говорившего был акцент Дальнего Юга. Выговор не такой изящный и мелодичный, как у Пендергаста, но и не настолько уж непохожий. Потому Кори оживилась и встревожилась.
– Да, это Коринна.
– Меня зовут Нед Беттертон.
Она молчала, выжидая.
– Я репортер.
– Какого издания?
Собеседник помялся немного:
– «Эзервилльской пчелы».
Кори рассмеялась. Надо же!
– Ладно, я оценила шутку. Кто вы на самом деле? Друг Пендергаста?
На этот раз собеседник, похоже, был серьезно сконфужен.
– Э-э, я не шучу. Я и в самом деле звоню из-за Пендергаста.
Кори ничего не сказала.
– Извините, пожалуйста, что связываюсь с вами вот так, но, насколько я понимаю, именно вы поддерживаете интернет-страничку о специальном агенте Пендергасте.
– Верно, – подтвердила Кори настороженно.
– Так я и нашел ваше имя. Только вчера узнал, что вы в городе. Я работаю над сюжетом о двойном убийстве в Миссисипи. Мне хотелось бы поговорить с вами.
– Ладно, говорите.
– Не по телефону. С глазу на глаз.
Кори задумалась. Чутье говорило: пошли его подальше. Но ведь любопытно, при чем здесь Пендергаст.
– Где встретимся?
– Я не слишком хорошо знаю Нью-Йорк. Как насчет ресторана «Карнеги Дели»?
– Мне бастурма не идет.
– Я слыхал, у них отличные пироги с сыром. Может, через час? На мне будет красный шарф.
– Ладно.
В ресторане оказалось с десяток типов, обмотанных красными шарфами, и когда Кори все-таки отыскала Беттертона, настроение уже скатилось ниже точки замерзания.
Он встал, здороваясь, и выдвинул для нее кресло.
– Спасибо, я и сама могу сесть, я не обморочная южная красотка, – съязвила Кори, выдергивая кресло из его рук и усаживаясь.
Она критически оглядела собеседника: парень мелкий, но выглядит крепким, ни капли жира, лицо симпатичное, разве что оспины портят. Блейзер на нем скверный, безвкусный, шевелюра темно-рыжая, жесткая, нос, похоже, когда-то был сломан. Любопытный парень.
Беттертон заказал кусок сырного пирога, Кори же ограничилась сэндвичем с беконом и помидорами. Когда официантка ушла с заказом, Кори сложила руки на груди и уставилась на Беттертона:
– Ну, и в чем дело?
– Около двух недель назад супруги Карлтон и Джун Броди были жестоко убиты. Произошло это в городе Мэлфорш, штат Миссисипи. Супругов ужасно пытали перед смертью.
Голос его заглушили лязг посуды и крики официанток.
– Продолжайте, – подбодрила Кори.
– Преступление не раскрыто. Но я обнаружил пару ниточек и выуживаю информацию по мере сил. Ничего определенного, конечно, но заставляет задуматься.
– При чем здесь Пендергаст?
– Сейчас расскажу. Начну по порядку. Десять лет назад супруги Броди вдруг исчезли. Жена инсценировала самоубийство, затем пропал и муж. А несколько месяцев назад оба вдруг появились как ни в чем не бывало, снова поселились в Мэлфорше и зажили обычной жизнью. Жена сказала, что инсценировала самоубийство из-за неудач на работе и в семейной жизни. Мол, оба уехали и заправляли пансионом в Мексике. Но и то и другое оказалось враньем.
Кори даже подалась вперед, слушая. Ведь как интересно оказалось, а?
– Незадолго до возвращения супругов в Мэлфорш там побывал Пендергаст вместе с женщиной, капитаном нью-йоркской полиции.
Кори кивнула – не иначе, Пендергаст явился с Хейворд.
– Никто мне так и не сказал, чем они занимались и почему. Кажется, Пендергаста заинтересовало место в глубине близлежащих болот – Испанский остров.
Затем Беттертон рассказал обо всем узнанном, о своих подозрениях насчет крупномасштабного производства наркотиков и контрабанды.
Кори снова кивнула. Хм, наверное, над этим Пендергаст и работал в такой секретности.
– Чуть меньше двух недель назад в Мэлфорше объявился тип с немецким акцентом. Супругов Броди жестоко убили. Я проследил этого типа до Нью-Йорка. Он пользовался фальшивым адресом, но я сумел вызнать, где этот тип бывает: в старом заброшенном доме. Номер четыреста двадцать восемь по Ист-Энд-авеню. Я кое-что вынюхал: здание стоит в сердце старого немецкого квартала Йорквиль, им владеет с тысяча девятьсот сорокового года компания по торговле недвижимостью. А у этого типа есть огромная яхта, пришвартованная там же в гавани. Я проследил за ним от дома до яхты.
Кори опять кивнула, думая, когда же он попросит сведения в обмен на сообщенные ей.
– И что?
– И потому я считаю, что Пендергаст, о котором вы столько всего знаете, – ключ ко всей этой истории.
– Несомненно, он это дело расследует, и оно немаленькое.
Повисла неловкая тишина. Затем Беттертон выговорил смущенно:
– Мне кажется, это не так.
– Вы о чем?
– Когда агент ФБР расследует дело, он не взрывает бары и магазины, не топит кучу лодок и не выжигает дотла нарколабораторию на острове среди болот. Вряд ли такое допускается ФБР.
– Отчего же нет? Пендергаст часто расследует… по собственному почину.
– Но это не расследование! Это месть, сведение счетов! Этот Пендергаст – это все его рук дело.
– Что именно? – спросила Кори холодно.
– Убийство Броди. Контрабанда наркотиков, если там действительно наркотики. Но уж точно там делается что-то большое и незаконное, сомнений нет.
– Ну-ка, постойте-ка. Вы только что назвали Пендергаста наркобароном и убийцей, я не ослышалась?
– Скажем так: я очень подозреваю, что он сильно замешан в таких делах. А там, по-моему, все пахнет наркотиками, и ничем другим. Этот агент ФБР уже по уши…
Кори встала. Грохнул отшвырнутый стул.
– Парень, ты свихнулся? – спросила она громко.
– Пожалуйста, сядьте!
– Я рядом с тобой не сяду! Подумать только, Пендергаст – торговец наркотиками!
В ее голосе было столько изумления и отвращения, что люди в ресторане начали поворачиваться, интересуясь, в чем дело. Но Кори было наплевать.
Беттертон, захваченный врасплох, съежился:
– Нельзя ли потише…
– Да Пендергаст – самый честный человек из всех, кого я знаю! Ты ему и в подметки не годишься!
Беттертон аж покраснел от смущения. Теперь уж точно на них смотрел весь ресторан. К столику заспешили официанты, и такое завершение встречи почти казалось наилучшим.
Долгая тревога и отчаяние, порожденные отсутствием Пендергаста, злость на обман – ведь столько времени она считала его мертвым! – сгустились и выплеснулись на беднягу Неда.
– И ты зовешь себя репортером? Ты расследуешь? Да ты свою задницу при свете дня обеими руками не отыщешь! Пендергаст мне жизнь спас! Чтоб ты знал, благодаря ему я в колледже учусь. И притом ничего между нами нет, потому что он – самый достойный человек из всех живущих. Понял, ты, засранец?
– Мисс, простите, что происходит, мисс?
Официант в панике махал руками, будто колдовал, желая, чтобы буйную Кори волшебным образом унесло прочь.
– Ты мне своей «мисс» не тыкай! Я уже ухожу.
Кори повернулась, окинула взглядом замершее в ужасе ресторанное сборище:
– Что, не нравится крепкое словцо? Катитесь в свои захолустья!
И гордо зашагала прочь из ресторана, вырвалась на Седьмую авеню и там, среди торопящихся на обед людей, наконец перевела дыхание.
Да, дела серьезные. Кажется, Пендергаст угодил в беду, а может, и завяз по уши. Но ведь он всегда умел выпутаться. Справиться со всем. Кори пообещала ему не вмешиваться – и твердо решила сдержать обещание.
Глава 55
Констанс сидела на заднем сиденье автомобиля, несущегося по Мэдисон-авеню. Она слегка удивилась тому, что доктор Пул разговаривал с водителем по-немецки, но ведь Пул не объяснил, когда и как намерен доставить ее к Пендергасту. Ее мучило нетерпение. Так хотелось поскорее оказаться в особняке на Риверсайд-драйв, снова увидеть Алоизия.
Джадсон Эстерхази, он же доктор Пул, сидел рядом – высокий, стройный, с тонко очерченным лицом аристократа, высвеченным полуденным солнцем. Как и планировалось, побег осуществился безукоризненно. Конечно, жаль доктора Фелдера – наверняка это погубит его карьеру. Но безопасность Алоизия превыше всего.
Констанс искоса посмотрела на Эстерхази. Пусть он и родственник Алоизия, но есть в нем что-то неприятное. Жесты, движения, высокомерная гримаса торжества. По правде говоря, Эстерхази не понравился ей с самого начала. Его манеры, речь, самое его существо будили инстинктивное подозрение.
Но это не важно. Главное, чтобы он доставил ее к Пендергасту, так нуждающемуся в ее помощи.
Машина притормозила. Сквозь затемненное окно Констанс заметила: сворачивают на восток по Девяносто второй улице.
– Куда мы едем? – спросила она.
– В место, где временно остановимся, чтобы подготовиться и отбыть, э-э, к вашему финальному пункту назначения.
Констанс эта фигура речи совсем не понравилась.
– К моему финальному пункту?
– Да. – Высокомерная улыбка на лице Эстерхази стала глумливой ухмылкой. – Туда, где все придет к возмездию.
– Простите?
– Да, мне нравится, как это звучит, – мечтательно произнес Эстерхази. – Все придет к возмездию. Так!
– А Пендергаст? – спросила она резко.
– Это уже неважно.
Его брезгливость, высокомерие и злоба, с какой он отреагировал на имя агента, заставили Констанс вздрогнуть от страха.
– О чем вы?
Эстерхази грубо расхохотался:
– Ты еще не поняла? Тебя не спасли, а похитили!
Он повернулся к ней, проворный и ловкий, и, прежде чем Констанс успела двинуться, она ощутила у рта его руку и резкую, сладковатую вонь хлороформа.
Сознание возвращалось медленно, словно выплывало из густого, липкого тумана. Констанс выждала, пока мысли придут в порядок. Она обнаружила, что привязана к стулу, а во рту у нее кляп. Ноги тоже привязаны за щиколотки. Констанс осмотрелась: небольшая комната, пахнет сыростью и плесенью, издали доносятся негромкие звуки. Из мебели, кроме стула, только пыльный стол, пустая книжная полка, кухонный шкаф, скелет кровати, лишенный матраса. За дверью слышались шаги. Наверняка Эстерхази. Снаружи доносился шум уличного движения.
Констанс захлестнуло чувство вины. Она позволила себя обмануть, и так нелепо, глупо, грубо. Непростительно! Сама помогла похитителю.
Осторожно, контролируя дыхание, она попыталась выяснить, как можно высвободиться. Поняла: руки не привязаны, но прикручены клейкой лентой. Пошевелила ими – не слишком туго. И непрочно. Связали ее кое-как, второпях. Эстерхази, впрочем, и сам сказал: «…временно остановимся, чтобы подготовиться и отбыть к вашему финальному пункту назначения».
К финальному пункту назначения…
Констанс принялась напрягать и расслаблять руки, растягивать и дергать ленту. Та постепенно ослабевала. Внизу, этажом ниже, ходил Эстерхази. В любое время он может подняться, чтобы забрать ее и увезти.
Она дернула изо всех сил – и лента подалась. Констанс высвободила руки, содрала повязку со рта, выплюнула кляп. Освободила щиколотки. Встала и тихо подкралась к двери. Попробовала открыть. Увы, как и следовало ожидать, дверь была заперта. И очень прочна.
Констанс подошла к единственному в комнате окну, выходящему в заброшенный садик на заднем дворе. Окно было закрыто и забрано решеткой. Констанс выглянула наружу сквозь грязное стекло: типичный дворик Ист-Энда, общий сад для нескольких старых кирпичных домов, отделенных друг от друга высокими кирпичными стенами. Заросший сад, пустынный. Но в следующем, за изгородью, сидела рыжая женщина в желтом свитере и читала книгу.
Констанс замахала руками, затем тихонько постучала в окно. Женщина не обращала внимания, уставившись в книгу.
Констанс торопливо обыскала комнату, выдвинула ящики стола и шкафа. Обнаружила столярный карандаш. Обшарила полку и на самом верху обнаружила старую запыленную книгу. Выдрав ее форзац, девушка спешно нацарапала записку. Сложила ее и снаружи написала:
Пожалуйста, немедленно передайте эту записку доктору Фелдеру в больницу «Маунт-Мёрси», Малый Губернаторский остров. Пожалуйста!
ЭТО ВОПРОС ЖИЗНИ И СМЕРТИ!!
Подумав немного, добавила:
Фелдер даст вам денег.
Она подошла к окну. Женщина все еще читала. Констанс поскребла стекло, постучала – женщина ее не замечала. В конце концов, захлестнутая отчаянием, Констанс схватила книгу и ударила углом в стекло. То со звоном расселось, посыпались осколки. Женщина наконец оторвалась от книги и посмотрела в сторону шума.
И тут же с лестницы донесся топот Эстерхази.
Констанс сунула записку в книгу и швырнула ее в соседский сад и крикнула:
– Возьмите записку! Пожалуйста, поезжайте скорее!
Книга шлепнулась у ног женщины, и та удивленно посмотрела на нее.
Констанс еще успела заметить, как женщина, опираясь на трость, нагнулась и подняла книгу…
Эстерхази ворвался в комнату, изумился, выругался и бросился на жертву. Она протянула навстречу руки, скрючила пальцы, пытаясь выцарапать ему глаза. Эстерхази не успел отклониться, отбить выпад, и ногти оставили две глубокие борозды на щеке. Он охнул от боли, отшатнулся, но мгновенно оправился и схватил Констанс. Навалился на нее, швырнул на пол, налег. Несколько секунд они яростно боролись. Затем Эстерхази придавил ее руку к полу и прижал к носу и рту пропитанную хлороформом тряпку.
Сознание Констанс померкло, затем утонуло в кромешной тьме.
Глава 56
Камден, штат Мэн
Дом престарелых давно снесли, а на его месте выстроили унылый квартал жилых малоэтажных домов. Здания еще пустовали, у входов ветер трепал рекламные плакатики, обещающие снижение цены, льготы и бонусы.
Пендергаст зашел в небольшой офис торговцев недвижимостью у нового квартала, никого там не обнаружил и нажал кнопку звонка, обнаруженную на стойке. На звук явилась молодая женщина, выглядящая крайне истощенной. Она явно испугалась, обнаружив клиента. Но быстро оправилась и встретила гостя профессиональной улыбкой.
Пендергаст сбросил объемистое тяжелое пальто, провел ладонью по костюму, приведя его в обычное образцово гладкое состояние.
– Доброе утро! – приветствовал он женщину.
– Что вам угодно? – отозвалась та.
– Мне угодно найти недвижимость в этом районе.
Очевидно, идея продажи дома показалась женщине новой и пугающей. Она подняла удивленно брови, спросила:
– Вы интересуетесь нашим кондоминиумом?
– Да, – подтвердил Пендергаст, водружая громоздкое пальто на кресло и усаживаясь. – Я, знаете ли, с юга, но ищу климат попрохладнее, чтобы поселиться, выйдя досрочно на пенсию. Жара утомила.
– Ох, как там эту жару выносят? – изумилась женщина.
– Да, в самом деле. Скажите мне, пожалуйста, что здесь доступно для покупки?
Она открыла толстую папку, полистала, достала брошюры, разложила на столе и начала рекламную кампанию:
– У нас есть жилые комплексы с одной, двумя, тремя спальнями, все с мраморными ванными, с оборудованием наилучшего качества: холодильники «Саб-зеро», посудомойки «Бош», плиты «Вольф»…
Женщина бубнила, Пендергаст подбадривал ее кивками и невнятным, но радостным бормотанием. Когда она договорила, он вознаградил ее душевной улыбкой:
– Чудесно! Всего двести тысяч за дом с двумя спальнями? А как насчет вида на море?
Снова завязался рекламно-торговый разговор, и снова Пендергаст терпеливо ждал, пока женщина выговорится. Затем откинулся на спинку кресла, сцепил руки.
– У меня такое чувство, что жить нужно именно здесь. В конце концов, моя мать жила здесь в свое время.
Женщина пришла в замешательство:
– Как мило… но, знаете ли, мы только что открылись…
– Я имел в виду дом престарелых, стоявший ранее на это месте. «Бэй-Манор».
– О да, конечно, «Бэй-Манор».
– Вы помните его?
– Как не помнить? Я же выросла здесь. Его закрыли, когда мне было… в общем, семь-восемь лет назад.
– За моей мамой ухаживала очень добрая, опытная, хорошая нянечка. – Пендергаст изобразил растроганность. – Вы знаете кого-либо из работавших там людей?
– Простите, нет.
– Жаль. Такая чудесная нянечка… Я надеялся отыскать ее до отъезда. – Пендергаст глянул на женщину весьма настойчиво и пытливо. – Если бы я увидел ее имя, не сомневаюсь, узнал бы его. Вы можете мне в этом поспособствовать?
Женщина чуть не подпрыгнула от энтузиазма: хоть кому-то сможет помочь, сидя в офисе.
– Я попробую. Сделаю пару звонков.
– Как мило с вашей стороны! А я пока просмотрю брошюры.
Он принялся листать книжонки, кивая время от времени. Женщина же взялась за телефон.
Пендергаст заметил: первым делом она позвонила своей матери, потом старой учительнице, затем матери приятеля.
– Получилось! – торжествующе объявила успешная бизнес-леди, решительно кладя телефонную трубку. – Я нашла кое-что про «Бэй-Манор». Его снесли несколько лет назад, но мне назвали имена трех людей, работавших там.
Победно улыбаясь, она положила на стол перед агентом листок с именами.
– Кто-нибудь из них еще живет поблизости?
– Первая в списке, Мейбел Пейсон. Остальные двое уже умерли.
– Хм, Мейбел Пейсон… мне кажется, именно она и была так добра к моей матери! – Пендергаст ликующе посмотрел на женщину и спрятал листок в карман.
– А сейчас, если вы не против, я покажу вам наши современнейшие дома…
– С удовольствием! Я вскоре приеду вместе с женой, и мы с удовольствием осмотрим недвижимость. Благодарю, вы очень любезны!
Пендергаст собрал брошюры, сунул в карман, быстро надел объемистое пальто и вышел наружу, в лютый варварский холод.
Глава 57
Мейбел Пейсон жила в захудалом четырехквартирном домишке чуть поодаль от берега, среди бедных рабочих кварталов. Жили там почти сплошь ловцы омаров, на их газонах громоздились уставленные на козлы, подпертые, принайтованные и укрытые пластиковыми чехлами катера для ловли – некоторые больше трейлеров, в которых жили их хозяева.
Пендергаст прошел по дорожке, ступил на скрипучее крыльцо, позвонил в звонок и замер, ожидая.
Позвонил еще раз и наконец услышал за дверью шаги. Терпеливо выждал. За стеклянной панелью в двери показалось округлое морщинистое личико, окаймленное ореолом тонких, седых до синевы волос. На агента уставились большие, почти детские, безмятежно-голубые глаза.
– Миссис Пейсон?
– Кто?
– Миссис Пейсон? Могу я зайти?
– Я вас не слышу.
– Я – Пендергаст. Хочу поговорить с вами!
– О чем? – В старушечьем водянистом взгляде появилось подозрение.
– О «Бэй-Манор»! – крикнул Пендергаст. – Там побывала моя родственница. Миссис Пейсон, она хорошо отзывалась о вас!
Залязгали, забренчали многочисленные засовы, щеколды, задвижки и замки. Дверь открылась, и агент вслед за миниатюрной хозяйкой вошел в крошечную гостиную. Там царил беспорядок, пахло кошками. Миссис Пейсон сбросила кота со стула, сама уселась на софу.
– Пожалуйста, садитесь!
Пендергаст опустился на стул, густо обсыпанный белой кошачьей шерстью. Та, словно намагниченная, мгновенно пристала к черному костюму.
– Не хотите ли чая?
– Нет-нет, спасибо, – поспешно отказался Пендергаст, вынимая блокнот. – Я захотел выяснить и написать историю моей семьи. У вас я хочу узнать о моей родственнице, побывавшей в «Бэй-Манор» несколько лет назад.
– Как ее звали?
– Эмма Гролье.
Старушка не ответила.
– Вы ее помните?
Снова тишина. На кухне засвистел чайник, но старуха, казалось, не слышала.
– Позвольте мне, – предложил агент, вставая, чтобы отправиться за чайником. – Миссис Пейсон, какой чай?
– Что?
– Чай. Какой чай вы предпочитаете?
– «Эрл Грей». Черный.
Чай нашелся в коробочке на кухонном столе. Пендергаст выудил пакетик, бросил его в кружку, залил кипятком. Улыбаясь, принес в гостиную и поставил на стол рядом со старухой.
– Как любезно с вашей стороны, – заметила та, глядя куда добрее прежнего. – Хорошо б вы почаще заходили…
Пендергаст снова уселся в кошачью шерсть, закинул ногу за ногу.
– Да, Эмма Гролье… хорошо ее помню. – В водянистых глазах снова всплыло подозрение. – Очень сомневаюсь, чтобы она хорошо отзывалась обо мне или о ком бы то ни было вообще. Что вы хотите узнать?
– Я собираю информацию о родственниках по причинам личного характера и хотел бы разузнать о ней побольше. Какой вы ее запомнили?
– А, вот как. Вы уж простите, но трудная она была особа. Ершистая, вздорная. Капризная. Простите, но я прямо скажу: моей любимой пациенткой она уж точно не была. Всегда жаловалась, плакала, швырялась едой. Дралась даже. У нее было тяжелое когнитивное нарушение.
– Говорите, дралась?
– Да. А ведь была сильная. Била людей, ломала в ярости мебель. Однажды укусила меня. Пару раз ее и в смирительную рубашку одевали.
– Ее посещали родственники?
– Никто и никогда. Хотя семья у нее точно была: содержание самое лучшее, особый доктор, оплаченные экскурсии, красивые платья, подарки ей присылали на Рождество. Так оно с ней было.
– Особый доктор?
– Да.
– Как его звали?
Старуха долго молчала.
– Боюсь, и не вспомню сейчас. Иностранное имя. Дважды в год являлся, важный такой, вышагивал, словно сам Зигмунд Фрейд. И такой придирчивый! По нему, ну все неправильно. Столько было хлопот, когда он приезжал. Мы все с таким облегчением вздохнули, когда Эмму забрал и увез другой доктор.
– Когда это случилось?
Снова долгая пауза.
– Не могу вспомнить, столько пациентов прибывало, убывало… Давно это было. Но день тот помню. Доктор явился без предупреждения, выписал ее и забрал. И вещей никаких ее не взял. Очень странно. Больше мы ее и не видели. Тогда у «Бэй-Манор» уже начались денежные проблемы. Спустя несколько лет из-за них он и закрылся.
– Как выглядел доктор?
– Почти не помню. Высокий, да. Симпатичный, хорошо одетый. Вот и все, что в памяти удержалось.
– Я могу поговорить еще с кем-нибудь, кто работал в приюте?
– Да я никого не знаю, кто бы здесь остался. Зимы тут, сами понимаете…
– А где сейчас архив?
– Архив «Бэй-Манор»? – Старая медсестра нахмурилась. – Обычно такое отсылают в архив штата, в Огасту.
– Вы сказали, у нее было когнитивное расстройство? Какого именно рода? – спросил Пендергаст, вставая.
– Умственная отсталость.
– Не возрастная деменция?
– Да что вы? Конечно нет! Эмма Гролье была совсем молодой, вряд ли старше двадцати семи или двадцати восьми лет. Постойте, вы же сказали, что она ваша родственница?
Пендергаст на мгновение растерялся. Несомненно, информация очень важная, но пока ее значение неясно.
Он постарался загладить конфуз непринужденной улыбкой и поклоном:
– Спасибо огромное за беседу!
И опять вышел в морозный воздух, раздраженный и недовольный собой. Надо же, агента ФБР уличила во лжи полуглухая восьмидесятилетняя старуха!
Впрочем, это неважно. Медицинские архивы в Огасте помогут восстановить недостающие детали.
Глава 58
Огаста, штат Мэн
Алоизий Пендергаст сидел в подвале здания, занимаемого архивом штата Мэн, окруженный папками с документами несуществующего ныне дома престарелых «Бэй-Манор». Агент хмурился, глядя на выбеленную стену из шлакоблоков, и с очевидным раздражением постукивал ухоженными ногтями по столу.
Тщательнейший поиск выдал одну-единственную карточку с именем Эммы Гролье. Надпись гласила, что полный комплект документов о пациентке Эмме Гролье был по надлежащему запросу передан в ведение доктора Джадсона Эстерхази, в его клинику в Саванне, штат Джорджия. Дата передачи: шесть месяцев со дня смерти Хелен в Африке. На карточке – настоящая подпись Эстерхази.
Что же он делал с этими бумагами? В сейфе его дома в Саванне их не оказалось. Скорее всего, он их попросту уничтожил. Если теория, уже почти сформировавшаяся в уме Пендергаста, верна, то уничтожил непременно. Возможно, счета за дом престарелых оказались досадным упущением, вовремя не уничтоженными свидетельствами.
Эмма Гролье… Возможно ли, что это…
Пендергаст медленно встал. Затем очень аккуратно и осторожно поставил стул на место.
Когда он поднялся из подвала и снова шагнул на крепкий предвечерний морозец, в кармане зазвонил телефон. Оказалось – д’Агоста.
– Констанс убежала, – сообщил он без обиняков.
Пендергаст застыл, словно оглушенный. Пару секунд молчал. Потом быстро открыл дверцу взятого напрокат автомобиля, уселся внутрь.
– Невозможно. У нее не было повода и смысла убегать.
– Тем не менее она убежала, – сказал лейтенант. – А теперь, фигурально выражаясь, приготовьте непромокаемый плащ, поскольку самое дерьмо вот-вот упадет на вентилятор…
– Когда это случилось? Как? – нетерпеливо перебил его Пендергаст.
– Странное дело: в обед. Она была на экскурсии.
– За пределами больницы?
– В зоопарке Центрального парка. Кажется, ей помог сбежать доктор.
– Доктор Остром? Доктор Фелдер? Невозможно!
– Не они. Некто по имени Пул. Эрнест Пул.
– Что за Пул? Какого черта? – осведомился Пендергаст, заводя мотор. – Святые угодники, да как же может сознавшаяся детоубийца оказаться за пределами «Маунт-Мёрси» на экскурсии?
– Вопрос на миллион долларов. Держу пари: пресса устроит сладкий разнос, если обнаружит это дело, – а она ведь обнаружит.
– Нужно предотвратить такой поворот событий любой ценой.
– Я стараюсь. Само собою, отдел убийств уже весь на коне.
– Отзовите их. Их вмешательство не слишком полезно. К тому же они путаются под ногами.
– Не получится. Расследование тут обязательно.
Секунд десять Пендергаст сидел молча, раздумывая. Наконец заговорил снова:
– Вы проверили доктора Пула?
– Еще нет.
– Если отделу убийств необходимо чем-то заняться, пусть займется этим. Они без труда выяснят, что доктор Пул – фальшивка.
– Вы знаете, кто он?
– Я предпочел бы пока не гадать понапрасну. С моей стороны было так глупо не предположить чего-нибудь в этом роде. Я полагал, что в «Маунт-Мёрси» Констанс в идеальной безопасности. Глупейший просчет, причем уже не первый.
– Может, она вовсе и не в опасности. Скажем, влюбилась в доктора, голову потеряла да и сбежала с ним… – Д’Агоста смущенно замолчал, не договорив.
– Винсент, я уже говорил вам: она не убежала. Ее похитили.
– Похитили?
– Да. Несомненно, это работа эрзац-доктора Пула. Пожалуйста, сохраните это в тайне от прессы и не дайте отделу убийств замутить воду.
– Сделаю, что смогу.
– Спасибо.
Пендергаст надавил на газ. Взбивая фонтаны снежной пыли, машина помчалась по обледенелой улице, направляясь в аэропорт.
Пендергаст спешил в Нью-Йорк.
Глава 59
Нью-Йорк
Нед Беттертон стоял у входа в гавань на Семьдесят девятой улице, глядя на сборище яхт, ботов, катеров и баркасов, слегка покачивающихся на зыби в спокойных водах Гудзона. Нед был одет в единственный привезенный с собою пиджак – синий блейзер, на шею повязал кричаще яркий платок, на голову нахлобучил белую шапку с козырьком. Еще не было шести часов, но солнце уже садилось за частокол домов Нью-Джерси.
Сунув руки в карманы, Нед глядел на пришвартованную чуть поодаль от пирса яхту, к которой подъехал вчера выслеженный немец. Впечатляющая посудина: трехпалубная, сверкающая белизной, с тремя рядами иллюминаторов тонированного стекла. Длиной – сотня футов с лишним. На борту никого не видать.
Отпуск Беттертона кончился, звонки с «Эзервилльской пчелы» делались все настойчивей и грознее. Старик пришел в ярость. Ну да, самому пришлось писать о церковных сборищах и прочей ерунде. И черт с ним, старым брюзгой. Вот оно, горячее, свежее, – эта яхта. Она – пропуск Неда Беттертона в большую журналистику.
М-да, а эта Коринна Свенсон отчехвостила его на славу. «И ты зовешь себя репортером? Ты расследуешь? Да ты свою задницу при свете дня обеими руками не отыщешь!»
Нед покраснел, вспоминая. Отчасти из-за головомойки он и вернулся к гавани. Знал: так или иначе, Пендергаст круто замешан в деле с убийством, и не как официально расследующий.
На эту идею Беттертона натолкнул синий блейзер. Нед знал: для яхтсменов с пришвартованных рядом яхт нормально заходить друг к дружке в гости, выпить по рюмочке, а то и просто нанести визит вежливости. Всего-то нужно изобразить яхтсмена, проникнуть на борт, присмотреться как следует ко всему заслуживающему внимания. Но осторожность нужно соблюдать крайнюю: эти наркоторговцы очень скверный народ.
Быстро обнаружилось, что даже зайти на территорию гавани непросто. Ее окружала сетчатая изгородь, у закрытых ворот стояла сторожка охраны, и отнюдь не пустующая. На воротах висела здоровенный знак: «Вход посторонним только по приглашению». Да уж, из гавани прямо веяло большими деньгами. Богатеи закрылись от плебса.
Беттертон осмотрел изгородь, тянущуюся вдоль берега. Она уходила в кусты. Беттертон огляделся – не наблюдает ли кто? – и шмыгнул в заросли. Протолкался сквозь ветки, и вот оно, долгожданное: небольшая дыра у земли.