XXIV Предупреждение 4 страница

Геликаон разозлился еще сильней. «Это не Вол разговаривает с тобой, – сказал он себе. Это твоя собственная слабость. Этого человека предупредили, но он не послушался. Приговорив его к смерти, он достиг большего за одну леденящую душу минуту, чем с помощью целого потока слов. И это правда!» «Правда – это шлюха в разных одеждах, – отозвался голос Одиссея у него в голове. Мне кажется, она оправдает любой поступок мужчины, не имеет значения, насколько он будет ужасен».

Вдали послышался раскат грома, задул холодный ветер. Ге-ликаон встал, бросил последний взгляд на дом своего детства

и спустился в нижние комнаты, где заботились о раненных моряках. Он остановился и поговорил с каждым из них, затем пошел дальше в поисках Атталуса. Счастливчик нашел его в боковом саду с перевязанными ранами на груди и в боку. Сидя в одиночестве в тени цветущего дерева, Атталус строгал кусок дерева. Геликаон подошел к нему.

– Хирург говорит, что тебе повезло, мой друг. Нож прошел всего в миллиметре от твоего сердца.

Атталус кивнул.

– Счастливый день для тебя, – сказал он.

Всегда хорошо, когда настоящие друзья рядом. Мне было странно видеть тебя там. Ониакус говорит, что ты решил покинуть команду.

– Меня это тоже удивило, – заметил Атталус. Геликаон сел рядом с ним. Мужчина продолжал строгать.

– Если ты захочешь уехать в Трою, когда поправишься, я прикажу дать тебе хорошую лошадь и кошелек с золотом. Но буду рад, если ты решишь остаться в Дардании на зиму.

Атталус отложил свой нож, согнув плечи.

– Ты ничего мне не должен.

– Я обязан любому человеку, который решил сражаться рядом со мной – в особенности, если он больше не член моего экипажа.

– Я просто вмешался, и все. У меня были свои причины быть там, – Атталус сидел молча какое-то время. Затем он посмотрел на Геликаона. – Ты знаешь, это еще не конец.

– Да, я знаю это. Чтобы убить меня, наняли Карпофоруса. Говорят, он – лучший убийца в Зеленом море. Именно он убил моего отца. Здесь в этой самой крепости.

– Ониакус рассказал мне, что никто не знает, кто убил Ан-хиса.

Геликаон сел напротив Атталуса.

– Я сам недавно узнал. – Он оглядел сад. – Это удивительное, спокойное место. Я обычно играл здесь ребенком.

Атталус не ответил и вернулся к своему занятию.

– Отдыхай и восстанавливай силы, Атталус. Если тебе что-нибудь понадобится, попроси, и ты это получишь. – Ге-ликаон встал, собираясь уходить.

– Я не хороший человек, – внезапно сказал Атталус, покраснев. – Все обращаются со мной как с хорошим. Мне это не нравится!

Это вспышка удивила Геликаона. Атталус всегда казался ему спокойным человеком, который умеет держать себя в руках. Вернувшись на место, он посмотрел в глаза моряка. Теперь он весь напрягся, глаза зло блестели.

– Все мы не без греха, – мягко сказал Геликаон. – Сегодня я убил человека просто, чтобы настоять на своем. Он тоже мог быть хорошим человеком. Мы все с червоточиной, Атталус. Мы все несем груз своих поступков. Думаю, нам придется ответить за них. Все, что я знаю о тебе – ты показал себя как верного моряка и храброго товарища. Я также знаю, что тебя нанял Зидантос. Вол прекрасно разбирался в людях. Твое прошлое здесь не имеет значения. Только дела настоящего и будущего.

– Прошлое, настоящее и будущее – все то же, – сказал Атталус, опустив плечи. – Все то же. Мы – те, кто мы есть. Ничего не меняется.

– Я не знаю, что является правдой на самом деле. Моя жизнь изменялась три раза. Первый раз, когда я был маленьким ребенком, и умерла моя мать. Второй, когда приехал Одиссей и забрал меня на «Пенелопу». И тогда, когда убили моего отца. Это все еще преследует меня. Я покинул это место испуганным мальчиком. Мой отец сказал, что презирает меня. Я вернулся мужчиной, надеясь, что он будет мной гордиться. – Геликаон замолчал, удивившись тому, что делится своими мыслями почти с незнакомцем. Он увидел, что Атталус смотрит на него. – Я обычно так не откровенничаю, – сказал он, внезапно смутившись.

– Человек, который говорит своему ребенку, что презирает его, – сказал Атталус дрожащим голосом, – не заслуживает даже крысиной мочи. Почему тебя волнует, стал бы он гордиться тобой или нет? – Спрятав свой кинжал, он отбросил деревяшку и встал. – Я устал. Мне нужно отдохнуть.

Геликаон остался там, где сидел, когда худощавый моряк вернулся в крепость.

«Не достоин крысиной мочи…» – эти простые слова все еще ранили его, несмотря на прошедшие годы. Внезапно груз сожалений стал легче. Анхис никогда не был ему отцом и не заботился о нем. Отец был холодным и хитрым человеком, много лет мучил потерянного и одинокого ребенка. Атталус был прав. И темная тень Анхиса исчезла из его головы, как туман при свете солнца.

XXVI Прыжок Афродиты

Эти осень Рё Р·РёРјР° были худшими Р·Р° РІСЃСЋ историю Дардании. Жестокие Р±СѓСЂРё обрушились РЅР° побережье. Реки вышли РёР· берегов, снеся мосты. Несколько деревень, расположенных РІ РЅРёР·РёРЅРµ, смыло РІРѕ время наводнения. Р’ этом хаосе появились банды Рё отряды наемников, которые нападали РЅР° РјРёСЂРЅРѕРµ население. Геликаон объезжал земли Дардании СЃ войсками, охотясь Р·Р° этими бандами. РўСЂРё битвы, состоявшиеся РґРѕ наступления Р·РёРјС‹, окончились его победой, РёСЃС…РѕРґ РґРІСѓС… был РЅРµ ясен, потому что наемники сбежали РІ РіРѕСЂС‹. Геликаон разгромил армию РёР· наемников РёР· семисот человек. РћРЅ казнил главарей, около сотни выживших продал РІ рабство.

Хороших новостей из Трои тоже не было. Гектор до сих пор считался пропавшим, хотя небольшая война между Хеттской империей и Египтом закончилась. Последний раз троянского царевича видели, когда он встретился с превосходящим его отрядом египтян, а пути для отступления у него не было. Геликаон не верил, что Гектор погиб. Этот человек был полон жизни. Если бы на него упала гора, он вырыл бы себе путь из-под нее. Если бы его поглотило море, он выплыл бы верхом на дельфине.

Гектор был непобедим. Чем больше проходило времени, тем больше Счастливчика терзало беспокойство. Что если невероятное стало правдой? Приама ненавидели большинство его сыновей и многие соратники. Если Гектор погиб, начнется гражданская война. Все союзники откажутся помогать троянскому царю. Война неизбежно перекинется на близлежащие страны восточного побережья, поскольку воющие сыновья Приама заключат новые союзы. Торговля пострадает, поток денег иссякнет. Доходы купцов, земледельцев, торговцев скотом резко снизятся. Потеряв спрос на свои товары, они отпустят своих рабочих. Многим людям будет не на что покупать еду. Это вызовет беспокойства и приведет к возникновению разных банд. Агамемнон и ми-кенцы будут в восторге. Агамемнону будет осуществить его планы, если армии восточного побережья столкнутся друг с другом в кровопролитной битве.

Когда холодные ветры задули с севера, Геликаон вернулся в крепость Дардании. Царица Халисия оправилась от полученных ран, но редко появлялась на обществе. Геликаон попытался привлечь ее к управлению государством, но она отказалась. «Все знают, что со мной сделали, – сказала Ха-лисия. – Я вижу это по их глазам».

– Люди любят тебя, Халисия. Как это и должно быть. Ты – заботливая царица. Злые люди не могут этого изменить.

– Все меняется, – возразила она. – Солнце больше не светит для меня.

Тогда он оставил Халисию, потому чтоне знал слов, чтобы преодолеть стены ее печали. Этим вечером к нему пришел Павзаний сообщить, что из Трои прибыл микенский посол.

– Хотите, чтобы я отослал его прочь? – Старый полководец заметно нервничал.

– Почему?

– Возможно, он узнал о нападении на Питрос.

– Уверен, что он знает.

– Вы не боитесь войны с Микенами?

– Отправь его ко мне, Павзаний, сам тоже останься, но ничего не говори.

Послом оказался худой рыжеволосый человек, который назвался Эрекосом. Он вошел в мегарон и не поклонился царю.

– Приветствую тебя, царь Геликаон. Надеюсь, найти тебя во здравии.

– Как и я вас, Эрекос. Чем мы можем помочь вам?

– Мы получили тревожный новости, царь, с острова Пит-рос. Там недавно причалил корабль и нашел сотни трупов. Все дома были пусты и разграблены, большинство детей и женщин исчезли.

– Считайте это моим подарком царю Агамемнону.

– Вашим подарком? Остров Питрос принадлежит Микенам.

– Он и остается их собственностью, – сказал Геликаон. – Этот остров был также убежищем пиратов, оттуда их судна нападали на торговые корабли и грабили прибрежные поселения. Вы знаете, что пираты напали на мою собственную крепость и убили моего брата. – Геликаон замолчал и посмотрел на посла. Эрекос отвел глаза.

– Да, новости об этой… жестокости… достигли нас. Ужасно. Но у вас нет права высаживать войска на микенский остров, не спросив сначала разрешения у царя Агамемнона.

– Нет, Эрекос. Мой отец, Анхис, заключил договор с царем Атреем. Оба народа обязаны оказывать друг другу помощь против пиратов и грабителей. Чем еще я мог помочь сыну Атрея, как не выгнать пиратов с микенского острова, сделать Зеленое море безопасней для торговых судов?

Эрекос, побледнев, стоял молча.

– Ты хочешь, государь, чтобы я сообщил моему царю, что вы напали на микенский остров в качестве подарка ему?

– А что это могло быть еще, кроме подарка? – поинтересовался Счастливчик. – Две сотни мертвых пиратов, и остров вернулся под власть Микен. И вы можете уверить своего царя, что весной мой флот продолжит охотиться на пиратов и убивать их, где мы с ними не встретились.

– Ты не будешь больше нападать на микенские земли, царь Геликаон.

– Микенские земли? – спросил Геликаон, изобразив удивление. – Во имя богов, пираты захватили какую-нибудь еще микенскую территорию? Это печальные известия.

– Никаких земель больше не захватили, – резко ответил Эрекос. Он глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. – Я хочу сказать, царь Геликаон, что микенцы справятся с любыми пиратами, которые могут попытаться укрыться на их землях.

– О, понимаю, – кивнул Геликаон. – Это вопрос гордости. Я понимаю это и не хочу смущать царя Агамемнона. Он так много страдал. Это, должно быть, беспокоит его.

– Беспокоит? Я не понимаю.

– Двое из его соратников оказались негодяями. Сначала Электрион, который, насколько мне известно, был ближе остальных царю. Затем Коланос становится пиратом. О – я почти забыл – еще Аргуриос, которого объявили предателем. А теперь выясняется, что пираты оккупировали микенский остров… – царь покачал головой, изображая сочувствие. – Не знаю, что за несчастья еще падут на его голову. Но вы можете уверить царя в моей дружбе. Останешься и пообедаешь с нами, Эрекос?

– Нет, царь Геликаон, но я благодарю вас за предложение. Я должен вернуться в Трою. Там меня ждут дела, которые требуют внимания.

После того как Эрекос вышел, Павзаний широко улыбнулся.

– Я получил удовольствие, государь. Жаль, что я не мог смеяться вслух.

– Агамемнон не будет смеяться, когда услышит об этом.

– Вы думаете, он объявит нам войну?

– Сомневаюсь в этом. Как он может объявить войну другу, который помог ему?

– Но это были его пираты.

– Конечно. Мы знаем это, он знает это, но другие цари в Зеленом море не знают. Если он объявит войну Дардании за нападение на пиратов, то тем самым признает, что сам стоит за этими нападениями.

– Надеюсь, что вы правы, господин.

В середине зимы ночью прибыл посланник из Трои. На-сик был молодым фригийским писцом, нанятым одним из торговых союзников Геликаона. Он привез свитки, новости о предстоящем торговом сезоне и расчеты за предыдущий. Кроме этого, Насик был ужасным сплетником. Геликаону нравились его зимние визиты.

– Что нового, Насик, друг мой? – спросил он, когда они приступили к обеду в царских покоях.

Худой фригиец взял маленький кусочек кушанья с серебряной тарелки – фаршированного ягненка, завернутого в лист винограда. Он понюхал его, затем попробовал кусочек.

– О, мой друг, мне много, что есть рассказать. О чем бы ты хотел послушать сначала?

– Что с Гектором?

Никаких известий. Многие воины из троянской конницы вернулись в город. Остальные остались возле Кадеша с хеттскими воинами и занимаются его поисками. Похоже, нас ждет плохие новости. Последний раз Гектора видели, как его и еще пятьдесят человек окружили силами, превосходящими их в числе, а затем наступила ночь.

– Какие настроения в городе?

– Тревожные. Двое сыновей Приама – Исос и Паммон – сбежали из города. Я так понимаю, их собирались арестовать.

– Я знаю их обоих. Им не хватит ума, чтобы организовать восстание или кого-то вдохновить на мятеж.

– Согласен. Они служат кому-то еще. Толстого Антифона лишили должности и приказали не покидать дворец. Его видели на тайной встрече с микенским послом, Эрекосом.

– Я встречался с ним, – сказал Геликаон. – Холодный и неприятный человек. Но мне странно слышать, что Антифон – предатель. Его больше интересует еда, чем власть. Полит – это более вероятно. Он не воин, но у него острый ум.

– Говорят, что Приаму нравится объезжать его жену. Ходят слухи, что у двоих сыновей Полита удивительное сходство с дедом. Их дед одновременно является и их отцом.

Геликаон усмехнулся и покачал головой.

– Ты, действительно, ужасный сплетник, Насик. Мне стыдно, но мне нравится слушать тебя. – Его улыбка исчезла. – Но более вероятно, что заговорщиками являются Полит и Агатон.

– Агатон всегда был верен царю, как и Гектор, – заметил На-сик.

– В основном из-за Гектора. Они – большие друзья. Но Приаму не нравится Агатон. И никогда не нравился. Он сравнивает его с Гектором. Я помню, как царь однажды сказал публично, что Агатон и Гектор – две одинаковые статуи, но одна сделана из золота, а другая из меди. – Геликаон выругался. – Приам – неприятный человек и всегда находит подходящие слова, чтобы ранить больнее.

– Есть кто-нибудь, занимающий такое высокое положение, как Приам, который не оскорбляет людей?

– Может, и нет. Давай поговорим о другом. Что с Андромахой?

– О, удивительные истории! – Насик засомневался. – Вы – друзья с госпожой?

– Какое это имеет значение?

– Я не уверен. О ней говорят в Трое… по многим причинам. Некоторые – хорошо, другие – плохо.

– Я не хочу слушать порочащие ее истории, – резко сказал Счастливчик. Из открытого балкона подул ветер, огонь в лампе замерцал. Он встал и закрыл двери, затем погасил лампу. Насик посидел молча еще несколько минут. Затем он сдержанно улыбнулся.

– Тогда большая разница.

– Начинай свою историю, – велел Геликаон, расслабившись.

Очень хорошо. Ты слышал, как она спасла царю жизнь?

Юноша удивился, а затем усмехнулся.

– Это прекрасный и остроумный финал, которым обычно заканчиваются истории Одиссея?

– Нет, это правда, – возразил Насик. Геликаон выслушал историю фригийца о соревновании в стрельбе из лука, как Андромаха застрелила убийцу. – Предатель подбежал к царю и приготовился его убить, когда стрела пронзила его сердце. Царь похвалил ее перед толпой, сказав, что она – подходящая невеста для его Гектора.

– Во имя богов, – прошептал Геликаон, – такую женщину нужно ценить как сокровище.

– Очевидно, царевич Агатон согласен СЃ тобой. Рассказывают, что РѕРЅ РїСЂРѕСЃРёР» Сѓ Приама СЂСѓРєРё Андромахи, РІ случае если Гектор РЅРµ вернется.

– Она приняла предложение Агатона? – с расстановкой спросил Счастливчик.

– Не знаю, приняла или нет, – ответил фригиец. – Конечно, с ее стороны будет глупо, если она откажется. Он молод, богат и… при удачных обстоятельствах… однажды может стать царем.

– Что еще ты можешь рассказать об Андромахе?

Насик засмеялся.

– Она плавала с голым мужчиной перед царскими сыновьями.

– Это сплетни или правда? – спросил Геликаон, сдержав свой гнев.

– Правда, мой господин. Мой друг был на берегу в это время. Дочь царя, Лаодика, пригласила раненного микенского воина на пляж. Он очень худой – только кожа и кости. С трудом мог дышать. Андромаха плавала с ним в море.

– Аргуриос, – подсказал Геликаон.

– Да, это был он. Говорят, он знаменит.

– Продолжай.

– Когда они вышли из воды, царевич Деифоб возмутился ее поведением, и микенец бросил ему вызов. Это, наверное, было интересное зрелище. Шатающийся скелет требует меч, но он испугал Деифоба. Агатон пришел ему на помощь и разрешил ситуацию. О ком еще ты бы хотел послушать?

– Что ты имел виду, говоря – «порочащие истории?

Насик наклонился ближе.

– Ты просишь меня вступить на опасную территорию, Счастливчик. Ты уже ясно высказался, что госпожа – твой друг, и ты не хочешь слышать о ней ничего плохого. Так что ты хочешь знать?

Геликаон сидел молча какое-то время.

– Расскажи РјРЅРµ РІСЃРµ, – РїРѕРїСЂРѕСЃРёР» РѕРЅ, наконец.

– Когда я приехал, то слышал, как дворцовые слуги говорят о человеке, который обидел тебя на недавней встрече. Говорят, его голову выставили на обозрение. Я очень люблю свою голову.