Сразу изгнало из его сердца всякое самообольщение. Губы его сложились в

Презрительную усмешку; быть может, это получилось несколько чересчур

Подчеркнуто.

- Жан-Жак Руссо, - отвечал он, - на мой взгляд, просто глупец, когда он

Берется судить о высшем свете. Он не понимал его и стремился к нему душой

Лакеявыскочки.

- Он написал "Общественный договор", - сказала Матильда с

Благоговением.

- Проповедуя республику и ниспровергая троны монархов, этот выскочка

Пьянел от счастья, когда какойнибудь герцог изменял своей обычной

Послеобеденной прогулке, чтобы проводить кого-либо из его друзей.

- Ах, да! Этот герцог Люксембургский в Монморанси проводил некоего

Господина Куенде, когда тот возвращался в Париж... - подхватила м-ль де

Ла-Моль, с живостью и восторгом предаваясь новообретенному счастью учености.

Она была в восторге от своих знаний, как тот академик, который открыл

Существование короля Феретрия. Взор Жюльена по-прежнему был пронизывающим и

Суровым. Матильду охватил порыв истинного воодушевления, и холодность ее

Собеседника совершенно ошеломила ее. Она была тем более изумлена, что до сих

Пор обычно сама производила такое впечатление на людей.

В это самое время маркиз де Круазенуа поспешно пробирался к м-ль де

Ла-Моль через густую толпу. Он уже был в трех шагах от нее, но никак не мог

Подойти ближе. Он смотрел на нее, посмеиваясь над тем, что попал в такой

Затор. Рядом с ним стояла юная маркиза де Рувре, кузина Матильды. Она

Опиралась на руку своего мужа, который стал им всего лишь две недели тому

Назад. Маркиз де Рувре, еще совсем юноша, был влюблен без памяти, что легко

Может случиться с человеком, когда он, вступая в приличный брак по расчету,

Устроенный нотариусами, вдруг обнаруживает в своей жене прелестное существо.

Г-н де Рувре должен был получить герцогский титул после смерти своего весьма

Престарелого дядюшки.

В то время как маркиз де Круазенуа, не будучи в состоянии пробиться

Сквозь толпу, улыбаясь, смотрел на Матильду, она устремила свои громадные,

синие, как небо, глаза на него и на его соседей. "Что может быть на свете

пошлее вот этого сборища! Вот Круазенуа, который изволит претендовать на мою

Руку, человек мягкий, вежливый и манеры у него такие же утонченные, как у

Этого господина де Рувре. Если бы только не скука, которой веет от них, все

Эти господа были бы чрезвычайно милы. И вот он так же будет ездить со мной

На балы, и вид у него будет такой же ограниченный и самодовольный. Через год

После свадьбы моя коляска, мои лошади, мои наряды, мой замок в двадцати лье

От Парижа - все это будет так безупречно, что дальше некуда, а какая-нибудь

выскочка вроде графини де Руавиль, глядя на это, будет умирать от зависти! А

потом..?"

Матильда уже заранее изнывала от скуки. Маркизу де Круазенуа, наконец,

Удалось пробиться сквозь толпу, он подошел и заговорил с ней, но она, не

Слушая его, продолжала думать о своем. Слова его не долетали до ее слуха,

Сливаясь с многоголосым шумом бала. Машинально она следила глазами за

Жюльеном, который отошел от нее с почтительным, но гордым и недовольным

Видом. В дальнем углу залы, в стороне от движущейся толпы, она заметила

Графа Альтамиру, приговоренного к смерти у себя на родине, - читатель с ним

Уже знаком. В царствование Людовика XIV одна из его родственниц была замужем

За принцем Конти; это обстоятельство в какой-то мере охраняло его от -

Тайной полиции иезуитов.

"Видно, только смертный приговор и выделяет человека, - подумала

Матильда. - Это единственная вещь, которую нельзя купить. А ведь это я

недурно придумала! Как жаль, что мысль эта не подвернулась мне в такой

момент, когда бы я могла блеснуть ею!" У Матильды было достаточно вкуса: ей

Не могло прийти в голову ввести в разговор остроту, придуманную заранее. Но

У нее было также достаточно тщеславия, чтобы прийти в восторг от самой себя.