Человекоубийство в сравнении с тем, что вы мне сделали!
Больше зла сделали вы мне, чем всякое человекоубийство:
Невозвратное взяли вы у меня -- так говорю я вам, мои враги.
Разве вы не убивали ликов и самых дорогих чудес моей
Юности! Товарищей моих игр отнимали вы у меня, блаженных духов!
Памяти их возлагаю я этот венок и это проклятие.
Это проклятие вам, мои враги! Не вы ли укоротили мою
Вечность, подобно звуку, разбивающемуся в холодную ночь! Одним
лишь взглядом божественного ока промелькнула она для меня, --
Одним бликом!
Так говорила в добрый час когда-то моя чистота:
Quot;божественными должны быть для меня все существа".
Тогда напали вы на меня с грязными призраками; ах, куда же
Девался теперь тот добрый час!
Quot;Все дни должны быть для меня священны" -- так говорила
Когда-то мудрость моей юности; поистине, веселой мудрости речь!
Но тогда украли вы, враги, у меня мои ночи и продали их за
Бессонную муку; ах, куда же девалась теперь та веселая
Мудрость?
Когда-то искал я по птицам счастливых примет; тогда
Пустили вы мне на дорогу противное чудовище -- сову. Ах, куда
Же девалось тогда мое нежное стремление?
Когда-то дал я обет отрешиться от всякого отвращения --
тогда превратили вы моих близких и ближних в гнойные язвы. Ах,
Куда же девался тогда мой самый благородный обет?
Как слепец, шел я когда-то блаженными путями -- тогда
Набросали вы грязи на дорогу слепца; и теперь чувствует он
Отвращение к старой тропинке слепца.
И когда я совершал самое трудное для меня и праздновал
Победу своих преодолений, тогда вы заставили тех, что любили
Меня, кричать, что причиняю я им жестокое горе.
Поистине, вы всегда поступали так: вы отравляли мне мой
Лучший мед и старания моих лучших пчел.
К щедрости моей посылали вы всегда самых наглых нищих;
Вокруг моего сострадания заставляли вы всегда тесниться
Неисправимых бесстыдников. Так ранили вы мои добродетели в их
Вере.
И если приносил я в жертву, что было у меня самого
Священного, тотчас присоединяло сюда и ваше "благочестие" свои
Жирные дары, так что в чаду вашего жира глохло, что было у меня
Самого священного.
И однажды хотел я плясать, как никогда еще не плясал: выше
Всех небес хотел я плясать. Тогда уговорили вы моего самого
Любимого певца.
И теперь он запел заунывную, мрачную песню; ах, он трубил
Мне в уши, как печальный рог!
Убийственный певец, орудие злобы, ты виновен менее всех!
Уже стоял я готовым к лучшему танцу -- тогда убил ты своими
Звуками мой восторг!
Только в пляске умею я говорить символами о самых высоких
Вещах -- и теперь остался мой самый высокий символ неизреченным
В моих телодвижениях!
Неизреченной и неразрешенной осталась во мне высшая
Надежда! И умерли все лики и утешения моей юности!
Как только перенес я это? Как избыл и превозмог я эти
Раны? Как воскресла моя душа из этих могил?
Да, есть во мне нечто неранимое, незахоронимое, взрывающее
Скалы: моей волею называется оно. Молчаливо и не
Изменяясь проходит оно через годы.
Своей поступью хочет идти моими стопами моя закадычная
Воля; ее чувство безжалостно и неуязвимо.
Неуязвима во мне только моя пята. Ты жива еще и верна
Себе, самая терпеливая! Все еще прорываешься ты сквозь все
Могилы!
В тебе живет еще все неразрешенное моей юности; и как
Жизнь и юность, сидишь ты здесь, надеясь, на желтых обломках
Могил.
Да, ты еще для меня разрушительница всех могил; здравствуй
Же, моя воля! И только там, где есть могилы, есть и
воскресение. --
Так пел Заратустра.
О самопреодолении
Quot;Волею к истине" называете вы, мудрейшие, то, что движет
Вами и возбуждает вас?
Волею к мыслимости всего сущего -- так называю я вашу
Волю!
Все сущее хотите вы сделать сперва мыслимым: ибо вы
Сомневаетесь с добрым недоверием, мыслимо ли оно.
Но оно должно подчиняться и покоряться вам! Так водит ваша
Воля. Гладким должно стать оно и подвластным духу, как его