ГЛАВА 2 Выберемся ли мы отсюда живыми?

Тимоти Уолкер жил в Неаполе, Флорида, солнечном городке, расположенном между Мексиканским заливом и Большой Кипрской Топью. Я встретила его в маленьком ресторанчике даров моря. Он выглядел на свои 40 лет, был среднего роста и телосложения, носил очки. У него была борода. Это был скромный человек.
Уолкер мечтал жить во Флориде. Он уволился с поста аудитора и переехал на юг. Он надеялся, что найдет работу в отделении по защите животных при СХДА, станет проверять исследовательские лаборатории, зоопарки и ипподромы. Он никогда не мог себе представить, что станет работать на бойне, будет брать образцы крови у коров.
"В прошлую субботу", сказал он "Конвейер буквально дымился. Там было очень много коров, столько я никогда не видел. Рабочие стояли и ругались. Мы тоже ругались. Казалось, весь конвейер обезумел. Там было около сотни коров. Когда скорость конвейера была увеличена, и бригадир пытался загнать туда как можно больше коров, работники уже не выдерживали". Уолкер говорил, что на бойне Каплана забивают 50-70 коров в час. "Мясник – забойщик не всегда бьет прямо в голову", говорил Уолкер "и тогда корова может начать бегать по бойне. Однажды я видел, как корова сбила с ног одного мексиканца и несколько раз прыгнула на него, сильно ударяя копытами. Я спросил, сильно ли он ушибся – было очевидно, что его спина невыносимо болит, но он сказал: "Нет, нет". Он знал, что Каплан уволит его, если он будет жаловаться. За соседним столом праздновали чей-то день рождения, было очень шумно и наш разговор был прерван. После того, как задули свечи и стихли аплодисменты, Уолкер рассказал еще о двух несчастных случаях, когда работники СХДА чуть было не были затоптаны до смерти полуоглушнными быками.
Очень часто, говорил Уолкер, коров оглушают неправильно и они находятся в сознании тогда, когда их связывают и поднимают наверх. Помимо того, что коровы брыкаются и мечутся, они буквально выкручивают свои шеи, смотря из стороны в сторону. Они просто обезумивают. И в таком состоянии коров отправляют к забойщику.
"Иногда забойщик не может правильно перерезать горло несколько раз ", сказал Уолкер "Не может сделать так, чтобы потекла кровь".
И теперь у коровы должны снять кожу с головы.
"Очень часто работник, снимающий кожу с головы коровы, обнаруживают, что животное все еще в сознании, когда начинает делать надрез и корова начинает бешено брыкаться. Если такое случается – мясник вонзает нож ей в загривок, чтобы перерезать спинной мозг ". Это полностью парализовывает корову, но все же она продолжает чувствовать боль, когда ей снимают кожу с головы. Таким образом мясник может спокойно продолжать свою работу, ведь животное больше не брыкается. В ресторане было много людей. Они уже ужинали. Уолкер съел свой сендвич, а я салат. Мы говорили уже около часа и нам нужен был перерыв. Мы немного прогулялись по набережной, а затем отправились беседовать ко мне в мотель. Там я снова включила запись.
"Снимать шкуру с живых животных не только жестоко", сказал Уолкер "но так же очень опасно для мясников и всех работников". Люди, работающие на бойне, стараются находиться на безопасном расстоянии, вдали от лягающихся коров. Иногда животное освобождается от своих оков и падает вниз головой с высоты 15 футов на работающих внизу людей.
"Это чудо, что никто не был убит. Однажды такое повторилось трижды в день, один несчастный случай за другим".
"Итак, вы решили как-то исправить ситуацию. С чего же вы начали?", спросила я
"Я спросил своего босса, имею ли я право остановить конвейер. Он ответил, что этим занимается доктор Тексан (ветеринар СХДА. на бойне Каплана). Это ее обязанности. Чтобы поговорить с Тексан мне нужно было уйти с работы, но меня никто не мог заменить. Так, что я сообщил ей, что здесь снимают кожу с живых животных немного позже. Доктор то ссылалась на занятость, то все же что-то отвечала, но это не приводило ни к каким результатам." Уолкер назвал около 20 человек, с которыми он связывался в СХДА, ВА и в Конгрессе США.
"Я даже связался с сенатором Бобом Грэхемом, но тогда я еще не знал, что он является владельцем большой маслобойни".
"И еще кое-что", продолжал он "Я расскажу о нарушениях закона, которые остаются безнаказанными. Много раз стоки, по которым стекает кровь коров, засорялись частями тел животных (ногами, ушами и т.д.). Кровь выливалась обратно и затопляла помещение где-то на 6 дюймов, так что сток не был даже виден. А бывало такое, что цепи, которые весят около 30 футов, падали с конвейера и ранили рабочих, находящихся внизу."
Закончив нашу беседу в тот вечер, мы насчитали 14 федеральных законов, нарушенных Капланом. Той ночью я не могла заснуть. Во-первых, у меня болело горло, а во-вторых, хотя я и была инспектором по выявлению жестокого отношения к животным, и была не очень впечатлительна, но то, что я узнала о бойне Каплана задело меня за живое.
На следующее утро я поехала на север, в Фростпруф, чтобы поговорить с Кеннетом Сэндбором, одним из коллег Уолкера. Сэндбор, как и Уолкер, занимался тем, что брал кровь на анализ. Он сказал, что проблемы на бойне начались еще за долго до того, как Уолкер начал здесь работать. Я попросила его рассказать в деталях о своих наблюдениях, и он поведал мне одну историю. Еще до того как Уолкер был нанят в СХДА, Сэндбор и еще один человек, тоже берущий кровь на анализ, остановили процесс снятия шкуры с коровы, когда обнаружили, что эта корова живая и находится в полном сознании. Вице-президент бойни Каплана был очень зол на них за это.
"Он нас буквально загрыз!", сказал Сэндбор "Говорил, что мы здесь не для того, чтобы останавливать конвейер. И что, если это нас не устраивает, то вы можем увольняться. Не знаю, как нам следовало себя вести, ведь мы работали на СХДА – на правительство". Но, тем не менее, Сэндбор отступился.
Все еще опасаясь, что он может потерять работу, Сэндбор не разрешил записывать наш разговор на диктофон. Он не подписывал никаких документов, но сказал достаточно. И его слова подтвердили сказанное Уолкером.
В течение следующих нескольких дней я общалась еще с двумя людьми, в обязанности которых входило брать кровь на анализ на бойне Каплана.
Один из них, Ронни Утсон, жил на ферме во Флориде с женой и детьми. Когда я приехала, он красил трейлер рядом с домом. Мы сели на лужайке. Рядом паслась его лошадь. У моих ног играл котенок. Я спросила Уотсона о том, что рассказывал мне Уолкер.
"Поймите меня правильно, Тим хороший человек, но он не совсем прав". Уотсон говорил медленно с южным акцентом. "Никому не нравится смотреть как животное подвешивают вверх ногами, но Тим воспринимал страдания животных очень близко к сердцу. Я относился к этому не так как Тим – немного спокойнее. Меня это просто пугало. Долгое время я чувствовал себя разбитым. И не только потому, что коровы брыкались. Это можно пережить, но, хотя, если попадаешь под такой удар, естественно, чувствуешь сильную боль. Самое ужасное для меня было, когда животное падало – это грозило для нас смертельным исходом. Когда я видел, что цепь, на которой висела корова, обрывается, то дрожал, как последний трус. Моя жена очень боялась, что однажды меня принесут домой по частям. Хорошо, что я застраховал свою жизнь, когда работал у Каплана".
Я спросили, правда ли, что шкуру снимали с живых коров.
"Понимаете, брыкание может быть вызвано и мускульной реакцией мертвого животного", сказал он "Но если коровы мычат или моргают то значит они живы".
"Вы кому-нибудь говорили о том, что шкуру снимают с живых животных, которые находятся в сознании?", спросила я .
"Я говорил доктору Тексан об этом два или три раза. Я говорил: "Доктор Тексан, коровы живые, они в сознании и они опасны!". После этого доктор только отругала работника, занимающегося забоем, но это не решило проблемы. Я написал письмо. Многие тогда писали письма. Я отправил его доктору Митчелу и он распорядился, чтобы доктор ДеКаролис приехал и посмотрел в чем же состоит проблема. Доктор ДеКаролис приехал в белой униформе и пробыл на бойне приблизительно 45 секунд, затем попросил убрать с его пути окровавленную тушу, так как кровь могла попасть на его белый халат и уехал". Столкнувшись с письмами и жалобами о том, что скот находится в сознании во время убоя, инспектора СХДА решили "изучить" проблему. Они не обратили внимание на человеческую жестокость или на опасность, исходящую от коров. Они не остановили конвейер. Вместо этого они установили нечто вроде защитной металлической крыши. Я спросил еще одного работника, берущего кровь на бруцеллез, об этой крыше.
"Когда я работал у Каплана, мне говорили об этой защитной крыше. Тогда я думал, что они сошли с ума – я не знал о каком аде идет речь. Мне говорили, что подобное металлические покрытие может защитить работников если вдруг корова сорвется и упадет. Но навряд ли оно смогло бы защитить нас от ударов брыкающихся коров. В действительности, нас мог защитить только крик "Осторожно! Поберегись!", когда мясник начинал снимать кожу с головы живой коровы. Я благодарен за то, что он кричал это. Это давало нам шанс приготовиться. А иногда он мог крикнуть: "Собирайтесь в госпиталь!"
При обычных обстоятельствах я мог бы разделить точку зрения Тима о жестокости к животным, но не тогда. Я слишком волновался о себе, о своей жизни, чтобы думать о коровах – я думал: "Господи, выберусь ли я от сюда живым?". А доктор Тексан, к стати, была очень зла".
"Из-за условий?"
"Нет, нет. Из-за того, что Тим написал письмо".
Херб Хоузер, еще один человек из СХДА, с которым я связалась благодаря Тимоти Уолкеру. Он тоже пострадал от неправильно оглушенной коровы. Он хотел дать интервью. Я позвонила ему вечером, по приезду в Неаполь. И он сразу согласился со всем, сказанным Уолкером. Он назначил мне встречу, сказав, что может еще кое-что добавить.
Через несколько дней я позвонила ему, чтобы подтвердить нашу договоренность встретиться, но он говорил со мной ледяным голосом: "Я не понимаю почему вы интересуетесь проблемами бойни. Это не ваше дело!", крикнул он и бросил трубку. Я спросила Уолкера , что же случилось. Он точно не знал, но догадывался. Представители СХДА недавно приходили к Уолкеру и расспрашивали о его контактах со мной. Наверное Хоузер узнал об этом. Уолкер выразил опасение, что Хоузер боится, что его могут уволить за то, что он общался со мной. До этого момента я рассматривала эти опасения, как какую-то мелодраму.
Херб Хоузер изменил мое отношение к этому делу.