ГЛАВА 3 Самое темное место во вселенной
Программа Защиты Свидетелей (от 1989 года) – федеральный закон, защищающий правительственных работников, если они стали жертвой не правильного, коррумпированного или некорректного поведения. Я вернулась в Вашингтон в связи с другими делами и там связалась с организацией под названием Правительственный Ответственный Проект (ПОП) – общественной адвокатской группой, которая защищала правительственных и общественных свидетелей. В ПОП согласились заняться делом Уолкера, ведь он может быть уволен из-за того, что общался со мной. Я была в офисе ПОП и увидела там меморандум директора Тома Девайна для всех работников. Заголовок меморандума был следующим: "Именно мы делаем так". Этот меморандум содержал речь Мэри Херсинк, матери четверых детей из Алабамы, которая выступала на слушании СХДА . Она рассказала о том, что случилось с ее сыном Дэмионом (21 год) после того, как он съел кусок сырого мяса в лагере бойскаутов.
"Я побывала в самом темном месте во всей вселенной – там, где я увидела как тело моего ребенка билось в конвульсиях, как посинело его лицо под респираторными трубками. Мониторы над ним буквально били тревогу, так как кровяное давление падало 60/40…50/30…40/20…падало, падало, падало….Врачи просили, чтобы я ушла. Они добрые люди, и они знают, что родители не должны видеть собственными глазами, что случится с их ребенком дальше.
Час. Целый страшный час в коридоре здания скорой помощи я и мой муж провели вместе прося Господа: "Пожалуйста, дай ему прожить хотя бы еще час. Мы не просим день – только час. Пожалуйста, Господи, пожалуйста! "
И мы ждали, так же как ждали в первую неделю этого ада, как и последующие 6 недель. 6 недель его мучительных страданий, сильных болей. 7 раз мы прощались с ним, целуя его, когда хирургическая сестра отвозила его на очередную операцию. 6 недель двери в этот мир были закрыты для него. И наконец свершилось чудо и Господь сказал: "Этот ребенок получает в дар временное облегчение. "" Ее рассказ затронул меня. Занимаясь расследованием жестокого отношения к животным, я почувствовала, что испытание Мэри Херсинк каким-то образом связано с тем, над чем я работала. Я позвонила ей. После того как она поблагодарила меня за звонок, я спросила, почему ее сын съел сырой кусок мяса в бойскаутском лагере.
Мэри сказала, что этот кусочек мяса лежал на деревянной тарелке, на которую скауты складывали готовое мясо гриль. И хотя этот кусок не был поджарен, он обветрился на воздухе и стал такого же цвета как и готовое мясо гриль.
"Как только мой сын положил этот кусок мяса в рот, то сразу почувствовал, что он сырой, но он постеснялся своих товарищей и не выплюнул его.
Ровно через 6 недель и начался этот ад. Сначала кровавый понос, а затем уровень тромбоцита упал. У ребенка начались галлюцинации – он больше не узнавал нас. Его печень перестала работать. Требовалось срочное хирургическое вмешательство.
Вскоре у сына начались проблемы с легкими. Ему одели респиратор, так как его легкие были заполнены жидкостью. В его грудную клетку вставили специальные трубки, чтобы откачивать эту жидкость.
Но теперь начались проблемы с сердцем. Оно увеличивалось. Рентген показал, что оно превышает нормальную величину в 2,5 раза. Трижды приходил доктор и делал дренаж, отгоняя жидкость от сердца. Врачи не верили своим глазам – каждый раз вытекал целый литр жидкости. Они говорили: "Все будет хорошо. Мы справились." Но на следующий день все начиналось с начала. Врачи сдались и отправили мальчика на операцию. Они хотели сделать отверстие в перикарде сердца. Когда они заглянули во внутрь, то увидели, что околосердечная сумка была раздроблена и полна гноя. Врачам пришлось удалить все это"
Врачи оценивали шансы мальчика как один к четырем.
Дэмион съел кусочек мяса, который содержал смертельно опасную бактерию Е.coli 0157:Н7. Этот микроб может вызвать брюшные судороги и понос, а так же гемолитический уремический синдром (ГУС), очень серьезное заболевание, во время которого токсичные вещества распространяются по всему телу и кровь теряет способность свертываться. Сейчас в США ГУС очень распространенная болезнь, особенно среди детей. 5-10% - со смертельным исходом, а остальные остаются калеками.
После нескольких недель, проведенных в госпитале, Дэмиону запретили кушать. Но с другой стороны – он был на пути к выздоровлению.
"И что же дальше?", продолжала Мэри "Мы все праздновали то, что наш ребенок справился с болезнью. Мы дали ему немного попить. Он сделал всего несколько глотков и ему сразу же стало хуже. Началась настоящая агония. Нужно было срочное хирургическое вмешательство. В 3.30 утра пришел доктор и сообщил, что все в порядке – операция пришла успешно. Но все же инфекция затаилась где-то в организме, и в последствии пришлось делать еще две операции". Дэмиону потребовался целый год, чтобы встать на ноги, в буквальном смысле. Он прошел курс специальной реабилитации и заново учился стоять и ходить. Он перенес несколько сердечных приступов, 7 хирургических операций, потерял ? своего веса и 30% легочных функций. Е.coli 0157:Н7 – очень редкая бактерия, которая еще до 1982 года была неизвестна и несла за собой все это время болезни и смерть на территории США. Такие бактерии как Е.coli и сальмонела, которые живут в кишечнике крупного рогатого скота и домашней птицы, заражают мясо, если убой скота производится в спешке и в несоответствующих антисанитарных условиях.
"Эта болезнь опасна и разрушительна", сказала Мэри "Когда я узнала причину болезни моего сына – антисанитария на государственных бойнях, я была очень рассержена. Я поняла, что должна что-то сделать" Мэри встретилась с родителями других детей, которые тоже стали жертвой этой болезни. Вместе они создали группу, борющуюся за безопасное мясное питание, под названием "Наш Выбор – Безопасная Кухня" (STOP).
Когда Мэри сказала мне, что мы могли бы вместе с ней и другими членами этой организации поехать в Вашингтон, на симпозиум по мясной инспекции в Сенат, я решила присоединиться. Между тем, я снова вернулась к исследованиям Уолкера. Подтверждающих доказательств теперь было достаточно, чтобы окончательно поверить Уолкеру. Но все люди, с которыми я беседовала были работниками СХДА и теперь они волновались не уволят ли их с работы за то, что они общались со мной. Я вернулась во Флориду, в Каплан Индастриес. У Каплана работало около 260 человек. Большинство из них были мексиканцы. Я узнала, что в 25 милях к югу от бойни Каплана было несколько испано-говорящих общин. Я села в машину и поехала на юг. Боулинг Грин, был в получасе езды от Бартоу и был похож на город приведений. Дороги были грязными, дома казались нежилыми.
В маленьких городка в почтовых отделениях обычно рады предоставить любую информацию, но на почте в Боулинг Грин мне не захотели называть имена работников Каплана, и я направилась в городок Ваихула, который находился в нескольких милях от Боулинг Грин. Его население составляло 3 тысячи человек. Ваихула был окружен апельсиновыми и грейпфрутовыми рощами. В основном здесь жили мексиканские эмигранты, приехавшие сюда на сбор фруктов.
Бюро по трудоустройству в Ваихула также не предоставило интересующей меня информации. Я решила поболтать с местными жителями, ищущими работу, но они не говорили по-английски. Я проверила местные бары и кафе, трейлерные парки. Та же история – ни одного работника Каплана..
В одном супермаркете, где я покупала сироп от кашля, я спросила продавщицу, знает ли он кого-нибудь, кто бы работал у Каплана. Она ответила, что многих. Она не знала имен, но показала мне дом, где по ее мнению, жили рабочие.
По пути я остановила одного симпатичного молодого человека и спросила не говорит ли он по-английски. Он знал английский и за 10 долларов согласился быть моим переводчиком.
Когда я шла по лужайке перед деревянным домиком, дверь открылась и коренастая седая женщина вышла на крыльцо. Было слышно как в доме лаяла собака.
"Что вы хотите?", спросила женщина.
Я улыбнулась и объяснила, что интересуюсь улучшением рабочих условий на бойне Каплана, и что я слышала, что в ее доме живут люди, работающие там. Гертруда Шнайдер сдавала спальный вагончик 12 мексиканским рабочим.
Этот факт уже подтверждал типичную эксплуатацию труда эмигрантов. Но Гертруда не соглашалась с этим.
"Я люблю моих мальчиков", говорила она "Я забочусь о них наилучшим образом. Они – моя жизнь"
она согласилась поручиться за меня своим мальчикам, когда они придут вечером домой.
Я договорилась с переводчиком позже и отправилась в кафе, чтобы что-нибудь перекусить, а затем ждала в машине на парковке.
Большинству квартиросъемщиков Гертруды, казалось, было лет по 20. Но меня не интересовал ни их возраст, ни эмиграционный статус. Гертруда относилась к ним хорошо и они отвечали ей тем же. Все они тяжело работали и отсылали свой скудный заработок своим родным в Мексику.
Почти все эти люди собирали грейпфруты в близлежащих рощах, но два из них иногда работали у Каплана. Они работали на кровостоке, находясь в постоянном страхе за свои жизни. Хуан Санчес уволился сразу через несколько дней после приема на работу, боясь, что с ним случится несчастный случай. Хосе Альваро, который проработал на этой бойне несколько месяцев, описал каково это было.
Через переводчика Альваро сказал: "Моя работа заключалась в том, чтобы мыть головы животных. Все происходящее я мог видеть со своего рабочего места". Он мог видеть, как коровы начинали брыкаться, когда их привязывали к конвейеру; как мясники перерезали спинной мозг, чтобы умертвить брыкающихся коров.
Пока говорил Альваро, Гертруда не проронила ни слова и я практически забыла о ее присутствии. Позже, когда я прослушивала пленку, было слышно, как она вздыхала от ужаса.
Альваро говорил, что даже если кто-то из рабочих был ранен коровой, то он боялся рассказывать об этом. Я спросила почему. Он размял пальцы и ответил:
"Увольнение. Сразу. Мгновенно", - сказал переводчик "Или перевод на другую, более тяжелую работу, чтобы заставить человека молчать".
Чтобы записать письменные показания мне нужен был испано-говорящий нотариус. Гертруда знала одного в Боулинг Грин. Анна Педроса работала нотариусом в фирме по продаже автомобилей. Она сразу согласилась помочь, как только узнала чем я занимаюсь. Ее брат работал у Каплана и она слышала эти истории.
Анна посоветовала мне поехать на окраину города и поговорить с ее братом Гектором. Я поехала. Мы сели на лужайке. Рядом каждые несколько минут кукарекал петух. У Гектора был сильный акцент, но это не мешало ему описать мне картину происходящего во всех подробностях.
"Там очень много коров и у человека, занимающегося убоем, просто не хватает времени. Но все равно их подвешивают и они брыкаются".
"Сколько?", спросила я.
"60 – 70 коров в день"
"Говорят, что коровы брыкаются, но это мускульная реакция", сказала я.
"Ну может быть это и правда. Но иногда они начинают мычать. Их подвешивают, а они все еще мычат. Они поднимают головы и смотрят вокруг. Иногда они падают вниз и пытаются снова встать на ноги. Когда корова падает и кричит…ох…"
"Мычит?"
"Да. Мычит. Правильно. Они живые. Все говорят, что это так". Очевидно, мне просто повезло или же я была хорошим детективом, но в итоге я попала в один бедный дом в Боулинг Грин. Я постучала, но мне никто не ответил. Я бродила по улице вокруг этого дома до наступления сумерек. Затем я увидела как мужчина, женщина и двое маленьких детей вышли из машины, держа в руках пакеты с едой. Я подошла к ним и представилась возле квартиры.
Альберт Кабрера, высокий, худой парень 20-ти лет, с темными курчавыми волосами и большими карими глазами, пригласил меня войти. Маленький кондиционер распространял теплый воздух по комнате. Таракан полз по стене. Я включила диктофон.
"Однажды утром на конвейере с телятами произошел затор", сказал Альберт "Чтобы заставить их двигаться быстрее, мы отправляли одновременно по 8-9 телят в помещение, где их оглушали. Когда они начинали двигаться, мы начинали стрелять из ружья для оглушения. Телята прыгали друг на друга. Мы не могли понять, кого мы оглушили, а кого нет. Их подвешивали, а они кричали и брыкались на конвейере. Совсем дети – возраст 2-3 недели. Я чувствовал себя ужасно, убивая их.
Но не только телят убивали в полном сознании. Сложнее всего было с коровами, а особенно с быками – у них очень твердые черепа. Мне приходилось ударять по 3-5, а то и по 10 раз, прежде, чем они упадут. Много раз случалось, что я пробивал дыру в их головах, а они все еще были живы.
Я помню, как однажды ударил одного быка с очень длинными рогами и что-то белое начало вытекать из его головы – мозги, подумал я . Его голова была вся в крови. Вдруг бык ринулся по направлению к входной двери. В него выстрелили из винтовки и затащили обратно".
"Знаете, на бойне есть плакат, на котором крестиком указано место в центре головы коровы, куда нужно стрелять", продолжал он
"И это то, что вы пытались делать?", спросила я.
"Да. Это именно то, что я делал. Но всегда поступали жалобы, что я не выполняю свою работу должным образом".
"А что по поводу людей из СХДА?", спросила я.
"Они смотрели, как животные пытаются встать после моих ударов. Да, они жаловались, но ничего не предпринимали. Никогда. Ветеринар доктор Тексан из СХДА стояла и смотрела, сколько животных я убиваю. Я ударял одно животное по 5-6 раз. Она ругала меня, но никогда не останавливала конвейер".
Вооруженная свидетельствами людей из СХДА и работников Каплана, я хотела получить информацию у главного проверяющего бойни. И я получила ее, но этот человек боялся увольнения и не разрешил мне включать диктофон. Вместо этого он назвал мне еще одно имя – Билли Корбет. Я встретилась с Корбетом у него дома. Это был высокий, симпатичный, темноволосый мужчина. Вместе женой и детьми он жил в нескольких милях от бойни Каплана. В течение 6 лет он работал там проверяющим. Но совсем недавно уволился.
"Бойна Каплана – это предприятие, на котором существует потогонная система", сказал Корбет "Бойня буквально разваливается. Закупается слишком много животных. Старых, измученных и даже молочных коров. Многие из них умирают еще в дороге или в загонах, незадолго перед убоем", сказал он.
"Что делают с коровами, которые не могут сами выйти из кузова машины после перевозки?", спросила я .
"Обычно их перевозят на какой-нибудь старой развалюхе. К ней прикреплена подъемная люлька, а от нее идет цепь, которую привязывают к ноге коровы. Когда люльку поднимают – цепь натягивается и поднимает животное вверх.
Когда привозят коров, которые не могут даже стоять, то их заставляют встать, засовывая им пальцы в ноздри и выкручивая в разные стороны. Но даже если корова поднимается на ноги, опасаешься, что в любой момент она может упасть."
"В плохие времена бывало только лишь по 30 животных", продолжал он. "Многие были простужены, с температурой под 106°F (Согласно федеральному закону, убой крупного рогатого скота не должен производиться, если температура животных более 105°F – их нормальная температура - 101°F).
Доктор Тексан измеряла температуру у животных, но никогда ничего не делала, чтобы помочь им. Коровы лежали на палящем солнце около 3 дней, прежде чем умереть или же доктор Тексан говорила нам, что их нужно пристрелить. Эти больные животные могли поесть или напиться воды, только в том случае, если находили силы, чтобы встать и подойти к кормушке.
Часто даже здоровые животные находились без еды и питья один или два дня. Их просто могли забыть покормить. Иногда животные переворачивали корыта для питья и проходило очень много времени прежде, чем их устанавливали снова. Животные лежали под палящим солнцем без капли воды. Очень многие из них были полностью изнемождены.
И еще – представители СХДА должны проверять животных и если есть подозрение, что какое-то животное больно, то это должно быть отмечено в специальном журнале. Я видел проверяющих, которые просто прогуливались по скотному двору и делали пометки даже не глядя на животных, а затем шли на перерыв пить кофе".
"Как же перегоняли животных, которые все еще держались на ногах", спросила я.
"Вы знаете, пытаться перегнать животных самостоятельно – тщетная попытка", ответил он "Иногда их приходилось подгонять и даже бить. Шоферы любили подастовать их. 5 или 6 электрических проводов вставляли в розетку и шоферы били ими животных. Коровы становились как дикие и их невозможно было усмирить. А шоферы просто стояли и смеялись (Федеральный закон запрещает использовать электрический ток, если мощность превышает 50 Вт.)"
"И что же никто ничего не говорил?"
"Дон Каплан, президент корпорации, подписал соглашение", сказал Корбет "в котором утверждалось, что если работник жаловался на что-то, то начальник мог назначить его на другую работу. Обычно на работу, где снимают с конвейера туши, обрабатывают и засыпают солью. Это ужасно тяжелая работа. Человека переводили туда и вскоре он сам увольнялся".
Я вернулась обратно в Вашингтон. Через несколько дней Тимоти Уолкер позвонил мне и сообщил плохие новости: он был уволен СХДА за то что разговаривал со мной.
ГЛАВА 4
"Мамочка, неужели я должна умереть?"
"Достаточно ли вы смелый человек, чтобы признать, что в естественном водоеме обнаружена палочка бактерии E. Coli 0157:Н7?
И что эта инфекция заражает мясо, которое мы едим? И что последствие этого заражения – болезнь печени, которая раньше была редкой и, которая всего декаду назад стала очень распространенной, особенно среди детей? И что их страдания связаны с двумя последними правительственными администрациями Рейгана и Буша".
Выступление Мэри Херсинк на слушании комиссии СХДА по вопросам зараженного мяса.
Как и большинство правительственных работников, Тимоти Уолкер должен был проработать в СХДА в течение одного года, прежде чем получить постоянную работу в федеральной службе. Он был нанят СХДА на 363 дня и ему оставалось всего 2 дня до получения постоянного места, когда он был уволен СХДА за то, что разговаривал со мной. Я позвонила, чтобы пообщаться с Уолкером, отправила факсом в СХДА Закон О Свободе Слова, и начала звонить и наносить визиты в другие организации в Вашингтоне.
У Мэри Херсинк, женщины, чей сын, Дэмион, чуть не умер, после того, как съел мясо, пораженное инфекцией, было симпатичное лицо, длинные светлые волосы и тихий голос. Возникало ощущение, что разговариваешь со старым другом. Когда я встретила ее на симпозиуме в Сенате, она была в сопровождении десятка родителей, чьи дети отравились зараженным мясом. Некоторые были с детьми, другие без – их дети не выжили и родители взяли их фотографии. На симпозиуме они рассказывали свои истории.
Первой выступила 10-летняя Брайани Кинер. Она рассказала, что заболела после того, как съела полусырой гамбургер в ресторане быстрой еды. Брайани говорила всего минуту, но это, казалось, истощило ее.
Мама Брайани, Сюзанна Кинер, продолжила рассказ дочери.
"Моя дочь Брайани пролежала в больнице 167 дней. Из них 55 дней она находилась на грани между жизнью и смертью.
Наша история начинается с испорченного гамбургера, который Брайани съела в начале января. Через несколько дней у Бри поднялась высокая температура 103.8°F и начались брюшные судороги. Лицо ее стало очень бледным. Ночью мы поехали к нашему педиатру, так как у Бри началось кровотечение из прямой кишки.
Позже, когда я брала у моей дочери мочу для анализа, то баночка была полна крови. Увидев это я выронила ее, Брайани спросила: "Что это, мамочка?". Я сказала, что таким образом выходит та малиновая конфетка, которую она съела час назад…Моя девятилетняя девочка с веселыми карими глазками и длинными каштановыми волосами только начала битву за свою жизнь, которая продлится еще пять с половиной месяцев.
Первые шесть часов в госпитале Брайани испытала страшную боль. Интенсивные желудочные спазмы повторялись каждые 10-12 минут. Ее кишечник увеличился втрое.
Она впала в глубокую кому, которая продолжалась 40 дней. Все внутренние органы опухли. Ее дыхание было учащено до 100 вдохов в минуту.
Когда доктор сказал, что ей осталось жить только час, мы пригласили священника и ее исповедали. Затем ее срочно отправили в операционную, чтобы удалить толстую кишку, хотя врачи все еще давали ей небольшой шанс выжить. Той ночью она выжила чудом.
После второй срочной операции нам сказали, что у Брайани нет шансов выжить. У нее остановилось сердце, но врачи восстановили его работу. Ее сердце сильно опухло и было похоже на губку. Из каждой поры сочилась кровь.
Из-за токсинов печень и поджелудочная железа Бри перестали работать. Несколько раз ее кожа темнела на несколько недель. У нее началась опухоль мозга, которую неврологи не могли лечить даже при помощи специальных лекарств. У нее были эпилептические припадки, в результате которых на глазах образовались кровавые сгустки.
Врачи говорили, что у Брайани сильно воспален мозг. У нее было 5 % выжить и находиться в коме и 95% , чтобы умереть". Брайани приехала в Вашингтон, чтобы свидетельствовать, заплатив слишком высокую цену. У нее было больное сердце, поврежден мозг, диабет, ее легкие были покрыты множественными рубцами, от печени осталась лишь 1/3, девочка дважды переболела пневмонией. Ее мама рассказала на симпозиуме, что мышцы тела Брайани атрофировались и нужна была интенсивная физическая и трудовая терапия.
К животу Брайани все еще была прикреплена "кнопка мики". Во время сна к этой кнопке прикрепляли катетер, через который производилось искусственное питание.
ГУС (Гемотический уремический синдром) привел к полной дисфункции желудка.
Ранее нормальный ребенок, сейчас Брайани не могла даже долго разговаривать. Она была так слаба, что могла посещать школьные занятия только один час в день.
Две дочери Долланов – Андреа (3 года) и Мэри (4 года) заболели сразу же через несколько дней после того, как съели гамбургеры в ресторане быстрой еды в Сиэтле. Детей отвезли в больницу.
Их мама, Дорати Долан, по профессии медсестра, рассказала их историю: "Мой муж и я провели следующие два дня то и дело отводя девочек в туалет, слушая стоны и вздохи по ночам и крики днем. У них продолжался кровавый понос, и Мэри все время повторяла: "мамочка, пожалуйста, сделай так, чтобы мне не было больно". Обе девочки, и она и Андреа все сильнее и сильнее заболевали этой страшной болезнью.
Утором 12 января у Мэри потекла кровь из носа, и моча тоже стала кровавой. Тогда, в туалете, она посмотрела на меня своими большими голубыми глазами и спросила: "Мамочка, неужели я должна умереть?"
Мои самые страшные опасения становились реальностью. Врачи сообщили, что у Мэри развивается ГУС и что ее состояние становится все хуже. На следующее утро у Андреи тоже началось кровотечение из носа и моча тоже стала кровавой.
Мэри кричала, что у нее сильно болит голова. Мы обнимали, жалели ее, но она кричала снова и снова: "Мама! Мама!". Я назвала ее имя, обняла крепче, но ее глаза не фокусировались на мне. Она продолжала звать меня, так как будто не знала, что я рядом.
Мой муж побежал за медсестрой и врачом. Пока мы ждали, казалось прошло несколько часов. Мэри становилось все хуже. Левая часть ее тела не двигалась. Крики о помощи становились все более тихими и неразборчивыми". Мэри поставили диагноз – паралич. "Врачи сказали, что прогнозы у Мэри очень плохие. Инфекция может распространиться и на другие органы: печень, панкреас, легкие, сердце, могут даже начать выпадать зубы. Она может умереть.
Каждые 4-6 часов мы ждали результатов ее анализов. Все это время мы крепко обнимали ее, но ее тело обмякло, в нем не было силы. Ее ступни распухли. Правая сторона лица тоже опухла, так как печень плохо работала. Мэри пыталась сесть, но у нее не было сил и она падала.
Мэри перевели в палату для выздоравливающих в тот день, когда выписали Андрею. Мы кормили Мэри, снова учили ее сидеть, поддерживая ей голову, учили ходить, пользоваться туалетом и ванной. Она прошла физическую, речевую и трудовую терапию. Врачи сказали, что ее можно забирать домой, и проводить терапию там.
Наконец пришел день, когда Мэри могла вернуться домой. Она была очень слаба. Могла сделать лишь два шага самостоятельно. Девочка очень похудела. Маленькая Мэри долго боролась за свою жизнь, но все же вышла из этой борьбы победительницей".
"Невозможно передать словами, что сделала эта страшная болезнь с нашей трехлетней дочерью", сказал Роберт Галлер, он выступал следующим. "Она буквально разрушила жизнь Луис Джой. В течение 18 дней, проведенных в больнице, ей сделали 16 переливаний крови, в легких была жидкость и ее откачивали. Пришлось одеть девочке респиратор. Ее правый глаз перестал видеть, у нее было кровоизлияние в мозг, паралич. Мы были совершенно беспомощны – наша дочь умерла прямо у нас на глазах".
Пока дети страдают от специфических симптомов ГУС, лишь немногие врачи знают, что нужно взять анализ на наличие этой бактерии в организме. Маленькую Луис Джой Галлер лечили от воспаления уха. Рони Рудольф из Сан-Диего, рассказала, что у ее шестилетней дочери Лоурен
были "золотисто-рыжие шелковистые волосы, сияющие карие глаза и лучистая улыбка. За неделю до Рождества папа Лоурен повел ее и ее брата в ресторан быстрой еды, чтобы отпраздновать то, что дети получили хорошие оценки в школе на этой неделе. Через несколько дней у Лоурен начался кровавый понос и сильные желудочные боли".
Во время перерыва Мэри Херсинк сказала мне: "Когда я и другие родители говорим "кровавый понос", мы не имеем в виду немного крови – это кровотечение каждые 10 минут. Кажется, что кто-то вылил в унитаз кварту свернувшейся крови".
Родители Лоурен Рудольф сразу поехали с девочкой в больницу. Не смотря на то, что она не могла ходить, доктор сказал, что у нее грипп и отправил домой. В конце Рождества ее наконец-то приняли в больницу.
"В рождественское утро ее состояние ухудшилось, боли становились все сильнее", говорила ее мать "Обезболивающие не помогали. Ее руки были все исколоты. Мы привезли в больницу ее рождественские подарки. Она улыбнулась, но не смогла их открыть. Дочка очень плохо себя чувствовала".
В тот вечер, прочитав Лоурен рождественские сказки, Рудольфы отправились домой.
"Я поднялась на верх, чтобы немного посидеть в комнате Лоурен", сказала миссис Рудольф "Там я увидела записку, которую моя дочь написала Санта-Клаусу: "Дорогой Санта, я чувствую себя плохо. Пожалуйста, сделай так, чтобы я поправилась. Люблю. Лоурен."".
На следующее утро Рудольфы вернулись в больницу. Их дочери стало еще хуже. "Она говорила своему папе: "Я скоро умру! Я скоро умру!". Я взяла ее руку и сказала, что она скоро выздоровеет. Через полтора часа у Лоурен случился сердечный приступ в возрасте шести лет!"
Через два дня второй сердечный приступ унес ее жизнь.
ГЛАВА 5 Падший человек
Региональные инспектора СХДА встретились, чтобы обсудить дело Уолкера. Они попросили его непосредственного начальника написать письмо, критикующее поведение Уолкера. Она отказалась, сказав, что это был хороший работник и, что его критика в адрес Каплана была обоснованной. До этого она оценила Уолкера как "человека, успешно выполняющего свою работу и имеющего неординарное отношение к работникам Каплана, а также к животным".
Теперь, после общения со мной, у Уолкера начались неприятности. Директор юго-восточного региона СХДА доктор Ллойд Д. Конья отправил Уолкеру длинное письмо на три листа: "Я получил документы, которые доказывают, что вы показали низкий уровень квалификации и не можете больше работать у нас. Я настаиваю на том, что ваше поведение является неприемлемым и ваше дальнейшее пребывание в качестве работника нашей организации не в интересах Федеральной Службы".
Далее Конья допустил тактическую ошибку, открыто обвинив Уолкера в следующем: "Ваше недавнее решение сделать вашу критику достоянием общественности ухудшило наши отношения с Каплан Интернешнел". Далее он говорит, что "хрупкие отношения" между СХДА и бойней Каплана "почти полностью разрушены вашем решением критиковать Каплан Интернешнел публично, вместо того, чтобы обратиться к нам в частном порядке"
Когда Уолкера увольняли, он попытался возбудить дело против доктора Конья, который нарушил федеральный закон защиты свидетелей. Уолкер подтвердил это должностное преступление письменно.
В заключении своего письма Конья добавил: "К сказанному выше добавлю, что черты вашего характера не совместимы с занимаемой вами должностью. Мое решение таково – ваша работа здесь, даже на испытательном сроке, помешает эффективной работе правительственных служб".