Отражение социальных противоречий в теории журналистики
Первая половина XX в. с очень кратким промежутком между двумя мировыми войнами была до предела насыщена драматическими социальными коллизиями.
Противостояние капитализма и социализма, зарождение национального самосознания в колониях, установление фашистских режимов усложнили социологический портрет реальности, политизировали его. Многие страны мира пережили «прерыв постепенности» в историческом развитии, как бы продемонстрировав человечеству возможные модели его будущего. Это не могло не отразиться на социологической науке. В XX в. значительно активизировалась американская социология. В развитии ее эмпирического направления ведущую роль до середины 30-х годов играла Чикагская школа. Объединить эмпирический и теоретический подходы к исследованию социальных проблем стремился П. Сорокин: в 1930 г. он стал во главе социологического факультета в Гарварде. Знаменитый Хоторнский эксперимент расширил арсенал социологических методов. Теория «человеческих отношений», теоретические направления «групповой динамики» и «социометрии» усилили прикладной характер социологии, что имело свои позитивные и негативные стороны: социальный заказ начинал превалировать над научной объективностью.
В конце 30-х годов появилась книга Т. Парсонса «Структура социального действия», которая позднее была признана одним из классических социологических трудов. По мнению историков социологии, теория Парсонса, являясь синтезом предшествующего социологического знания, одновременно станет провозвестником разработки его новых направлений, а исследования автора окажут серьезное влияние на формирование науки о журналистике на Западе.
Говоря о взаимовлиянии социологии и теории журналистики на Западе, следует отметить, что в 20–40-е годы в ряде стран изучение массмедиа шло в русле других научных дисциплин. Они, «исследуя различные аспекты массовой коммуникации, стремились обосновать те или иные выводы и положения социологии, психологии, истории и других наук»[26][26].
Новые тенденции в развитии журналистики, монополизация и сопутствующая ей конкуренция меняли отношения внутри газетно-журнального мира. Формирование рынка периодических изданий в Англии и США привело к ожесточенной «газетной войне»: от уровня тиражей массовых газет зависела щедрость рекламодателя. Традиционных способов решения этой проблемы (конкурсов, лотерей, подарков – всего набора мер по привлечению читателей) было явно недостаточно. «Гангстерские» способы борьбы с конкурентами, к которым прибегал американский магнат прессы У.Р. Херст, в конечном счете оказывались малоэффективными. И коммерческие, и политические интересы диктовали необходимость более серьезного осмысления вопросов, связанных с деятельностью печати. Так, в Америке к ставшим традиционными опросам, проводимым газетами в процессе выборов, в 30-е годы добавляются обследования аудитории. Изучение эффективности рекламы в средствах массовой информации США в 30-е годы неизбежно повлекло за собой конкретно-социологические исследования читательской и радиоаудитории. Один из первых опросов общественного мнения был проведен во Франции в 1937 г. В 30-е годы изучала свою аудиторию и Британская радиовещательная корпорация Би-би-си[27][27].
В XX в. проявилась тенденция, обозначившаяся уже в XIX столетии: социология журналистики формировалась как отклик на нужды социальной практики,в ней отразились реальные потребности прессы. Не случайно возникло мнение, что первыми социологами были сами журналисты. Наконец, логика науки о прессе заставляла выявлять сущность эффектов, порожденных «расширяющейся» системой информации и коммуникации.
Мысль о том, что тираж начинает приносить доход только в том случае, если его можно продать рекламодателю, была высказана в книге У. Липпмана «Общественное мнение», которая приобрела мировую известность в качестве классического труда по изучению информационно-пропагандистских процессов в обществе. Некоторые авторы подчеркивают политологический характер издания. По словам других, сформулированное Липпманом понятие стереотипа, позволяющего человеку адаптироваться в окружающей его сложной действительности, – одно из важнейших достижений социологии. Идеи поиска путей устройства социальной жизни пронизывали и его журналистские выступления, посвященные и внутренней, и внешней политике. Наследие Липпмана получило неоднозначную трактовку и столь же неодинаковую оценку в научных кругах, но его влияние на социожурналистские исследования неоспоримо.
Если У. Липпман отразил в своем творчестве теоретическую ориентацию американской социально-политической мысли, то П. Лазарсфельд, Б. Берельсон и Э. Годэ продемонстрировали приверженность эмпирическому направлению американской социологии, когда в 1940 г. провели конкретно-социологическое изучение влияния средств массовой информации на результаты выборов президента. Это привело к неожиданным результатам: были выявлены «лидеры общественного мнения» и таким образом положено начало концепции «двухступенчатого потока коммуникации». Согласно данной теории, информация поступает сначала к более осведомленным лицам, имеющим к ней прямой доступ, а уже потом к остальным, составляющим основную массу аудитории. В дальнейшем эту концепцию развил Э. Кац, а затем У. Шрамм дополнил ее понятием «многоступенчатого потока коммуникации».
Становятся объектом изучения пропагандистские эффекты средств массовой коммуникации. Истоки этого направления связывают с деятельностью Г. Лассуэлла. Проблемы пропагандистского воздействия оказываются в центре внимания исследователей во время Второй мировой войны. Тогда же оформляются принципы количественного анализа содержания – контент-анализа. В 40-е годы он получает широкое распространение в США. Политическая дивергенция, усилившаяся в мире в 20–40-е годы, наложила серьезный отпечаток и на развитие социологии журналистики.
Традиции немецкой классической философии были восприняты некоторыми представителями социологии в Германии. Ее основоположником считался Ф. Теннис, во главу угла поставивший принцип согласия. Стала развиваться формальная социология; получило распространение историческое течение социологии, проводились эмпирические исследования, содействовавшие формированию индустриальной социологии; становится признанной культурсоциология. В 20–30-е годы формируется Франкфуртская школа. Но с приходом к власти фашистов многие социологи покинули Германию или оказались во внутренней эмиграции. Теннис считал победу фашизма в 1933 г. признаком безумия и ограниченности[28][28]. Значение социологии было сведено на нет.
Между тем в годы нацизма исследованиям в области журналистики уделялось исключительно большое внимание (существовал даже институт газетоведения при Берлинском университете). Однако исследования были сильно идеологизированы. Несмотря на то что в разработке проблем публицистики, пропаганды и агитации ощущались отголоски социологических воззрений, они растворялись в контексте жесткой политической заданности. Так, в институте газетоведения, которым руководил известный немецкий автор Э. Довифат, рассматривались проблемы «публицистического руководства массами и народом».
Как отмечают отечественные исследователи, если свести эти усилия к общему знаменателю, то они состояли не в том, чтобы, скажем, обосновать законы методики просветительской популяризации, а в том, чтобы фактически похоронить одно из существенных открытий обществоведческой мысли прошлого – понятие «общественное мнение»[29][29]. Правда, в это время выходили публикации, в которых вопросы общественного мнения получили определенное освещение, но лишь сквозь призму наиболее эффективного однонаправленного воздействия на сознание масс, возведенного в ранг государственной политики.
Определение функций печати, несущей «ответственность» перед фашистским режимом, находилось в поле зрения итальянских теоретиков журналистики. Одновременно они интересовались профессиональными, личностными характеристиками журналистов, их подготовкой в условиях фашизации печати. Изолировать общественное мнение от «сторонних» источников информации стремились франкистские исследователи печати, немало способствовавшие фалангизации и клерикализации испанской прессы. Формальная «отмена» социологии в той или иной стране не означала, что ее компоненты полностью исчезали из теоретико-журналистских исследований. Однако сферой их функционирования становилась не столько наука, сколько политическая идеология.
В 20-е годы прошлого столетия наблюдался взлет социологической мысли в Советской России:появились кафедры и отделения социологии в университетах, был учрежден социологический институт. Вышло в свет значительное число работ по социологии, в частности тех, основная направленность которых «состояла в выявлении соотношения истории русской социологической мысли и социологии марксизма, в стремлении сформулировать оригинальную социологию марксизма и определить ее место в системе марксизма»[30][30]. Развернулись эмпирические социологические исследования; многие из них были посвящены изучению условий труда и быта различных групп населения, а также социальных вопросов культуры.
Объектом конкретно-социологического изучения стала и журналистика[31][31]. Многие исследования проводились партийными комитетами или по их поручению[32][32]. Но газеты и сами пытались держать руку на пульсе общественного мнения. Например, уездные газеты Петроградской (а затем Ленинградской) губернии 20-х годов не просто печатали письма читателей и заметки рабселькоров, а помещали на своих полосах отклики на них, проводили дискуссии по материалам корреспонденции, поступавшей из самых отдаленных деревень. Они пытались вести более или менее систематизированный анализ различных сторон деятельности редакции. Вот как выглядел «Календарь газеты» от 19 декабря 1925 г., регулярно публиковавшийся в «Волховском труженике».
К этому выпуску поступило писем от крестьян – 64.
Поступило писем от рабочих – 17.
Зачислено новых селькоров и рабкоров – 149.
Подписчиков на этот выпуск – 2400.
Помещено писем из деревни – 26.
Помещено писем от рабочих – 12.
Статей помещено – 14.
Всего помещено заметок – 78.
Составило этот выпуск человек – 72.
Дано ответов и справок – 11.
Послано заметок на расследование – 3.
Конечно, нельзя не согласиться с тем, что в силу недостаточно глубокой методологической и методической оснащенности «исследования эти были не всегда достаточно точными и дали не слишком много для практического использования»[33][33]. Но нельзя и не признать, что они помогли уточнить типологические характеристики изданий в условиях послереволюционной дифференциации прессы, сыграли заметную роль в создании новых печатных органов.