Может ли обман быть нравственным?

Для решения этого вопроса необходимо прежде всего выяснить, в каких условиях возникает намерение прибегнуть к обману.

Известно, что ситуация, в которой осуществляется расследование, может носить бесконфликтный характер (ситуация согласия), но может быть и конфликтной. В основе каждого преступления лежит конфликт правонарушителя с законам, с интересами людей, общества, государства. Восстановление нарушенного права начинается с раскрытия и расследования преступления, в ходе которых конфликт с законом обретает форму конфликта со следователем — лицом, призванным установить истину. Так возникает конфликтная следственная ситуация, в которой противодействие следователю в установлении истины и его меры по преодолению этого противодействия и достижению целей следствия являются доминирующими факторами. Реальность подобных ситуаций, их обыденность и распространенность обусловили развитие тех приемов и рекомендаций криминалистической тактики, которые вооружают следователя для действий в обстановке конфликта, помогают разрешить его в соответствии с законом и нравственными требованиями.

Возможность возникновения конфликтов, выражающихся в противоборстве при установлении истины, обычно не вызывает сомнений ни у процессуалистов, ни у криминалистов. Так, В.Л. Васильев писал: "Для следственной деятельности характерно преодоление сопротивления со стороны не заинтересованных в успешном расследовании дела лиц. Пожалуй, нет другого вида человеческой деятельности, успешному окончанию которой так активно противоборствовали бы заинтересованные люди и группы лиц"1. С.А. Голунский еще

Васильев В. Л Юридическая психология Л., 1974 С 45

 


Криминалистика • проблемы сегодняшнего дня

 

в 1942 г. говорил: "Если обвиняемый действительно виновен и пытается скрыть свою виновность, то между ним и следователем неизбежно завязывается своего рода борьба"1. Авторы работ по судебной этике единогласно признают, что деятельность следователя "протекает, как правило, в конфликтных ситуациях, носит характер борьбы"2, что преодоление противодействия лиц, заинтересованных в сокрытии истины, "порождает порой острые конфликтные ситуации, требующие от следователя немалой нравственной стойкости'". Разумеется, понятия борьбы, соперничества, конфликта в практике расследования достаточно условны, заимствованы криминалистикой и практикой из психологии, теории игр, обыденной жизни.

Под конфликтом принято понимать столкновение сторон, сил, мнений. В психологии — это столкновение противонаправленных, несовместимых тенденций в сознании индивида, в межличностных взаимодействиях индивидов или групп людей, связанное с острыми отрицательными эмоциональными переживаниями. Выделяются следующие виды конфликтов.

1) внутриличностный конфликт — столкновение примерно равных по силе, но противоположно направленных мотивов, потребностей, интересов и т.п. у одного и того же человека;

2) межличностный конфликт — ситуация взаимодействия людей, при которой они либо преследуют несовместимые цели, либо придерживаются несовместимых ценностей и норм, пытаясь реализовать их во взаимоотношениях друг с другом, либо одновременно в острой конкурентной борьбе стремятся к достижению одной и той же цели, которая может быть достигнута лишь одной из конфликтующих сторон;

3) межгрупповой конфликт, где в качестве конфликтующих сторон выступают социальные группы, преследующие несовместимые цели и своими практическими действиями препятствующие друг другу4.

1 Голунский С. А Допрос на предварительном следствии. Ашхабад, 1942 С 81

2 Горский Г. Ф , Кокорев Л Д., Котов Д. П. Указ соч С 99.

1 Проблемы судебной этики М, 1974 С 154

4 См Краткий психологический словарь М, 1985 С. 195.

 

Глава IV Нравственные начала деятельности следователя 109

Для следственной практики наиболее характерен межличностный конфликт, в криминальной практике — конфликт в виде острой конкурентной борьбы; следователь же может переживать состояние внутриличностного конфликта.

Установление истины в условиях конфликтной ситуации всегда лежит на пути разрешения конфликта. В досудебной стадии оно, как правило, выражается либо в установлении следователем невиновности лица, либо в признании последним своей вины. Если дело человека, не признающего себя виновным, но, по мнению следователя, уличенного в совершении преступления, передается в суд, конфликт остается неразрешенным, он переносится в стадию судебного разбирательства.

Конфликт на предварительном следствии может быть разрешен лишь правомерными средствами, не вызывающими в данной следственной ситуации сомнений в их нравственности. Абстрактная формула "средство может быть только нравственным или только безнравственным — всегда и везде" коренится в разрыве теоретического и практического отношения к морали как объекту этической науки, где такой разрыв приводит "к двум традиционным болезням: к старческому бессилию формализма, пытающегося с помощью спекулятивного выведения категорий, игнорируя данные о реальном нравственном поведении людей, решить все этические проблемы, и к сентиментальному, проповедническому морализированию (курсив мой. — Р-Б.), которое, обращаясь к нравственным нормам, не может предложить ничего, кроме их проповеди, без скольконибудь серьезного, научного их обоснования, без понимания объективно происходящих нравственных процессов, их внутренних противоречий"1. Думается, что применительно к допустимости обмана мы как раз и сталкиваемся с подобным "проповедническим морализированием".

Как свидетельствуют приведенные социологические данные, господствующая в профессиональной следственной этике концепция аморальности обмана лишь

Мораль и этическая теория М, 1974 С 8—9.

 


Криминалистика проблемы сегодняшнего дня

 

на словах признается практическими работниками, повсеместно прибегающими к его использованию. Однако возникающее противоречие между официальным осуждением обмана и конкретной потребностью прибегнуть к нему в интересах установления истины по делу порождает у следователя внутриличностный конфликт, конфликт между считающимся должным и реально сущным.

Выдающийся отечественный психолог А.Р. Лурия предложил классификацию внутриличностных конфликтов, включающих три основных типа: 1) конфликт "приближение — приближение" — состояние человека, при котором ему приходится выбирать одну из двух в равной степени привлекательных альтернатив; 2) конфликт "приближение — удаление", когда одна и та же цель для выбирающего ее индивида является в одинаковой степени и привлекательной, и непривлекательной, вызывает как положительные, так и отрицательные эмоции (такой конфликт иногда именуют амбивалентным); 3) конфликт "удаление — удаление", когда индивид вынужден выбирать одну из двух в равной степени непривлекательных альтернатив1. Для рассматриваемого нами случая наиболее характерен внутриличностный конфликт третьего типа: перед следователем возникает альтернатива: прибегнуть в допустимых пределах к обману противостоящего ему лица или "провалить" дело. В сознании следователя возникает противоречие между отдельными ценностями, его ценностная ориентация подвергается испытанию.

О путях разрешения подобного внутриличностного конфликта пишет Н.П. Хайдуков: "Если в процессуально-тактической ситуации возникло противоречие между отдельными ценностями и сохранить их обе при достижении общественно значимой цели не представляется возможным, то целесообразным и морально оправданным будет такое тактическое решение, которое направлено на сохранение наиболее значимой в данной ситуации ценности, подобно тому, как при крайней необходимости (ст. 14 УК) законным является действие,

См.: Краткий психологический словарь. М., 1985 С. 152—153.

 

Глава IV Нравственные начала деятельности следователя 111 которым причинен вред меньшему благу в целях предотвращения вреда большему. При этом следователь должен осознавать, что: а) в процессуально-тактической ситуации ценности противоречивы; б) вмешательство в ситуацию всегда становится объективно вынужденным, ибо невмешательство по принципу "лучше ничего не делать, чем делать вредное" есть зло, причиняющее вред более высокой ценности; в) вмешательство порождает одновременно и зло. и добро, т.е. результат всегда носит противоречивый характер, но зло всегда должно быть меньшим по отношению к добру; г) результат оказывает положительное влияние на успешное выполнение задач уголовно-процессуальной деятельности"1.

Уклонение от вмешательства в ситуацию, от выбора средства, способного решить стоящие перед расследованием задачи, он справедливо квалифицирует как аморальность, спасающую абстрактную "нравственную чистоту" следователя, но порождающую еще большее зло, чем оно могло быть вызвано правильным вмешательством. Еще более категоричен В.И. Бакштановский: "Нравственно и целесообразно то средство, которое необходимо и достаточно для достижения нравственной цели, которое в то же время не противоречит более высокой и высшей цели, не изменяет их характер"2.

Приведенные рассуждения и данные практики позволяют сделать следующий вывод: при отсутствии в законе однозначного запрешения использовать обман при расследовании преступлений вопрос о его допустимости целиком лежит в области морали.

Отвлечемся от теории "меньшего зла" и поставим вопрос прямо: может ли обман быть нравственным?

По любой моральной шкале, при любом понимании "общечеловеческих ценностей" на этот вопрос следует отрицательный ответ, хотя он и носит абстрактный, отвлеченный от конкретной реалии характер. Но когда эта абстракция "накладывается" на нечто конкретное, она теряет свой императивный характер.

1 Хайдуков Н. П. Указ, соч С 64—65.

1 Бакштановский В. И. Принципы морального выбора. М., 1974.

С. 49.

 


Криминалистика проблемы сегодняшнего дня

 

Да, обман аморален, но его использование в условиях войны, по отношению к врагу — это даже не "меньшее зло", а залог победы.

Да, обман аморален, но прибегающий к нему врач, успокаивающий с его помощью смертельно больного человека, едва ли может быть за это осужден.

Можно предвидеть возражение: следователь не имеет дела с врагом, да и в отношении смертельно больного едва ли будет решаться вопрос о привлечении его в качестве обвиняемого. Названные примеры, очевидно, здесь не служат аргументами. Поэтому обратимся к другим.

Знакомиться с чужими письмами аморально. Однако при определенных условиях закон позволяет следователю делать это.

Подслушивать чужие разговоры аморально. Однако в определенных обстоятельствах закон позволяет следователю и это.

Заставлять человека обнажаться в присутствии посторонних аморально, но следователю дозволено и это.

Перечень можно продолжить. Во всех подобных случаях действия следователя законны, но от этого они не становятся нравственными с точки зрения абстрактных норм морали. Отрицательная моральная оценка таких действий не препятствует их совершению, если на шкале ценностей они выступают как "меньшее зло", если их цели безусловно нравственны. Средневековое иезуитское правило "цель оправдывает средства" в конкретном историческом контексте было действительно безнравственно, поскольку служило оправданием аморальных целей, но в аспекте решаемой проблемы может служить определенным ориентиром.

Выбор следователем "меньшего зла" несомненно является результатом нравственного компромисса. Подобные компромиссы допустимы в следственной деятельности, естественно, лишь в объективно вынужденных случаях, "когда другого выхода нет, а результат такого компромисса положительно влияет на достижение целей предварительного следствия. Безусловное отрицание компромиссов в следственной деятельности есть не что иное, как проявление мнимой заботы об

 

Глава IV. Нравственные начала деятельности следователя 113 "абсолютной чистоте" применяемых средств борьбы со злом. По существу, это рекомендация не вмешиваться в конфликтную ситуацию и тем самым подчиниться злу, даже вопреки стремлению следователя найти морально оправданный выход из создавшегося положения". Далее автор цитаты Н.П. Хайдуков справедливо подводит итог этим рассуждениям: "Если при выборе приемов и средств воздействия возникло противоречие между двумя отдельными ценностями и сохранить их обе при достижении процессуально и тактически значимой цели не представляется возможным, то целесообразным и морально оправданным будет нравственный компромисс, т.е. такое тактическое решение, которое направлено на сохранение наиболее значимой в данной ситуации ценности. Следователь вынужден поступать так для достижения конечных главных целей, осознавая при этом, что добро является не абсолютным и "меньшее зло", которое вершится, необходимо и нужно для того, чтобы свести его к минимуму, чтобы оценить роль этого "меньшего зла" и искоренить возможность прибегать к этому средству в будущем ... надо ... разумно бороться за максимум добра и минимум зла"1.

Чем же следует руководствоваться, прибегая к обману как "меньшему злу", в каких случаях он действительно абсолютно недопустим?

Думается, что обман ничем не может быть оправдан, если он основывается:

а) на правовой неосведомленности противостоящего следователю лица, на незнании им своих прав и обязанностей, на его ошибочных представлениях о правовых последствиях своих действий;

б) на заведомо невыполнимых обещаниях этому лицу (нереальных льгот, незаконных послаблений или иных недопустимых выгод, неправомерного изменения меры пресечения на более легкую, неосновательного изменения процессуального статуса и т.п.);

в) на фальсифицированных доказательствах, специально изготовленных свидетельствах "признаний со-

Хайдуков Н. П. Указ соч. С 72

 


Криминалистика • проблемы сегодняшнего дня

 

 

 

участников", фальсифицированных заключениях экспертов и т.п.;

г) на дефектах психики подследственного и иных его болезненных состояниях;

д) на мистико-религиозных предрассудках противостоящего следователю лица.

Представляется, что подобные ограничения носят категорический характер.

Обман (с соблюдением перечисленных ограничений) служит одним из средств преодоления противодействия расследованию. Его допущение — более или менее адекватный ответ на распространенность и изощренность противодействий, к которым в последнее время подключаются не только виновные в правонарушении лица, но и их приспешники вплоть до коррумпированных представителей правоохранительных органов. Но условия выбора обмана как тактического средства не могут служить единственным критерием его оправданности. Допустимость обмана, даже тогда, когда он представляется единственно возможным средством преодоления оказываемого следствию противодействия, определяется, помимо названных оснований, безусловной избирательностью и недопущением опасных последствий, к которым он может привести. Такими последствиями могут быть: унижение чести и достоинства личности; признание несуществующей вины, самооговор; оговор невиновных или преувеличение вины других лиц; развитие у обвиняемого или связанных с ним лиц низменных побуждений и чувств. Как видно, условия допустимости обмана весьма узки и достаточно жестки, но принципиально его следует признать допустимым.

В заключение несколько слов по поводу еще одного аргумента противников обмана на предварительном следствии. Иногда утверждается, что обман недопустим потому, что влечет нарушение психологического контакта между следователем и противостоящим ему лицом, а это губительно для следствия. Но представление о том, что существует такой психологический контакт, особенно если подследственный — рецидивист или участник сплоченной преступной группировки,

 

Глава IV. Нравственные начала деятельности следователя 115 нередко чисто иллюзорно: о каком контакте может идти речь при наличии диаметрально противоположных интересов "контактирующих"? Нарушать здесь просто нечего, ибо если до выяснения этой противоположности еще можно было говорить о некоем контакте, то после такого выяснения, когда и возникают основания для использования обмана, никакого контакта в его психологическом смысле не существует, его сменяет противостояние, противоборство.

Условия, в которых сейчас работают следователи, без преувеличения экстремальны. К перегрузкам и постоянному дефициту времени необходимо присоединить и оказываемое преступниками изощренное противодействие, их давление на следователей вплоть до угроз физического насилия, широкие возможности воспрепятствовать установлению истины, которыми обладают организованные преступные сообщества. В этих условиях недопустимо лишать следователя любого тактического средства борьбы с преступностью только потому, что оно может вызывать сомнения в его абстрактной "моральной чистоте", понятие которой формулиру ется в безнадежном отрыве от жизни, от реальной следственной практики.