Глава третья Гром сверху 11 страница

Но что человеку, с другой стороны, доводы разума, когда перед глазами его уже возникла восхитительная картинка, на которой — если глядеть со стороны — полноватая такая, фигуристая, с крепким телом и великолепными, крутыми бедрами баба, обнимает тебя, прижимается и виснет на тебе, словно ее от неистового желания больше не держат ноги? И сладкие губы прилипают к твоим губам, а? Какие, к черту, после этого доводы?! А тебе уже давно не тридцать, а хорошо за сорок, и скоро, ты это прекрасно знаешь, «сладости» кончатся, как кончается все хорошее в жизни…

Так что, догонять? Ловить? Или положиться на случай?

А если вот он и есть — тот самый случай? Почему нет?

Как когда-то сказала ему Клавдия Сергеевна, вечная и верная секретарша Кости Меркулова, которая и по сей день вздыхает по нему, понимая всю тщету своих мечтаний? А она сказала: «Страсть не знает границ, Сашенька!» Это она имела в виду, разумеется, границы дозволенного, и ничего другого. И что, кому стало потом плохо от этого?.. Да, таким макаром можно, в сущности, все в жизни оправдать… Ну если не все, то многое, отчего не приходит зло к человеку…

Вон столько разных, но на единую тему мыслей промелькнуло в голове Турецкого, пока он медлил в поисках наиболее верного ответа. И он нашелся, разумеется, — куда деваться, слаб человек, ох слаб!..

— Тебя волнуют… нет, страшат, только ближайшие два-три дня? Или вообще вся дальнейшая жизнь?

— И то и другое, — решительно заявила она. — Я уверена, что они меня начнут преследовать!

— За что тебя преследовать? — философски изрек Турецкий и сообразил, что взял неверную интонацию — надо проявить больше заботы. — И кто такие — они?

— Откуда я знаю?! Может, завистники Давки… его недоброжелатели…

— Ну безопасность я тебе… вернее, мы, как служба, призванная к тому, думаю, сумеем обеспечить. И сегодня, и завтра, и на какое-то время в будущем. Но тебе придется хорошенько подумать, как жить дальше. А чтоб ты не волновалась, я, пожалуй, заберу тебя сегодня и устрою в безопасном месте, согласна?

— Я там буду прятаться одна? — весьма практично спросила она.

— Почему обязательно прятаться? Решим.

— Тогда я согласна.

— Хорошо, я тут закончу дела и подъеду. Дверь никому не открывай, наоборот, закрой на все засовы, которые я там у тебя видел. А я позвоню по мобильнику прямо с лестничной площадки. Возьми с собой документы, ценности там, необходимые вещи, потому что появишься ты у себя дома теперь только в субботу, на девятинах.

— А где я буду все это время?

— Ева, не задавай глупых вопросов. Такие вещи по телефону не обсуждают. Клади пока трубку и жди, буду в течение часа.

Прежде чем принять последних посетителей, Турецкий позвонил Грязнову и рассказал ему о Еве.

Нет, то, что женщину следовало обезопасить, тут не было никаких сомнений. Но вот где? На конспиративной квартире в Северном Бутове? Можно бы, Володька вернул ключ, до вольный. Но там же нет ничего для жизни.

— Это можно обеспечить, — предположил Турецкий.

— А кто ее будет охранять? — осведомился Грязнов.

— Ну я, еще кого-нибудь найдем… А потом, я не думаю, что она сейчас нуждается в охране. Если это какой-то наезд, то они сами должны быть заинтересованы, чтоб с ней все было в порядке.

— И не боишься?

— Чего?

— Не чего, а кого? Если она такая решительная, то может не остановиться на достигнутом, и тогда ее поведение будет непредсказуемо, Саня. А у тебя семья.

— Это хорошо, что ты вовремя напомнил, — съязвил Турецкий.

— Я чисто по-дружески. Впрочем, на одну ночку могу и у себя приютить. Тут уж она точно будет в безопасности. А потом переправим ее в Бутово и охранника приставим.

— С этим вариантом я, пожалуй, готов согласиться. И врать ничего не надо, а я у тебя останусь, верно?

— Ну да, а Грязнову вечно расплачиваться за подвиги друга. Ладно, приезжайте, черт с вами, я хоть посмотрю, что это за краля такая…

Ева умела очаровывать людей — мужчин, надо понимать. Не прошло и получаса, как в ее руках уже все горело, жарилось, парилось и шкварчало.

Она была, оказывается, неплохой хозяйкой и умела готовить. Грязнов понаблюдал с легкой ревностью за ее быстрыми и ловкими движениями и, вздохнув, оставил кухню. В столовой было уже все накрыто к ужину, Александр Борисович потягивал из бокала легкое красное вино, присланное Грязнову в бочонке из Ставрополя, где тот не раз бывал, покуривал, пуская дым в форточку, и улыбался своим мыслям.

Ева, когда он явился, была готова следовать за ним хоть на край света. Она сидела в прихожей на стуле, а у ног ее была внушительная, набитая сумка. Здесь, показала она, только самое необходимое, что нужно женщине в любом незнакомом ей месте. У Турецкого было на этот счет кардинально противоположное мнение, но он дипломатично промолчал, чтобы не начинать уже основательное знакомство с банальной свары.

Поднял тяжелую сумку, вторую ручку которой Ева захотела ухватить сама, чтобы ему было полегче, но он не позволил.

Усадив ее на заднем сиденье машины — чтоб не мешала, он поехал, постоянно оглядываясь и наблюдая за автомобилями, едущими сзади. Уже темнело, поэтому и наблюдение было вести непросто. Но он знал, что надо делать в подобных ситуациях. Внезапно меняя скорость и перестраиваясь из ряда в ряд в неплотных еще автомобильных потоках, Турецкий в кутерьме бесчисленных переулков возле Преображенской площади лихо оторвался от возможного преследователя и по Щелковскому шоссе вырвался на МКАД, после чего у начала Осташковского шоссе сделал петлю и нырнул на Енисейскую улицу. И еще через десять минут успешно зарулил во двор грязновского дома, где вышедший по телефонному сигналу Вячеслав Иванович открыл пустую ракушку, и Турецкий загнал в нее свой синий «пежо».

Знакомство на улице с женщиной, одетой по-зимнему, обычно не бывает долгим, но больше всего Грязнова удивила все-таки объемистая сумка, которую Турецкий не без труда извлек из багажника. Слава подошел к Сане и негромко сказал:

— Она с ума не сошла? Это что, переезд вместе со всем домашним хозяйством? Дама меняет гарнизон? Я на это, честно говоря, не рассчитывал. А ты-то куда смотрел?

— Чудак, а куда смотрит мужик, когда видит красивую бабу?

— Ты так остроумно ставишь вопрос?

— Я его никак не ставлю. Если ты полагаешь, что я ее собираюсь у тебя поселить, то давай лучше сразу отвезу ее в Бутово. Просто куплю чего-нибудь пожрать по дороге.

— Ты меня не понял, Саня, — внушительно сказал Грязнов, — я никому в гостеприимстве не отказываю, это мой принцип. Поэтому не обижай. Но стоит ли овчинка, как говорится, выделки? Она умеет что-нибудь, вообще? Готовить, к примеру?

— А вот и проверим. Я до сего дня в ее доме не питался. Даже чаю путем попить не удалось сегодня. Вот и поглядим…

Без тяжелой шубы, в элегантном брючном костюме почти в обтяжку, Ева — при ее-то формах — сразу вызвала пристальный интерес у Грязнова, поскольку это был, как говаривал мультяшный ослик Иа, его любимый размер. Ну и вместе с интересом, естественно, проснулась и некоторая ревность к другу Сане, который и тут ухитрился перебежать дорожку и прийти к финишу первым. Ну в самом деле, чего бы именно ему, Грязнову, не отправиться выяснять подноготную Давида Грицмана к нему домой? Вот и обошел бы на повороте. Но это все так, пустые и шутливые байки на тему знакомства с приятной женщиной. А Ева, слыша их дружескую, легкую пикировку и почти физически ощущая на себе заинтересованные взгляды то одного, то другого, словно купалась в них, как обнаженная пловчиха в залитом слепящими прожекторами бассейне. И ее, похоже, одолевала в свою очередь известная мысль курицы, удиравшей от петуха, — «Не слишком ли быстро я бегу?».

Понимая, что застольный разговор в любом случае коснется важной для них темы, которая беспокоила «свежеиспеченную» вдову больше всех остальных, Александр Борисович решил не затягивать и начал первым.

Он изложил примерную версию, по которой Давид Грицман оказался жертвой доктора Баранова. Как это все было проделано, они уже обсуждали сегодня, и повторения не потребовались. Но по-прежнему оставался загадкой главный вопрос: за что? Чем мог так сильно насолить Давид своему приятелю, что тот решился на фактическое убийство? Другими словами, все подвел как бы к дорожно-транспортному происшествию, из которого живыми люди, как правило, не выходят.

Что могла рассказать им, поддавшись желанию быть с новыми друзьями до конца откровенной, но по-прежнему настороженная и словно ожидающая подвоха, Ева? Что ей было известно вообще о деятельности своего мужа? То, что он баловался наркотиками? Да, это ясно, теперь не только ей одной. А на что он жил? На что содержал богатую квартиру, жену и дорогую машину? Где он трудился? За что получал деньги? Где брал их на те же наркотики? Уж об этом-то она могла если не знать твердо, то хотя бы догадываться.

И теперь оба мужчины с ожиданием смотрели на нее.

А что, если он был удачливым бизнесменом? С широкими связями. Да, и среди его многочисленных знакомых — иначе не собралось бы на похороны столько народа — имелись, вероятно, и криминальные связи. А у кого их сегодня нет? Смешно говорить об этом прокурору и генералу милиции, но ведь оно так?

И Саня СЃРѕ Славой подтвердили, что нынче РІ РРѕСЃСЃРёРё действительно так. Криминал давно уже слился СЃ бизнесом. И поэтому, может быть, именно РІ бизнесе Давида Рё следует искать причину его гибели? И нечего РІРѕРєСЂСѓРі, что называется, РѕРіРѕСЂРѕРґ городить?

Это сложный РІРѕРїСЂРѕСЃ. Разумеется, Давид РјРѕРі иметь врагов, желавших ему любых бед, вплоть РґРѕ смерти. РќРѕ желать Рё сделать — РЅРµ РѕРґРЅРѕ Рё то же. Рљ тому же РІСЃРµ отмечали его легкий, незлобивый характер, его умение ладить СЃ РґСЂСѓРіРёРјРё людьми Рё находить СЃ РЅРёРјРё РєРѕРјРїСЂРѕРјРёСЃСЃС‹. РќР° него, например, Р·Р° РІСЃРµ РіРѕРґС‹ РЅРµ было РЅРё РѕРґРЅРѕРіРѕ покушения — это Рѕ чем-то РіРѕРІРѕСЂРёС‚? Потом, РѕРЅ РЅРёРєРѕРіРґР° РЅРµ рвался РІ лидеры, ему вполне хватало того, что РѕРЅ имел. РќРѕ теперь, после его смерти Рё РІРІРёРґСѓ того что Сѓ него РЅРµ осталось РЅРёРєРѕРіРѕ РёР· наследников, РєСЂРѕРјРµ СЃСѓРїСЂСѓРіРё, которая РІ бизнесе РЅРё черта РЅРµ смыслит, СЃ РЅРёРј придется расстаться. Рђ это РІСЃРµ-таки несколько приличных бутиков РјРѕРґРЅРѕР№ одежды Рё РѕР±СѓРІРё. И охотников РЅР° РЅРёС… найдется, РІРёРґРёРјРѕ, немало. Недаром РІРѕС‚ уже РєРѕРіРѕ-то сильно беспокоит знакомство РІРґРѕРІС‹ СЃ помощником генерального РїСЂРѕРєСѓСЂРѕСЂР°. И уже пошли какие-то СѓРіСЂРѕР·С‹. Рђ если узнают еще Рё Рѕ Грязнове, то вообще пиши пропало, сживут СЃРѕ свету. Поэтому Ева так признательна РёРј РѕР±РѕРёРј Р·Р° то, что РѕРЅРё приняли горячее участие РІ ее СЃСѓРґСЊР±Рµ, Рё надеется, что РѕРЅРё СЃРѕ СЃРІРѕРёРј опытом подскажут ей ее дальнейшие шаги, чтобы РІРґРѕРІРµ совсем РЅРµ остаться, как говорится, РЅР° бобах.

А что, весьма трезвая мысль! Об этом, кстати, тоже следовало подумать, коли уж они приняли на свои плечи такую благородную ношу. Но это не сейчас, это потом, позже, когда решится главный вопрос.

— Какой?

Вопрос Евы вызвал у обоих некоторое замешательство. Кажется, эта прекрасная дама, которая умела вкусно готовить, участвовать без жеманного кокетства в мужской компании и не стесняться острых выражений, решила, что мир действительно крутится исключительно вокруг ее очаровательного стана. Как — какой? Возбуждено же уголовное дело! Совершены убийства! Вот и надо в первую очередь найти и наказать виновных!

— А что, нельзя это делать все вместе? И чтоб искать, и мне помогать?

Друзья переглянулись и невольно вздохнули. «Девушка» в самом деле годилась только для одного дела, увы…

Грязнов через какое-то время вышел на кухню покурить. В комнатах он предпочитал дышать чистым воздухом. А через несколько минут — с той же целью — туда вышел и Турецкий. Они посмотрели друг на друга и усмехнулись.

— Похотливая пустышка, — печально заметил Грязнов. — Я думаю, тебе хватит ума не вешать на наши шеи еще и дело об утоплении этого Додика?

— Зачем, пусть расследуют те, кто пожелает его возбудить, все равно они ни к чему не придут. Зато по нашей линии вполне может наступить полная ясность. Это когда мы окончательно раскрутим Баранова. Лишний обвинительный эпизод в его деле. Вот тогда и поможем коллегам. А специально заниматься Додиком ни я не буду, ни кому другому не посоветую. Да там, по-моему, и не собираются, вообще, возбуждать его. Все же предельно понятно. Наркота, авария, сам виновный в ней погиб. Впрочем, что я тебе рассказываю? Ты же сам мне об этом и говорил.

— Ну говорил… Но речь-то не о нем сейчас, а о ней.

— А ты чего от нее хотел? Цитат из философов? Но до них мы еще не дошли. И вряд ли дойдем — с такими темпами. Я вот теперь про девятины эти думаю. Как она их организует, чтоб и нам, ну кому-нибудь, поприсутствовать незаметно.

— Элементарно. Пусть соберет народ не у себя дома, а в каком-нибудь кабаке. Этих забегаловок сейчас на каждом шагу. Бабки небось есть, и самой не возиться. А заказать можно по телефону.

— А что, толковая идея. Надо ей предложить…

— Вот и забирай ее, Саня, и отправляйся-ка ты с ней в дальнюю комнату. Только предупреди ее, чтоб не громко орала, мне только воплей ваших и не хватает, — сердито закончил Грязнов.

— С чего ты взял, что она орать станет? Да в чужом доме?

— А я этот бабский тип знаю. Весь мир вокруг моей задницы, — пробурчал Слава.

Турецкий весело ухмыльнулся:

— Так, может, мне вообще увезти ее подальше? Чтоб ты спал спокойно?

— Делай что говорят. Действительно, а чего я себе представлял? Глупости…

— Но ключик ты мне все-таки дай.

Ева сразу поняла, что ей наконец-то повезло, когда она только увидела Сашу Турецкого, а затем поймала на себе его оценивающий взгляд мужчины, обнаружившего вдруг вожделенную цель. К сожалению, он не мог быть холостым — обручальное кольцо на безымянном пальце правой руки сидело давно и плотно. А при более близком рассмотрении оказалось уже основательно потертым и, видимо, вообще не снималось с пальца. Так свободные мужики не носят. Как не носят и те, кто захотел бы развестись, чтобы попытаться создать новую семью. Да, собственно, и сам Турецкий — это Ева сумела понять — был не столько романтиком, очарованным неожиданно явившимся видением, сколько опытным практиком, который прекрасно знает, что должно последовать за чем и когда чему настает время. С таким не пропадешь, даже имея его просто в любовниках.

Вот поэтому, не ставя перед собой неопределенных отдаленных целей, Ева решила обойтись для начала малым — внушить ему беспокойство о себе. О своей несчастной судьбе, которая на самом деле была далеко не несчастной, а с неожиданным уходом давно уже нелюбимого супруга еще и полной возможных теперь, вполне реальных удовольствий. Если бы не одно «но».

Она не сказала всей правды о телефонном звонке. Она все-таки знала, кто звонит. Это был полковник милиции Петя Огородников, который, особенно в последнее время, преследовал ее своими звонками. Не устояла однажды Ева перед смазливым полковником и позже сама была не рада. Этот полковник, как и другой Давкин приятель — Ваня, который также, было дело, достал ее своей настойчивостью, — оба они оказались в постели настоящими извергами. И дело было даже не в том, что они вытворяли с ней все, что считали для себя нужным, изощрялись во всех своих буйных фантазиях, они, как неожиданно выяснилось, были знакомы и между собой. И однажды явились оба и устроили ей такое, о чем Ева вспоминала с содроганием и ужасом. А уходя, строго посоветовали ей молчать, если она не хочет крупных неприятностей своему мужу, который, оказывается, давно сидел у них на крючке. Что это за крючок, она не знала, но догадывалась, что, скорее всего, наркотики, к которым Давка, к сожалению, крепко уже пристрастился и не обращал на свою жену никакого внимания. Так что здесь была как бы и месть ему с ее стороны, и большая ошибка, которая могла привести ее к еще худшим последствиям.

И с речью «незнакомца» она тоже слукавила. Правда, разговор про «базар» был. Но, касаясь ее знакомства с Турецким, Огородников сказал просто и цинично: «Если хочешь ему дать, не стесняйся. Только смотри, чтоб у тебя по ошибке, не дай тебе Бог, не вылетело мое имя или Ванькино, поняла?! Одно имя — и тебе хана».

А насчет «базара» он сказал, чтобы она собрала поминки на девятый день и пригласила только нескольких человек. Он потом назовет ей фамилии и номера телефонов, по которым следует позвонить. Но это были совершенно незнакомые ей люди. И она заявила, что не желает приглашать чужих. Вот тогда он и сказал эту фразу: «Готовься к серьезному базару, где мы сами решим, что тебе дальше делать и чем заниматься». Естественно, она поняла эту угрозу как обещание отнять у нее те магазины, которые принадлежали Давке. А на что же она станет жить? На те несчастные пятьдесят, или чуть больше, тысяч «зеленых», что лежали в домашнем сейфе? На ее жалкие драгоценности, приобретенные в лучшие годы, когда Давка еще не баловался наркотой?