Жюльен привязал веревку к верхней перекладине лестницы и стал медленно
Опускать ее, высунувшись далеко за оконную нишу, чтобы не задеть лестницей
стекла внизу. "Вот удобный момент, чтобы прикончить меня, - подумал он, -
если кто-нибудь спрятан в комнате у Матильды". Но кругом по-прежнему царила
Глубокая тишина.
Лестница коснулась земли, Жюльену удалось уложить ее на гряду с
Экзотическими цветами, которая в виде бордюра шла вдоль стены.
- Что скажет моя мать, - молвила Матильда, - когда увидит свои
Роскошные насаждения в таком изуродованном виде.
- Надо бросить и веревку, - добавила она с удивительным хладнокровием.
- Если увидят, что она спущена из окна, это будет довольно трудно объяснить.
- А мой как уходить отсюда? - шутливым тоном спросил Жюльен, подражая
Ломаному языку креолов (Одна из горничных в доме была родом из Сан-Доминго.)
- Вам - ваш уходить через дверь, - в восторге от этой выдумки отвечала
Матильда.
"Ах, нет, - подумала она, - конечно, этот человек достоин моей любви!"
Жюльен бросил веревку в сад; Матильда схватила его за руку. Подумав,
Что это враг, он быстро обернулся и выхватил кинжал. Ей показалось, что
Где-то открыли окно. Несколько мгновений они стояли неподвижно, затаив
Дыхание. Луна озаряла их ярким, полным светом. Шум больше не повторился,
Беспокоиться было нечего.
И тогда снова наступило замешательство, оно было одинаково сильно у
Обоих. Жюльен удостоверился, что дверь в комнату заперта на все задвижки;
Ему очень хотелось заглянуть под кровать, но он не решался. Там вполне могли
Спрятаться один, а то и два лакея Наконец, устрашившись мысли, что он потом
Сам будет жалеть о своей неосторожности, он заглянул.
Матильду опять охватило мучительное чувство стыда. Она была в ужасе от
Того, что она затеяла.
- Что вы сделали с моими письмами? - выговорила она наконец.
- Первое письмо спрятано в толстенную протестантскую Библию, и
Вчерашний вечерний дилижанс увез ее далеко-далеко отсюда.
Он говорил очень внятно и умышленно приводил эти подробности с тем,
Чтобы люди, которые могли спрятаться в двух огромных шкафах красного дерева,
Куда он не решался заглянуть, услышали его.
- А другие два сданы на почту и отправлены той же дорогой.
- Боже великий! Зачем же такие предосторожности? - спросила изумленная
Матильда.
"Чего мне, собственно, лгать?" - подумал Жюльен и признался ей во всех
Своих подозрениях.
- Так вот чем объясняются твои холодные письма! - воскликнула Матильда,
И в голосе ее слышалось скорее какое-то исступление, чем нежность.
Жюльен не заметил этого оттенка, но от этого "ты" кровь бросилась ему в
Голову, и все его подозрения мигом улетучились; он точно сразу вырос в
Собственных глазах; осмелев, он схватил в объятия эту красавицу, которая
Внушала ему такое уважение. Его оттолкнули, но не слишком решительно.
Он снова прибегнул к своей памяти, как некогда в Безансоне с Амандой
Бине, и процитировал несколько прелестных фраз из "Новой Элоизы".
- У тебя мужественное сердце, - отвечала она ему, не вслушиваясь в его
слова. - Я признаюсь тебе: мне хотелось испытать твою храбрость. Твои
Подозрения и твоя решимость доказывают, что ты еще бесстрашнее, чем я
Думала.
Матильде приходилось делать над собой усилия, чтобы говорить с ним на
"ты", и, по-видимому, это непривычное обращение больше поглощало ее
Внимание, чем то, что она говорила.
Спустя несколько мгновений это "ты", лишенное всякой нежности, уже не
Доставляло никакого удовольствия Жюльену; его самого удивляло, что он не
Испытывает никакого счастья, и, чтобы вызвать в себе это чувство, он
Обратился к рассудку. Ведь он сумел внушить уважение этой гордячке, которая
Так скупа на похвалы, что если когда кого и похвалит, так тут же оговорится;
Это рассуждение наполнило его самолюбивым восторгом.