РљРѕРіРґР° РјС‹ еще встретимся? Счастье, длившееся недолго 4 страница
— Если ты в это веришь, — осторожно сказал Ка.
— Я говорю это только тебе. Неджип рассказывал тебе тайны, о которых не говорил никому. Я умоляю, скажи мне правду: Неджип мне никогда не говорил, что в нем зарождаются атеистические сомнения. Но тебе он мог рассказать об этом. Тебе Неджип никогда не говорил, что сомневается (помилуй, Аллах!) в существовании Аллаха?
— Он поведал не о том сомнении, о котором говоришь ты, а о кое-чем другом. Неджип сказал, что когда человек представляет себе смерть своих родителей, и начинает плакать, и от этой грусти получает удовольствие, и, подобно этому, он сам волей-неволей думал о том, что Аллаха, которого он очень любил, не существует.
— Сейчас и со мной происходит то же самое, — выпалил Фазыл. — Ру меня нет никакого сомнения в том, что это сомнение посеяла во мне душа Неджипа.
— Но это сомнение не означает атеизм.
— Но теперь я признаю правоту девушек, совершивших самоубийство, — с грустью сказал Фазыл. — Я только что сказал, что мог бы сам совершить самоубийство. Я не хочу называть покойного Неджипа атеистом. Но сейчас я слышу в себе некий атеистический голос и очень этого боюсь. Какой вы, я не знаю, но вы были в Европе и вы, конечно же, познакомились со всеми этими образованными, пьющими и употребляющими наркотики людьми. Пожалуйста, расскажите, что чувствует атеист?
— Такого, чтобы человек постоянно хотел совершить самоубийство, не бывает.
— Не постоянно, но иногда мне хочется себя убить.
— Почему?
— Потому что СЏ РІСЃРµ время думаю Рѕ Кадифе Рё РІ голове Сѓ меня больше ничего нет! РћРЅР° постоянно Сѓ меня перед глазами. РљРѕРіРґР° СЏ занимаюсь уроками, РєРѕРіРґР° смотрю телевизор, РєРѕРіРґР° Р¶РґСѓ, чтобы наступил вечер, РІ самом нейтральном месте, РІСЃРµ напоминает РјРЅРµ Кадифе, Рё РјРЅРµ очень больно. РЇ чувствовал это Рё РґРѕ смерти Неджипа. РќР° самом деле СЏ всегда любил РЅРµ Теслиме, Р° Кадифе. РќРѕ СЏ РїРѕС…РѕСЂРѕРЅРёР» РІ себе РІСЃРµ, потому что это была любовь моего РґСЂСѓРіР°. Рту любовь заронил РІРѕ РјРЅРµ Неджип, РІСЃРµ время РіРѕРІРѕСЂСЏ Рѕ Кадифе. РљРѕРіРґР° солдаты напали РЅР° общежитие, СЏ РїРѕРЅСЏР», что РѕРЅРё могли убить Неджипа, Рё обрадовался, РґР°. РќРµ РёР·-Р·Р° того, что РјРѕРіСѓ выплеснуть наружу РјРѕСЋ любовь Рє Кадифе, Р° РёР·-Р·Р° ненависти Рє Неджипу, который напоил меня этой любовью. Сейчас Неджип умер, теперь СЏ свободен, РЅРѕ это РЅРµ привело РЅРё Рє чему, РєСЂРѕРјРµ того, что СЏ еще больше влюбился РІ Кадифе. РЇ думаю Рѕ ней СЃ самого утра Рё постепенно теряю способность думать Рѕ чем-то РґСЂСѓРіРѕРј. Рћ Господи, что РјРЅРµ делать?
Фазыл закрыл обеими руками лицо и заплакал навзрыд. Ка зажег сигарету «Мальборо», и ощутил в себе эгоистическое безразличие. Он долго гладил голову Фазыла.
В этот момент к ним подошел агент Саффет, который одновременно смотрел телевизор и наблюдал за ними.
— Пусть юноша не плачет, я не понес его удостоверение в центр, оно у меня, — сказал он.
Все еще плакавший Фазыл не проявил интереса, и Ка потянулся и взял удостоверение, которое он протягивал, вытащив из кармана.
— Почему он плачет? — спросил шпик с беспокойством отчасти человеческим, отчасти присущим агенту.
— От любви, — ответил Ка.
Он тут же успокоил шпика. Ка смотрел ему вслед до тех пор, пока тот не вышел из чайной и не ушел.
Потом Фазыл СЃРїСЂРѕСЃРёР», как РѕРЅ может вызвать интерес Кадифе. Р’ это время РѕРЅ сказал Рё Рѕ том, что весь Карс знает, что РљР° влюблен РІ сестру Кадифе Рпек. Страсть Фазыла показалась РљР° такой безнадежной Рё невозможной, что РІ какой-то момент РѕРЅ испугался, что любовь, которую РѕРЅ испытывал Рє Рпек, может оказаться настолько Р¶Рµ безнадежной. Фазылу, который СѓР¶Рµ переставал всхлипывать, РѕРЅ без воодушевления повторил предложение Рпек: "Будь СЃРѕР±РѕР№".
— РќРѕ СЏ РЅРµ РјРѕРіСѓ этого сделать, РїРѕРєР° РІРѕ РјРЅРµ РґРІРµ души, — сказал Фазыл. — Р Рє тому Р¶Рµ атеистическая душа Неджипа постепенно захватывает меня. После того как СЏ РјРЅРѕРіРёРµ РіРѕРґС‹ думал Рѕ том, что молодые товарищи, которые занимаются политикой, совершают ошибку, сейчас РјРЅРµ хочется вместе СЃ исламистами сделать что-РЅРёР±СѓРґСЊ против военного переворота. РќРѕ СЏ чувствую, что сделаю это для того, чтобы обратить РЅР° себя внимание Кадифе. Меня пугает то, что Сѓ меня РІ голове нет ничего, РєСЂРѕРјРµ Калифе. РќРµ оттого, что СЏ ее совсем РЅРµ знаю. РР·-Р·Р° того, что СЏ РІРёР¶Сѓ, что теперь РЅРµ верю РЅРё РІРѕ что, РєСЂРѕРјРµ любви Рё счастья, совсем как атеист.
РџРѕРєР° Фазыл плакал, РљР° колебался, сказать ему или нет, чтобы РѕРЅ РЅРёРєРѕРјСѓ РЅРµ рассказывал Рѕ своей любви Рє Кадифе Рё что ему надо бояться Ладживерта. РћРЅ думал, что, СЃСѓРґСЏ РїРѕ тому, что Фазыл знает Рѕ его отношениях СЃ Рпек, РѕРЅ СѓР¶ точно знает РѕР± отношениях Кадифе Рё Ладживерта. РќРѕ если РѕРЅ знает РѕР± этом, то ему РЅРµ следует любить ее РёР·-Р·Р° иерархии РІ РёС… политической организации.
— РњС‹ бедны Рё так мало значим, РІСЃСЏ проблема заключается РІ этом, — сказал Фазыл СЃРѕ странным гневом. — Нашим жалким Р¶РёР·РЅСЏРј нет никакого места РІ истории человечества. Р РІ конце концов РІСЃРµ РјС‹, кто живет РІ это жалком РіРѕСЂРѕРґРµ Карсе, РІ РѕРґРёРЅ прекрасный день сдохнем Рё исчезнем. Никто Рѕ нас РЅРµ РІСЃРїРѕРјРЅРёС‚, никто нами РЅРµ заинтересуется. РњС‹ останемся РЅРµ имеющими никакого значения людьми, которые режут Р”РРЈР“ РґСЂСѓРіСѓ горло РёР·-Р·Р° того, что женщинами РЅСѓР¶РЅРѕ надевать РЅР° голову, людьми, которые задыхаются РІ СЃРІРѕРёС… маленьких Рё ерундовых ссорах. Р’СЃРµ забудут Рѕ нас. РљРѕРіРґР° СЏ РІРёР¶Сѓ, что РјС‹ уйдем РёР· этого РјРёСЂР°, РїСЂРѕР¶РёРІ такую глупую Р¶РёР·РЅСЊ Рё РЅРµ оставив никакого следа, СЏ СЃ негодованием понимаю, что РІ Р¶РёР·РЅРё нет ничего, РєСЂРѕРјРµ любви. Ртогда РјРЅРµ делается больно РѕС‚ того, что СЏ чувствую Рє Кадифе, РѕС‚ того факта, что РІ этом РјРёСЂРµ СЏ РјРѕРіСѓ утешиться, только РѕР±РЅСЏРІ ее, Рё РѕРЅР° РЅРµ выходит Сѓ меня РёР· головы.
— Да, это мысли, которые к лицу атеисту, — сказал Ка безжалостно.
Фазыл снова заплакал. А Ка не вспомнил и не записал никуда, о чем они говорили позже. По телевизору скрытая камера показывала маленьких американских детей, которые переворачивались со стульев, разбивали аквариумы, падали в воду, падали на пол, споткнувшись, наступив на свой подол, и все это сопровождалось искусственным смехом. Вместе с людьми в чайной Фазыл и Ка долго смотрели на американских детей, улыбаясь и забыв обо всем.
РљРѕРіРґР° РІ чайную вошла Захиде, РљР° Рё Фазыл смотрели РїРѕ телевизору РЅР° РіСЂСѓР·РѕРІРёРє, который загадочным образом продвигался РїРѕ какому-то лесу. Захиде отдала РљР° желтый конверт, который РЅРµ вызвал Сѓ Фазыла никакого интереса. РљР° прочитал записку, лежавшую внутри: РѕРЅР° была РѕС‚ Рпек. Кадифе Рё Рпек хотели видеть РљР° через двадцать РјРёРЅСѓС‚, РІ семь часов, РІ кондитерской "Новая Р¶РёР·РЅСЊ". Захиде узнала РѕС‚ Саффета, что РѕРЅРё РІ чайном РґРѕРјРµ "Удачливые братья".
Фазыл сказал вслед Захиде:
— Ее племянник в нашем классе.
— Он ужасный любитель карт. Он никогда не пропускает петушиные бои, собачьи бои на ставки.
Ка отдал ему ученический билет, который забрал у полицейского.
— Меня ждут в отеле на обед, — сказал он и поднялся.
— Ты увидишь Кадифе? — без всякой надежды спросил Фазыл.
Рему стало неудобно из-за выражения скуки и жалости на лице Ка. "Я хочу убить себя". Когда Ка выходил из чайной, он прокричал ему вслед:
— Если увидишь ее, скажи, если она снимет платок, я убью себя. Но я сделаю это не из-за того, что она сняла платок, а из-за удовольствия убить себя ради нее.
Поскольку до встречи в кондитерской еще было время, Ка свернул на боковые улицы. Проходя по Канальной улице, он увидел чайную, где утром написал стихотворение "Улицы мечты", и вошел внутрь, но на ум ему пришло не новое стихотворение, как ему хотелось, а желание выйти через черный ход полупустой чайной, заполненной сигарным дымом, на улицу. Он прошел заснеженный двор, в темноте перелез через низкий забор и, поднявшись на три ступеньки вверх, под лай той же собаки на цепи спустился в подвал.
Здесь горела бледная лампа. Внутри РєСЂРѕРјРµ запаха угля Рё запаха несвежего РІРѕР·РґСѓС…Р° РљР° почувствовал еще Рё запах ракы. РСЏРґРѕРј СЃ гудевшим котлом парового отопления были несколько человек, отбрасывавших тень. Увидев, что среди картонных РєРѕСЂРѕР±РѕРє СЃРёРґСЏС‚ Рё РїСЊСЋС‚ ракы сотрудник РќРРЈ СЃ птичьим РЅРѕСЃРѕРј, больная туберкулезом РіСЂСѓР·РёРЅРєР° Рё ее РјСѓР¶, РѕРЅ РІРѕРІСЃРµ РЅРµ удивился. Казалось, РѕРЅРё тоже РЅРµ удивились появлению РљР°. РќР° голове Сѓ больной женщины РљР° увидел шикарную красную шляпку. Женщина угостила РљР° сваренным яйцом Рё лепешкой, Р° ее РјСѓР¶ стал наливать РљР° СЂСЋРјРєСѓ ракы. РљРѕРіРґР° РљР° чистил скорлупу яйца, сваренного вкрутую, сотрудник РќРРЈ СЃ птичьим РЅРѕСЃРѕРј сказал, что эта квартира РІ котельной — самое теплое место РІ Карсе, просто рай.
Стихотворение, которое РљР° написал РІ последовавшей тишине, без РІСЃСЏРєРёС… неприятностей Рё РЅРµ пропустив РЅРё РѕРґРЅРѕРіРѕ слова, называлось В«Рай». РўРѕ, что РѕРЅРѕ было размещено как раз РЅР° РѕСЃРё фантазии, далеко РѕС‚ центра снежинки, РЅРµ означало, что рай — это воображаемое будущее; для РљР° это означало то, что воспоминания Рѕ рае могли остаться живыми только РІ воображении.
Вспоминая это стихотворение в последующие годы, Ка перечислил некоторые воспоминания по отдельности: летние каникулы в детстве, дни, когда он сбегал из школы, когда они с сестрой забирались на постель, где лежали родители, некоторые рисунки, которые он рисовал в детстве, встреча и поцелуй с девочкой, с которой он познакомился на школьной вечеринке.
РљРѕРіРґР° РѕРЅ шел Рє кондитерской "Новая Р¶РёР·РЅСЊ", РѕРЅ думал РѕР±Рѕ всем этом столько Р¶Рµ, сколько Рё РѕР± Рпек. Р’ кондитерской Кадифе Рё Рпек СѓР¶Рµ ждали его. Рпек была такой красивой, что РљР° РІ какой-то момент показалось (также Рё РїРѕРґ влиянием ракы, которую РѕРЅ выпил РЅР° пустой желудок), что РѕРЅ сейчас заплачет РѕС‚ счастья. Сидеть Р·Р° РѕРґРЅРёРј столом СЃ РґРІСѓРјСЏ красивыми сестрами Рё разговаривать СЃ РЅРёРјРё — это придавало РљР° ощущение РЅРµ только счастья, РЅРѕ Рё гордости: ему хотелось Р±С‹, чтобы его СЃ этими РґРІСѓРјСЏ женщинами увидели престарелые турецкие торговцы РІРѕ Франкфурте, которые каждый день улыбались ему Рё здоровались, РЅРѕ РІ кондитерской, РіРґРµ вчера убили директора педагогического института, сейчас совершенно РЅРёРєРѕРіРѕ РЅРµ было, РєСЂРѕРјРµ пожилого официанта. РџРѕРєР° РѕРЅРё сидели РІ кондитерской "Новая Р¶РёР·РЅСЊ" вместе СЃ Рпек Рё Кадифе (пусть даже РѕРґРЅР° РёР· РЅРёС… Рё была СЃ закрытой головой), РІ сознании РљР° РІСЃРµ время присутствовал образ фотографии, снятой СЃ улицы, РЅР° которой РѕРЅ был Р±С‹ изображен Р·Р° столом СЃ РґРІСѓРјСЏ красивыми женщинами, словно РІ зеркале заднего РІРёРґР°, РІ котором постоянно РІРёРґРЅР° идущая сзади машина.
Сидевшие Р·Р° столом женщины, РІ отличие РѕС‚ РљР°, РІРѕРІСЃРµ РЅРµ испытывали беспокойства. Поскольку РљР° рассказал, что узнал Рѕ том, что было РЅР° собрании РІ отеле «Азия», РѕС‚ Фазыла, Рпек была краткой.
— Ладживерт покинул собрание в гневе. Кадифе сейчас очень раскаивается в том, что сказала там. Мы отправили туда, где он прячется, Захиде, но там его не оказалось. Мы не можем найти Ладживерта.
Рпек начала говорить, как старшая сестра, которая пытается помочь младшей найти выход РёР· ее неприятностей, РЅРѕ сейчас Рё РѕРЅР° сама выглядела слишком встревоженной.
— Если вы найдете его, что вы у него попросите?
— Сначала РјС‹ хотим убедиться, что РѕРЅ Р¶РёРІ Рё что его РЅРµ поймали, — сказала Рпек. РћРЅ бросила взгляд РЅР° Кадифе, которая, казалось, РІРѕС‚-РІРѕС‚ расплачется. — Принеси нам новости Рѕ нем. Скажи ему, что Кадифе сделает РІСЃРµ, что РѕРЅ пожелает.
— Вы знаете Карс намного лучше меня.
— Вечером, РІ темноте, РјС‹ только женщины, — сказала Рпек. — РўС‹ узнал РіРѕСЂРѕРґ. РРґРё РІ чайные РґРѕРјР° "Лунный старец" Рё "Светлый путь" РЅР° проспекте Халит-паши, РєСѓРґР° С…РѕРґСЏС‚ студенты-исламисты РёР· лицея имамов-хатибов. Там, конечно, сейчас кишит полиция, РЅРѕ РѕРЅРё тоже сплетники, если СЃ Ладживертом случилось что-то плохое, ты узнаешь РѕР± этом.
Кадифе вытащила носовой платок и собиралась вытереть нос. Ка решил, что она расплачется.
— Принеси нам новости РѕС‚ Ладживерта, — сказала Рпек. — Если РјС‹ задержимся, отец будет Р·Р° нас волноваться. РћРЅ также ждет тебя РЅР° СѓР¶РёРЅ.
— Посмотрите и в чайных в квартале Байрам-паши! — сказала Кадифе, вставая.
Р’ беспокойстве Рё грусти девушек было что-то такое С…СЂСѓРїРєРѕРµ, такое привлекательное, что РљР° прошел СЃ РЅРёРјРё полпути РёР· кондитерской РґРѕ отеля "Снежный дворец", потому что РЅРµ РјРѕРі расстаться СЃ РЅРёРјРё. Насколько РљР° привязывал Рє РЅРёРј страх, что РѕРЅ может потерять Рпек, настолько Р¶Рµ Рё загадочное общее чувство РІРёРЅС‹, которое РѕРЅ испытывал (РѕРЅРё РІСЃРµ вместе делали что-то втайне РѕС‚ РёС… отца). Ему подумалось Рѕ том, что РєРѕРіРґР°-РЅРёР±СѓРґСЊ РѕРЅРё поедут СЃ Рпек РІРѕ Франкфурт, что приедет Рё Кадифе, что РѕРЅРё РІСЃРµ втроем РїРѕР№РґСѓС‚ РїРѕ Берлинскому проспекту, заходя РІ кофейни Рё глядя РЅР° витрины. РћРЅ совсем РЅРµ верил РІ то, что сможет выполнить данное ему задание. Чайная "Лунный старец", которую РѕРЅ нашел без труда, была такой заурядной Рё постной, что РљР°, почти забыв, для чего пришел СЃСЋРґР°, какое-то время РІ одиночестве смотрел телевизор. Р’РѕРєСЂСѓРі было несколько юношей студенческого возраста, РЅРѕ, несмотря РЅР° его усилия завязать беседу (РѕРЅ заговорил Рѕ футбольном матче РїРѕ телевизору), никто Рє нему РЅРµ подошел. Рђ РљР° между тем сразу приготовил пачку сигарет, чтобы угостить РёС…, Рё положил РЅР° стол зажигалку, чтобы кто-РЅРёР±СѓРґСЊ РїРѕРїСЂРѕСЃРёР» разрешения воспользоваться ею. РџРѕРЅСЏРІ, что РЅРµ сможет ничего узнать Рё РѕС‚ косоглазого продавца, РѕРЅ вышел Рё пошел РІ чайный РґРѕРј "Светлый путь", который был неподалеку. Здесь РѕРЅ увидел несколько юношей, смотревших тот Р¶Рµ футбольный матч. Если Р±С‹ РѕРЅ РЅРµ заметил газетные вырезки РЅР° стенах Рё таблицу встреч Карсспорта Р·Р° этот РіРѕРґ, РѕРЅ Р±С‹ РЅРµ СЃРјРѕРі вспомнить, что вчера разговаривал здесь СЃ Неджипом Рѕ существовании Аллаха Рё Рѕ смысле РјРёСЂР°. РћРЅ увидел, что СЂСЏРґРѕРј СЃРѕ стихотворением, которое РѕРЅ читал вчера вечером, РґСЂСѓРіРѕР№ РїРѕСЌС‚ написал Рё повесил пародию, Рё РѕРЅ начал переписывать ее РІ СЃРІРѕСЋ тетрадь:
РЇСЃРЅРѕ: мама РёР· Рая РЅРµ выйдет, РЅРµ сможет нас обнять,
Ротец наш никогда ее не перестанет избивать.
Все равно будет сердце теплеть, а душа — оживать.
Потому что это СЃСѓРґСЊР±Р°; утопая РІ дерьме, будем Карс РјС‹ как Рай вспоминать.
— Ты пишешь стихи? — спросил мальчик-продавец, стоявший напротив.
— Молодец, — сказал Ка. — Ты умеешь читать вверх ногами?
— Нет, братец, я и нормально читать не умею. Я бросил школу. А потом я уже вырос, грамоте так и не смог научиться, а теперь уже поздно.
— Кто написал это новое стихотворение на стене?
— Те парни, которые приходят сюда, — поэты.
— Почему их нет сегодня?
— Вчера их всех забрали солдаты. Остальные — кто в тюрьме, кто спрятался. Спроси вот у этих, они полицейские в штатском, они знают.
Там, куда он показывал, сидели два юноши, бурно разговаривавшие о футболе, но Ка не стал подходить к ним и что-то спрашивать, он сразу вышел из чайной.
Ему приятно было увидеть, что снег начался вновь. Он вовсе не верил, что найдет след Ладживерта в чайных домах квартала Байрам-паши. Сейчас, вместе с грустью, которую он чувствовал в тот вечер, когда приехал в Карс, он ощущал внутри себя и счастье. Ожидая, что придет новое стихотворение, он медленно, словно во сне, прошел мимо уродливых и бедных бетонных зданий, мимо заснеженных парковок, мимо обледенелых витрин чайных, парикмахерских и бакалейных магазинчиков, мимо дворов, в которых со времен русских лаяло несколько собак, мимо магазинчиков, где продавались запчасти для тракторов, все необходимое для телег и магазинчиков, где продавали брынзу. Он чувствовал, что все, что он видел: предвыборные афиши партии «Отечество», маленькие окна с плотно задернутыми занавесками, реклама "Появилась вакцина от японского гриппа", повешенная много месяцев назад в заледеневшую витрину аптеки «Знание», и отпечатанные на желтой бумаге призывы против самоубийств — не забудет до конца своей жизни. В нем с такой силой поднялась эта невероятная ясность восприятия всех подробностей момента, который он переживал, чувство, что "в этот миг все связано между собой, и он сам — неотделимая часть этого глубокого и прекрасного мира", что он, думая, что подступает новое стихотворение, вошел в какую-то чайную на проспекте Ататюрка. Но стихотворение ему в голову не пришло.